Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Шон поймал мои губы, и я стиснула зубы на его языке, предупреждая не произносить при мне имени этой дуры. Никогда, иджит, слышишь? Радуйся, что у художниц короткие ногти, иначе я б воспользовалась моментом оставить на тебе след львицы, чтобы стыдно было скинуть рубашку перед другой. Я знаю, в какую сторону тянуть повод, чтобы конь повернул, куда следует, как припасть к гриве, когда он встанет в свечу и как откинуться назад, когда станет козлить…

— Лана?

Руки безвольно упали с его плеч, и голова рухнула на место скинутой подушки. Пятерня Шона скользнула по груди, ловя мое убегающее сердце.

— Только не говори…

А я и не могла говорить. Любой звук сейчас осыплется с губ песком. Шон осторожно провел по ним языком и выдохнул: — Чай завариваю я, — и поднял с пола плед. — У меня тоже есть шоколадка.

Я укрылась почти с головой, чтобы не видеть его довольного лица. Мне не нужен чай… И тем более шоколад… Мне нужно перестать злиться на его и моих баб. Иначе мы не вылезем из постели.

Глава 45 "Ноль по Гринвичу"

— Calm down please! I’m always walking on eggs In your house! (Пожалуйста, успокойся! Я и так всегда хожу по лезвию ножа в твоем доме!)

Я замерла в коридоре. Шон стоял у плиты ко мне спиной, прижав телефон плечом к уху. Обе руки были заняты приготовлением скремблер. Бедный! Кто на сей раз? Мона или Йона? Небось, всю ночь не спали! Он для них на всю жизнь так и останется младшим братом. Впрочем, Шон приложил немало усилий, чтобы доказать сестрам, что не повзрослел. Вчера уж точно предъявил этому прекрасное доказательство. Может, вырвать телефон и закричать: мальчик под присмотром. Не волнуйтесь!

Я почти ступила босой ногой в гостиную, когда Шон потерял контроль, швырнул в раковину спатулу, убрал сковородку с горячей комфорки, перехватил телефон в руку и зарычал:

— Прекрати, Кара! Я не дурак и не собираюсь рушить то, что мы с тобой с таким трудом строили десять лет. Все будет хорошо. Она все поймет. Пожалуйста, не накручивай ни меня, ни себя.

Я спряталась в спальню. Вернее, мне потребовалось сесть. Точнее рухнуть на кровать, в которой мы уснули лишь под утро. Козел! Хватило же наглости позвонить ей прямо сейчас! Не завтра, не послезавтра… Или хотя бы тайком. Но не так же открыто! Думает, я бесчувственное бревно без гордости? На глазах аж навернулись слезы. Я оттянула с груди полотенце и промокнула глаза. Конечно, я все пойму. Мне и говорить ничего не надо. Я давно знаю про вас, голубки…

— Держи себя в руках, Кара! Джеймс может услышать.

Да, да, ее муженька ты бережешь… Хотя, скорее всего, себя от него. Я б на месте Джеймса давно начистила тебе физиономию или еще чего похуже сделала… Десять лет женушка безнаказанно наставляет ему рога… Да еще и в его собственном доме. Редкостная сучка! И еще желает оставаться при этом собакой на сене. Выходит, роман со мной не ее идея. Это Шон решил разнообразить их отношения, внеся немного честности. Но почему не подождал полгода до традиционного свидания? Он что, собрался к ней прямо сейчас — из одной постели в другую, чтобы не успеть остыть? Пользуясь случаем нахождения в Лондоне, так сказать… А мне куда податься? В Тауэр на экскурсию? Дура, чего я не составила расписание на неделю. Будто знала, что приедет… Приехал, и что?

— Понятно, — голос Шона погрустнел. — Конечно, я хочу приехать. Нет, не получится. Здесь час дороги. Положи ключи под колесо.

Шон вновь заговорил так громко, что можно было не прислушиваться. Наглость бизнес-класса! Или забыл про три метра квартиры и картонные стены… Или думал, я год проторчу в душе? Хотя именно сейчас хочется залезть обратно под воду и содрать с себя вместе с кожей следы его поцелуев! Козел!

— Тогда я куплю тебе новую машину, обещаю… — Пауза. Что эта дура ему сказала? — Кара, спасибо! Ты не представляешь, как это для меня важно…

Что ему важно? Сохранить ее, чтобы спать с двумя бабами. Или сказать мне правду и позволить сделать выбор? Так ты его сделала, Светка. Ты же знала про эту идиотку! Тогда почему сейчас так больно?

