Столетняя война. Том II. Испытание огнем - Джонатан Сампшен

Напряжение на улицах Парижа нарастало по мере того, как делегаты начали прибывать для возобновление работы Генеральных Штатов. Столица была переполнена беженцами. Англичане находились в одном дне пути от стен и перерезали большинство дорог на юг и запад. Из-за раскола между военными в Совете Дофина и большинством радикалов и сторонников Наваррского дома, контролировавших администрацию, трудно было понять, кто должен защищать Париж, а кто нападать на него. Этьен Марсель и его сторонники стали играть независимую и все более воинственную роль. Они взяли к себе на службу нормандского рыцаря Пьера де Вилье, опытного солдата, который несколько лет служил в Бретани и Шотландии и поставили его командовать импровизированной армией, состоявшей в основном из солдат городской стражи и рекрутов с улиц и пригородов Парижа, которая так и не смогла очистить от врага основные дороги вокруг столицы[506]. Горожане выставил собственную стражу на воротах Парижа. Войска Дофина, прибывшие по его вызову, были отброшены от ворот при попытке войти в Париж. Вместо этого им пришлось расположиться большим лагерем в пригородах и на равнине Сен-Дени, где они, скучая и злясь, стали грабить и жечь окрестности, как враги. В стенах города Этьен Марсель призвал всех своих сторонников заявить о себе, надев шапероны[507] красно-синего цвета (цвета города). Некоторые вышивали на них слова À bonne fin (Во благо), которые Марсель принял в качестве девиза своего восстания[508].

Дофин, считавший себя пленником парижан, предпринял смелую попытку обратиться к ним за поддержкой через головы своих опекунов. Рано утром 11 января 1358 года по улицам города были разосланы глашатаи, объявившие, что он лично обратится к народу. Этьен Марсель и Роберт Ле Кок были застигнуты врасплох. Они сделали все возможное, чтобы отговорить его, убеждая, что его жизнь будет в опасности. Но Дофин отмахнулся от их протестов. В середине утра Дофин появился на рыночной площади Ле-Аль в сопровождении всего шести или восьми человек и обратился к толпе с высокого помоста. Хотя он не назвал их по имени, его речь явно была направлена против Роберта Ле Кока и Этьена Марселя. Он отрицал, что войска, расположившиеся за стенами, были наняты для запугивания или нападения на парижан, и осудил тех, кто так говорил. Он снял с себя ответственность за то, что не удалось противостоять захватчикам в Иль-де-Франс. По его словам, это произошло по вине "тех, кто захватил власть". Сам же он не получил "ни денье, ни обола" из налогов, утвержденных Генеральными Штатами. Переведя обвинения в расточительстве и коррупции на своих противников, он предложил тем, кто контролировал его финансовые дела, представить отчет о собранных средствах. Отныне, сказал он, он намерен управлять страной лично и вести борьбу с врагом. По его словам, он готов "жить и умереть с парижанами". Дофин многому научился у своего кузена-демагога Карла Наваррского. Его слова произвели сильное впечатление на людей, которые привыкли слышать публичные заявления короны, от велеречивых королевских представителя, в то время как король бесстрастно сидел в стороне.

На следующий день Этьен Марсель ответил большим собранием в церкви Сен-Жак-де-л'Опиталь, на углу улицы Сен-Дени. Для Марселя это была родная территория. В церкви располагалось мощное братство, к которому принадлежали Марсель и многие его друзья. В квартале было много его сторонников. Но не успела встреча начаться, как неожиданно прибыл Дофин. Его сопровождали Роберт Ле Кок и канцлер Нормандии Жан де Дорман. Епископу Лаона, должно быть, было не по себе и Дофин взял на себя руководство процессом. Жан де Дорман выступил в его защиту с речью, во многом повторяющей его собственное выступление на Ле-Аль. К тому времени, когда он закончил, большая часть аудитории, очевидно, была с ним согласна. Марсель потерял дар речи. Его главный приспешник Шарль Туссак пытался что-то сказать, но его никто не слушал. Только когда Дофин и его компания удалились, он смог добиться того, чтобы его услышали оставшиеся зрители. За Туссаком последовал адвокат парижского Парламента Жан де Сент-Од, который был одним из уполномоченных Генеральных Штатов по оценке и сбору новых налогов. По словам адвоката, налоговые поступления не были присвоены комиссарами. Он утверждал, что около 40.000 или 50.000 мутондоров (золотых монет) были выплачены по личному указанию Дофина и даже назвал имена капитанов, которые получили эти деньги. Туссак закончил свою речь восхвалением Этьена Марселя, человека, который, по его словам, в каждом своем решении руководствовался благосостоянием народа и который без колебаний ушел бы из общественной жизни, если бы потерял поддержку парижан. Друзья Марселя в толпе выкрикивали слова поддержки. Но не все были убеждены. Когда на следующий день Дофин принял депутацию от городских гильдий, их энтузиазм по отношению к его делу был очевиден. Подхватив его фразу, сказанную в церкви, они заявили, что готовы жить и умереть вместе с ним, и что еще наступило время, чтобы лично возглавить правительство. В декабре и январе Дофин приобрел большую уверенность в себе, но если он считал, что настроения решительно меняются в его пользу, он обманывал себя. Беспокойство горожан и угроза извне поляризовали мнения, усиливая радикализм. Каждая группа, которая могла выставить делегацию для обещания верной поддержки правительству, наблюдала за действиями Дофина с растущей ревностью и подозрительностью[509].

14 января 1358 года Генеральные Штаты возобновили свою деятельность. На этот раз города были более широко представлены. Но было мало представителей церкви и почти никого из дворян. Король Наварры оставался в Манте. О дебатах известно немного, кроме того, что они были неорганизованными, ожесточенными и безрезультатными. Как всегда, главным предметом обсуждений были финансы. После десяти дней заседаний делегаты решили санкционировать девальвацию монеты, вернувшись к старым методам короны и, возможно, признав собственное бессилие. Четыре пятых прибыли, по их решению, должны были пойти на военные нужды, а оставшаяся пятая часть — на расходы двора Дофина. Но делегаты не смогли договориться ни о каком порядке общего налогообложения. Примерно 23 января 1358 года они прервали работу на три недели, чтобы посоветоваться со своими избирателями. В их отсутствии столица все ближе подходила к восстанию. Незначительный инцидент, произошедший вечером 24 января 1358 года, приблизил ее к гражданской войне. Казначей Дофина Жан Байе подвергся нападению и был убит ножом в спину на улице парижским менялой Перреном Марком, с которым долго враждовал. Убийца скрылся в ближайшей церкви Сен-Мерри на улице Сен-Дени. Но посланные Дофином солдаты во главе с маршалом Робертом де Клермоном и королевским прево Гийомом Стезом взломали двери церкви, выволокли Перрена Марка и бросили в тюрьму Шатле. На другой день его отвели на место преступления, отрубили палец а затем повесили. Согласно слухам, которым охотно верили в Париже, Роберт де Клермон сказал, когда вел убийцу на виселицу Монфокон, что так же поступят с куда