Зависть - Сандра Браун

— Разве вы там, в Нью-Йорке, никогда не слышали про службу срочной доставки «Федерал экспресс»?

— Я не знала, обслуживает ли она ваш островок. Курьер мог бы сюда и не поехать, испугавшись Терри и его пиратов.

Паркер окинул Марис взглядом, который яснее ясного говорил: он не поверил ее отговоркам, и она опустила глаза.

— О'кей, если говорить начистоту, я приехала, чтобы убедиться — ты работаешь над своей книгой. И если нет — чтобы тебя подтолкнуть. Мне посоветовал поступить так мой отец.

— Значит, ты приехала только потому, что твой папа считал это необходимым?

— Нет. То есть не совсем…

— Тогда почему?

Она внимательно посмотрела на него, потом открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала и начала снова:

— Я… Перед тем как я уехала отсюда, мы поссорились. И мне хотелось убедиться, что ты… что я… В противном случае, наши деловые отношения могли бы…

Паркер заблеял — совсем как главный герой в какой-то компьютерной игре.

— Слушай, может быть, тебе Санта-Анна и кажется глухоманью, но — веришь ты или нет — у нас здесь есть и телефоны, и факсы, и электронная почта, и многое другое.

— Но ведь ты не хотел разговаривать со мной по телефону и отвечать на мои послания.

— В конце концов я бы ответил…

— Я совсем не была в этом уверена.

— Нет была. — Он поднял руку, как регулировщик, прекращая дискуссию, которую считал никчемной и пустой. — Ты села на самолет, в котором тебя так плохо кормили, чтобы увидеться со мной. Признайся, Марис, ведь так и было?

Марис вздернула подбородок, и на мгновение Паркеру показалось, что она намерена все отрицать. Но Марис снова удивила его, сказав:

— Да, ты прав. Я хотела увидеться с тобой. Положив руки на стол, Паркер некоторое время их разглядывал, потом снова посмотрел на нее.

— Зачем? — негромко спросил он. — Вряд ли в этом повинно мое врожденное обаяние и безупречные манеры — вед" мы с тобой, кажется, уже установили, что я не наделен ни тем, ни другим. — Он поскреб плохо выбритый подбородок. — Все вышесказанное неизбежно приводит меня к мысли, уж не расплевалась ли ты со своим благоверным? Может быть, вы поссорились, и ты подумала: «Ах так? В таком случае я отправлюсь в Гарлем и заведу роман с одноногим нефом»?

Паркер был уверен: после этого она пулей вылетит из кухни, схватит веши, запрыгнет обратно в гольф-кар и умчится прочь. И все это — не переставая проклинать его на все лады, но он снова ошибся. Марис осталась сидеть, где сидела. Когда же она заговорила, ее голос звучал на удивление спокойно.

— Скажи, пожалуйста, Паркер, почему ты так хочешь казаться грубым? Может быть, ты считаешь, что это добавляет тебе силы и мужественности в глазах окружающих? Или ты стремишься делать людям больно потому, что не хочешь — или боишься — подпускать их слишком близко? Может быть, ты стремишься нанести удар первым из страха, что кто-то может тебя ранить, обидеть, уязвить? Если дело обстоит именно так, в таком случае мне тебя жаль.

Он вздрогнул, и она пристально посмотрела на него.

— Да, я тебя жалею, но моя жалость не имеет никакого отношения к твоим физическим недостаткам, — добавила Марис и встала из-за стола. Она держалась очень прямо и с достоинством: голова поднята, спина напряжена, плечи развернуты. Не глядя на него, она вышла из кухни, и Паркер, провожавший ее взглядом, почувствовал себя бесчувственным червем.

Он обвинил Марис в том, что она использовала его, чтобы досадить Ною, хотя на самом деле все обстояло как раз наоборот — это он собирался использовать ее, чтобы отомстить.

Испугавшись, что Марис уедет прежде, чем он успеет извиниться, Паркер выкатился в коридор. Входная дверь была открыта, и сердце у него упало, но Марис никуда не ушла. Она стояла на веранде и, облокотившись на один из опорных столбов, смотрела в пространство.

— Марис…

— Утром я уеду.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Она рассмеялась, но смех ее был невеселым.

— Ты сам не знаешь, чего хочешь! Писать — не писать, быть знаменитым или жить в безвестности на этом острове, прогнать меня — не прогонять меня… Ты даже не знаешь, хочешь ты жить дальше или нет!

Она посмотрела на него краем глаза, потом стала разглядывать виргинские дубы вдоль подъездной дорожки.

— Пожалуй, мне действительно не стоило сюда возвращаться, — прибавила она. — Я и сама не знаю толком, почему я это сделала… Мне следовало остаться в Нью-Йорке, чтобы не мешать тебе упиваться собственным горем и лакать виски в обществе призрака. Но ничего, эту ошибку исправить легко: завтра я уеду, и ты сможешь снова жить как жил.

Подъехав к ней сзади, Паркер положил руки на ее бедра.

— Не уезжай, — сказал он и, наклонившись вперед, уперся лбом ей в поясницу. — Не уезжай, — повторил он и крепче стиснул ее талию. — Мне наплевать, почему ты вернулась, Марис. Клянусь — для меня это совершенно неважно! Даже если ты захотела досадить мужу, я… я только рад. Главное — ты здесь, а все остальное ерунда.

Его руки сомкнулись и некоторое время лежали на узле блузки, потом опустились вниз и коснулись кожи. Несколько секунд он осторожно поглаживал ее живот, потом несильно потянул, и Марис что-то пробормотала удивленно и жалобно. Паркеру показалось, она хотела остановить его, но он продолжал тянуть ее на себя. Наконец Марис уступила — ноги ее подогнулись, и она оказалась у него на коленях. Паркер развернул ее боком, так что ноги Марис оказались перекинуты через подлокотник кресла, и подсунул одну руку ей под спину.

— Тебе удобно?

— А тебе? — Она поглядела на него с тревогой, и Паркер, улыбнувшись, провел руками по ее все еще влажным волосам, потом погладил по щеке.

— Никогда не чувствовал себя лучше.

23

Ему пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы не поцеловать ее. Паркер знал — Марис ожидала чего-то подобного, и именно поэтому сдержался. Кроме того, он все еще чувствовал себя виноватым перед ней за то, что усомнился в чистоте ее побудительных мотивов.

Можно было подумать, что его побудительные мотивы были чисты и благородны!

— Не хочешь немного прокатиться? — спросил он.

— Прокатиться?

— Ну, спуститься к берегу…

— Я могла бы пойти пешком.

— Но лучше я тебя прокачу.

Он снял кресло с тормоза и, съехав с веранды по специально устроенному пандусу, направил его на вымощенную плитами тропинку, которая терялась в лесу.

— Какая удобная дорожка! — заметила Марис.

— Пока шел ремонт, я велел выложить плитами все дорожки вокруг особняка, — объяснил Паркер. — Только подъездная дорожка осталась засыпана ракушечником, потому что… потому что я редко ею пользуюсь.