Я вдавила край полотенца в уголок глаза, чтобы оно, как губка, впитало все слезы. Я не должна при нем реветь. Я обязана играть по правилам этого беспринципного кобеля, раз мне его хочется удержать! Важные слова… Дура ты, Светка, размечталась… Никто не скажет тебе три заветных слова, никогда! И уж точно не Шон Мур. Он сказал их в шестнадцать лет Каре и ничего с тех пор не поменялось.

— Кровать намочишь! — Шон схватил меня за руки и поставил на ноги. Полотенце упало на пол. И плевать! — Высуши волосы и оденься.

Сам уже умылся, побрился, прихорошился… Для Кары.

— Пойду сейчас, — произнесла я, не веря, что нашла голос. — Боялась феном помешать тебе говорить по телефону.

Даже глаз не отвел, наглая скотина! А то ты, Светка, ждала другой реакции?

— Теперь я хочу поговорить с тобой. Только для начала оденься.

Да, да, и лицо вымой, и тушь не бери… Я подчинилась. Все-таки хорошо, что он такой наглый — делать вид, что ничего не знаешь, не для меня.

Я высушила и расчесала волосы. Нацепила джинсы, потянулась за футболкой и замерла — Шон стоял в дверях спальни с розовым джемпером. Кашемир.

— Для дня за городом в жаркое английское лето самое оно. Я долго выбирал.

Кого или что? Такую дуру, как я, или кашемир? Я надела джемпер и отвернулась, чтобы не видеть горящих глаз Шона. Мог бы не задабривать, а рубить с плеча. Или это плата за ночь? Откупается, как они все… Я вздрогнула, почувствовав его руки на шее — Шон отстегнул бирку.

— Ты хотел поговорить? — произнесла я жестко, когда Шон развернул меня к себе, явно рассчитывая на благодарность, но я не поцеловала его. Тогда он сжал мои плечи.

— Да, еще вчера хотел поговорить, чтобы между нами больше не было тайн, и ты бы сделала свой выбор с открытыми глазами, — Он тяжело выдохнул, будто стометровку пробежал. — Я должен рассказать тебе о человеке, с которым тебе придется делить меня всю жизнь.

О, как красиво загнул! Чувствуется профессорская хватка! Нет бы назвать все своими именами. Знаешь, Лана, я тут… Но мне даже про себя не хотелось озвучивать эти слова, и я не дала ему продолжить.

— Шон, я все знаю…

Он стиснул меня сильнее и даже в голос хмыкнул, а у самого веко задергалось.

— Как всегда, все знаешь еще до того, как я подумал об этом! Но не в этот раз. Не злись, — Шон нажал мне на плечи, и я села на кровать. — Ты в хорошей компании. Мои родители тоже так и не узнали об этом, сестры не знают, Мойра не знает. Даже Падди, хотя я и напивался с ним до потери сознания, не знает. Об этом знают пока лишь трое: я, Кара и Джордж, ее муж.

 — Джордж? Я думала, его зовут Джеймс… Ослышалась, видимо… Извини, я не специально. Ты просто слишком громко говорил. Но можешь не продолжать.

— Нет, я продолжу. Только наберу побольше воздуха… Я не думал… Вернее, даже не надеялся, что когда-нибудь мне повезет встретить женщину, которой мне захочется это сказать… Кара спросила, почему я не рассказал ей про тебя две недели назад, но две недели назад я и помыслить не мог, что окажусь с тобой в Лондоне… Лана… О, Господи Иисусе, как же мне страшно это говорить…

Шон рухнул передо мной на колени и уткнулся носом мне в живот. И даже, показалось, всхлипнул. Да, будь же мужиком — не разводи здесь мексиканских страстей!

— Я все понимаю, — не выдержала я слезливой тишины. — Столько лет… Было бы глупо требовать от тебя забыть ее. Даже если Джордж смирился, то я…

Шон поднял голову. На его губах играла детская улыбка. Я вспыхнула и выпалила:

— Пусть я из Сан-Франциско, но все равно не понимаю открытых браков, но если вас это устраивает, то к чему тебе мое мнение? Я не предъявляла на тебя никаких прав… А если ты спрашиваешь в теории…

— Лана… Заткнись, пожалуйста, и послушай меня хоть раз, не перебивая и не делая скоропалительных выводов. Ты никогда не будешь делить меня с другой женщиной. Отец сказал мне: сын, дождись той, которой тебе захочется отдать себя целиком. Я так и сделал. И, поверь, если бы я мог, то и тебе отдал бы всего себя, но я не могу…