Garaf - Олег Верещагин

Шесть сотен лет войны и крови — зря?!

Над Средиземьем битвы пролетели,

Лик мира изменил Великий Гнев,

Среди равнин открылись в бездну щели,

Вихрь огненный бушует в глубине.

Но пламя — то, что сжечь мне руку хочет,

И то, что сердце жжет, — сильней стократ.

Сегодня — День Свершения Пророчеств.

Я ухожу в огонь. Прощай же, брат!

Стихи Аннахэль Гваэт.

— Что ж, ты понял, — как ни в чём не бывало сказал Элронд. — А теперь пойдём. Нас ждёт важный разговор.

* * *

В небольшой затемнённой шторами комнатке, куда привёл Гарава Элронд — очевидно, в одной из башен, мальчишка и не понял толком — в трёх удобных креслах (четвёртое пустовало) - плотная ткань, натянутая на причудливо выгнутый каркас из тёмного дерева — по сторонам от пылающего камина алого камня сидели, глядя на вошедших трое стариков, закутанных в разноцветные балахоны. Рядом с каждым стоял длинный посох с причудливым навершием.

Гарав узнал Гэндальфа, который дружелюбно кивнул мальчишке. И отвесил поклон — всем сразу. Двух других стариков он не знал: один — крючконосый, сухолицый , с проницательными горящими глазами, в белом балахоне; другой — в коричневом — намного ниже, но зато моложе двух других, широколицый, плечистый.

— Расскажи всё, что было с тобой в Ангмаре. Подробно, — негромко попросил Элронд, занимая пустующее кресло. Гараву сесть не предложили, и он ощутил себя неуютно — как будто под четырьмя прицелами. Он понял, что это — настоящий допрос. И глубоко вздохнул: что ж…

…Когда Гарав закончил говорить — ноги у него подкашивались, а перед глазами всё плыло. Он с трудом дышал нормально и очень хотел опустить глаза — если честно, казалось, что его надели живьём на четыре пары раскалённых нитей, пронизывающих комнату.

— Мальчик сейчас упадёт, — сказал Коричневый Балахон. — Сколько можно, всё совершенно ясно.

— Неудивительно, — Гэндальф вдруг улыбнулся и, встав, указал Гараву на своё кресло.

— Я… — мальчишка залился краской, переступил с ноги на ногу. — Я благодарю, но… — и обнаружил, что сидит в кресле, а в правой руке у него большой кубок с чем–то прозрачным и приятно пахнущим. Гарав машинально переложил кубок в левую и отпил. У прозрачной прохладной жидкости — не вина — был вкус мёда, и усталось отступила, а голова прояснилась.

— Мальчик левша, — заметил Белый Плащ… — и Гарав вдруг понял: да это ж Саруман!!! Он же… или не сейчас? Нет, наверное, он ещё не предатель… а ну, перестань думать!

— Хочешь сказать о печати проклятья? — Гэндальф начал расхаживать по комнате. Но Саруман неожиданно засмеялся — суховато, но искренне:

— Хочу всего лишь сказать, что он опасный противник в схватке.

— Армия Ангмара стоит в десяти лигах от мостов. Дальше не идут, на наш берег не переправляются, — заметил Элронд. — Общая численность войск Ангмара примерно сто — сто десять тысяч. Против нас выставлены около тридцати. Впечатление такое, что нас хотят просто напугать… и сковать на случай каких–то иных действий.

— Я так и не понял, при чём тут искажённая майа, — сказал Коричневый Балахон. Гэндальф досадливо отмахнулся:

— Совершенно ни при чём, как ни при чём и мальчик. Очевидно, что он — чист, а Ломион Мелиссэ просто решила в очередной раз развлечься.

— В прошлый раз после её развлечений между Люной и Мороком не осталось ни одного человека, — Саруман пропустил через пальцы длинную бороду. — Но я согласен с Гэндальфом. Совпадения и случайности… Реальность — то, что Ангмар знает о планах воссоздания Арнора. И скорей всего обрушит удар туда… Радагаст, что ты думаешь о гномах Мории?

— Друзья, — Элронд встал, — думаю, мальчика ждут свои дела. Не менее важные, чем наши.

