Царица Проклятых - Энн Райс

Когда я попробовала крикнуть, я снова оказалась в своем теле! Я билась в агонии, словно ножи резали меня заживо. Но эта сеть, гигантская сеть, не отпускала меня, она больше не была бесконечной, она сжалась в более плотную ткань, напоминавшую огромное шелковое полотно.

И эта сеть – одновременно видимая и невидимая – вихрем крутилась вокруг меня, поднимая, швыряя на пол, поворачивая из стороны в сторону. Из ран лилась кровь. И она намочила ткань, как произошло бы с любой сетью.

И то, что было прозрачным, перестало быть таковым. И я увидела чудовищную вещь, бесформенную, невероятных размеров, по которой текла моя кровь. Но у этой вещи была и другая материя, очевидно, какой-то центр, крошечный пылающий центр, который оказался внутри меня и бился в моем теле, как напуганный зверь. Он носился по моим рукам и ногам, бился, стучал. Словно сердце обрело конечности и теперь стремилось убежать. Оно кружилось в моем животе, а я рвала ногтями собственное тело и готова была взрезать себе живот, лишь бы оно убралось.

И мне показалось, что огромная невидимая часть этого существа – кровавое облако, которое окружило и обволокло меня, – подчиняется этом крошечному ядру, суматошно кружащемуся по моему телу, то кидающемуся мне в ладони, то появляющемуся в ногах. Оно помчалось вверх по позвоночнику.

Я умру, несомненно умру, думала я. Потом я словно ослепла! Тишина. Оно меня убило – я была в уверена. Теперь я, наверное, опять должна взмыть вверх? Но вдруг я открыла глаза и села на полу, как будто и не подвергалась нападению, я видела все так отчетливо! Хайман, пламенеющий факел в его руке! Деревья в саду – такое впечатление, что раньше я никогда по-настоящему не присматривалась к самым простым вещам! Боль окончательно исчезла – я не ощущала ее ни внутри, ни снаружи. Только свет обжигал глаза, я не могла выносить его сияние. Но при этом я спаслась от смерти, мое тело стало еще более прекрасным, безупречным. Вот только…»

И тут она замолчала, равнодушным взглядом уставившись в пустоту. А потом добавила:

«Остальное вам рассказал Хайман».

Она взглянула на стоящего рядом с ней царя, пытающегося постичь смысл ее слов, как пытались постичь его мы.

«Ваш дух, – сказала она. – Он пытался убить нас. Но все получилось иначе, вмешалась некая великая сила, восторжествовавшая над его дьявольским злодейством. – И снова убежденность покинула ее. Ложь так и не слетела с языка. Лицо внезапно превратилось в холодную маску злобы. И она ласково сказала: – Скажите нам, ведьмы, мудрые ведьмы – вам же известны все тайны, – как называются такие, как мы?»

Мекаре вздохнула и посмотрела на меня. Я поняла, что она не хочет сейчас говорить об этом. И мне вспомнилось старое предостережение духов. Египетские царь и царица начнут задавать нам вопросы, и наши ответы им не понравятся. И нас уничтожат…

Царица повернулась к нам спиной, села и склонила голову. Тогда и только тогда стала очевидной ее истинная печаль. Царь устало улыбнулся нам.

«Мы страдаем, ведьмы, – сказал он. – Мы сможем снести бремя нашего превращения только при том условии, что разберемся во всем. Вы, кто общается с невидимыми существами, скажите нам, что вам известно о таком волшебстве, помогите нам, если можете, ибо вы знаете, что мы никогда не желали вам зла, мы всего лишь хотели сеять истину и закон».

Мы не стали заострять внимание на очевидной глупости этого утверждения – о преимуществах насаждения истины путем поголовной резни. Но Мекаре потребовала, чтобы теперь царь рассказал все, что помнит.

Он говорил о том, что, без сомнения, известно каждому из вас. О том, как он умирал, как попробовал кровь жены, заливавшую его лицо, как его тело словно возродилось и потребовало этой крови, как он принял ее у жены и как она дала ему кровь и он стал таким же, как она. Но у него не было таинственного облака крови. Ничто не бегало, безумствуя, по его внутренностям.

«Жажда невыносима, – сетовал он. – Невыносима».

И тоже склонил голову.

Сначала мы с Мекаре лишь молча смотрели друг на друга, и по обыкновению Мекаре заговорила первой:

«Мы не знаем, как называются такие, как вы. Мы не слыхали, чтобы в нашем мире прежде случалось хоть что-либо подобное. Но совершенно очевидно, что там произошло. – Она устремила взгляд на царицу. – Когда ты почувствовала наступление смерти, твоя душа, как очень часто случается, попыталась побыстрее убежать от страданий. Но когда она поднималась, ее схватил дух Амель, невидимый, как и твоя душа. При нормальном течении событий ты смогла бы с легкостью побороть это привязанное к земле существо и перейти в неведомые нам миры.