Гарав встал, поставил кубок на подлокотник кресла. И снова поклонился всем сразу — перед тем, как выйти.

Глава 33 -

короткая. Но зато в ней действует великий герой русского народа Тарзан.

Кони чувствовали себя великолепно. Ни Эйнора, ни Фередира Гарав не нашёл и не особо огрочился — отправился на конюшню и помиловался с Хсаном, не забыв и Фиона с Азаром. А потом просто побрёл, куда глаза глядят, насвистывая и отвечая кивками и улыбкой на приветствия встречных эльфов, которым, казалось, и дела нет до того, что на другом берегу Буйной — совсем недалеко от них — стоит вражеская армия.

Между прочим, допрос к башне продолжался аж полдня, Гарав сообразил это, когда вышел наружу и увидел солнце, давно перелезшее через зенит.

— Ai!!! — услышал Гарав звонкий выкрик, потом — плеск и смех. Он свернул к краю тропы, по которой неспешно шагал — и неожиданно для себя увидел короткий крутой спуск, а ниже — пляж с полоской золотистого песка. Бруинен в этом месте делал широкую петлю и обретал спокойствие — открывался широкий неглубокий плёс. А на пляже купались с дюжину… эльфёнков? Эльфят? Гарав улыбнулся и перестал искать «правильное» название. В конце концов, они практически ничем не отличались от красивых человеческих детей. Даже глазами. Особенно глазами. В глазах взрослых эльфов была печаль. Эйнор объяснил это как–то — мол, за эльфом стоит память не только его длинной и не всегда счастливой жизни, но и то, что к людям приходит лишь во сне — память всех прошлых воплощений. Для эльфа это не сон, а его собственные воспоминания, которые приносит из прошлых жизней телу–хроа вселяющийся в него дух–фэа. Да уж, тут поневоле загрустишь — под таким грузом… Но приходит эта печальная память не сразу, постепенно, десятилетие за десятилетием. Может, потому так долго у эльфов длится детство. И поэтому глаза их детей похожи на глаза детей человека… нет, на то, какими должны быть глаза детей человека: в них лишь наивное чистое веселье и неуёмная жажда знания.

Гарав и раньше видел эльфийских детей. Правда, их было очень мало в Раздоле. Едва по одному на полсотни взрослых эльфов. И сейчас, наблюдая за тем, как под восторженные вопли тех, кто помладше, четверо мальчишек примерно лет по 10–12 (ха–ха, Гарав, как тебя обманывают твои зоркие глаза — по сто? По сто двадцать?) играют в «колесницу» — сцепившись руками намертво, носятся по песку трое, четвёртый удерживается на их спинах, переступает, раскинув руки и покрикивая весело: «Ai!!! Ai!!! Ai!!!» — так вот, сейчас Гарав вдруг ощутил тяжёлый толчок тёмной злости. Нет, не на них, не на эльфов — нет! Наоборот!!! Ну почему, почему, скручивая злость в тугой тоскливый комок, подумал мальчишка. Почему нас — НАС!!! — так мало? И здесь, и там, в том мире? Мало, так мало… А этой грязной чёрной пены, этих человекокрыс с глазами трусливого и злобного хищника — их мириады, они плодятся и копошатся, мечтая испоганить весь мир… Здесь их хотя бы можно убивать!!! Да и то… Гарав вздохнул и покачал головой. С какой радостью, с каким изуверским наслаждением эти твари убивают беспомощных, не понимающих ничего детей человека… и эльфа. С наслаждением и со страхом — не дать вырасти, потому что взрослый воин аданов или эльдаров с лёгкостью может снести головы десятку визгливых двуногих тварей — так убить его ещё ребёнком! (А разве там, разве там — не так?! Разве там — не то же?!) А вот поднимется ли меч взрослого эльфа на орчонка? Нет, не поднимется… Люди куда жесточе — но и из них далеко не всякий зарубит тварёныша, хотя понимает: вырастет не знающее благодарности существо и с охотой сожжёт человеческий дом вместе со своим состарившимся и вновь, как в детстве, бессильным и беспомощным «спасителем»…)