Но этот дух уже давно произвел в самом себе абсолютно новую перемену. Этот дух попробовал вкус крови людей, чьи тела он пронзал или истязал, чему вы и сами были свидетелями. А в твоем полном крови теле, невзирая на многочисленные раны, еще теплилась жизнь.

Итак, жаждущий крови дух ринулся в твое тело, хотя его невидимая часть была по-прежнему прикована к твоей душе.

Ты все еще могла восторжествовать над ним, сразившись с этим злым духом, как часто делают одержимые. Но крошечное ядро духа – материальный ревущий центр всех духов, из которого исходит их бесконечная энергия, – внезапно наполнилось кровью, чего раньше никогда не случалось.

Таким образом, слияние крови и неподвластной времени ткани усилилось и ускорилось в миллион раз, по всему его телу, как материальному, так и нематериальному, растеклась кровь – вот это и было кровавое облако.

Но важнее всего – боль, которую ты почувствовала, боль в руках и ногах. Ибо в тот момент, когда твое тело постигла неизбежная смерть, ядро духа слилось с плотью твоего тела, равно как его энергия слилась с твоей душой. Ядро нашло некое особое место, где материя слилась с материей, как дух слился с духом, и образовалось новое существо».

«Его сердце и мое сердце, – прошептала царица, закрыв глаза и положив руку на грудь, – слились воедино».

Мы промолчали, ибо это было явным упрощением, к тому же мы не верили, что центром интеллекта и эмоций является сердце. Мы считали, что их контролирует мозг. И в тот момент нам с Мекаре вспомнилась страшная картина: растоптанные в золе и пыли сердце и мозг нашей матери.

Но мы побороли воспоминания. Непозволительно было бы показать нашу боль тем, кто явился ее причиной.

Царь засыпал нас вопросами.

«Ну хорошо, – сказал он, – вы объяснили, что произошло с Акашей. Дух вселился в нее, и, вероятно, его ядро слилось с ее ядром. Но что со мной? Я не чувствовал этой боли, не было никакого беснующегося демона. Я почувствовал… Я почувствовал одну лишь жажду, когда ее окровавленные руки коснулись моих губ».

Он взглянул на жену. Было очевидно, что эта жажда заставляет их испытывать стыд и ужас.

«Но в тебе находится тот же самый дух, – ответила Мекаре. – Это один и тот же Амель. Его ядро заключено в теле царицы, но он вошел и в тебя».

«Как это могло случиться?» – спросил царь.

«Его невидимая часть огромна, – сказала Мекаре. – Случись вам увидеть его целиком до катастрофы, вашим глазам предстало бы нечто практически безграничное».

«Да, – призналась царица. – Сеть как будто заволокла все небо».

Мекаре пустилась в объяснения:

«Эти духи приобретают физическую силу только в том случае, если сожмут в объеме свое гигантское тело. Сами по себе они подобны облакам на горизонте, даже больше, они иногда хвастались нам, что не имеют пределов, хотя это, скорее всего, неправда».

Царь пристально смотрел на жену.

«Но как его выпустить?» – вопросила Акаша.

«Да. Как уничтожить его?» – поддержал ее царь.

Никто из нас не хотел отвечать. Мы недоумевали, почему им обоим неясен ответ на этот вопрос.

«Уничтожь свое тело, – наконец сказала Мекаре царице. – И он будет уничтожен вместе с ним».

Царь недоверчиво посмотрел на Мекаре.

«Уничтожить ее тело?!!»

Он беспомощно перевел взгляд на жену.

Но Акаша только горько улыбнулась. Эти слова ее не удивили. Она долго молчала и смотрела на нас с неприкрытой ненавистью, потом взглянула на царя. Повернувшись к нам, она задала свой вопрос:

«Но мы же мертвы, да? Мы не выживем, если он умрет. Мы не едим, не пьем, если не считать крови, которой он требует, наши тела больше не исторгают из себя отходы, с той ужасной ночи мы не изменились ни в одной мелочи, мы больше не живые люди».

Мекаре не отвечала. Я видела, что она изучает их, старается увидеть в их телах не людей, но посмотреть на них глазами ведьмы, окружить их тишиной и покоем, чтобы пронаблюдать за теми неощутимыми аспектами, которые ускользали от обычных взоров. Глядя на них и прислушиваясь, она впала в транс. А когда заговорила, ее голос звучал глухо и безжизненно:

«Он работает над твоим телом, трудится неустанно, как огонь над деревом, как черви над останками животного. Он продолжает работать, и это неизбежно, это продолжение слияния, вот почему его ранит солнце – он использует всю свою энергию, чтобы продолжать работу, и он не выносит солнечного света».