Россия — Советский Союз, 1946–1991 гг. - Евгений Спицын

Между СССР и Китаем существовало несколько групп противоречий, связанных, прежде всего, с нежеланием китайского руководства играть роль младшего партнера внутри социалистического лагеря и на международной арене. Особенно эти претензии возросли после смерти И.В. Сталина и раскола мирового коммунистического движения, который возник вскоре после окончания XX съезда КПСС, решения которого были расценены в Пекине как победа «ревизионистов» в советском руководстве. Кроме того, китайское руководство убедилось в невозможности сотрудничества с СССР и в деле создания «единого антиимпериалистического фронта».

Последняя попытка ЦК КПК вернуться к сотрудничеству с СССР на антиамериканской почве была предпринята во время визита в Москву премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая в октябре 1964 г., сразу после отставки Н.С. Хрущева. Поскольку новое советское руководство после Карибского кризиса намеревалось продолжить курс на избежание возможной ядерной войны с США, китайский зондаж закончился провалом. Убедившись в невозможности привлечь на сторону «китайской революции» новых советских вождей, лидеры КНР встали на путь одновременного противостояния с Москвой и Вашингтоном, а выдвинутая Мао Цзэдуном «теория трех миров» давала программное обоснование новой политики Пекина.

В 1966 г. в Китае началась печально знаменитая «культурная пролетарская революция», в период которой напряженность в отношениях с СССР достигла наивысшей точки. Опасность ситуации была настолько очевидна, что трезвомыслящая часть китайского руководства, прежде всего Чжоу Эньлай, пыталась привлечь внимание Мао Цзэдуна к необходимости пересмотреть свой прежний курс на одновременное противостояние с США и СССР. Сам Чжоу Эньлай склонялся к примирению с США, хотя ряд высших руководителей страны, в частности, очень влиятельный министр обороны и единственный заместитель председателя КПК маршал Линь Бяо выступали категорически против каких-либо контактов с американской стороной. Надо заметить, что сторонники сближения с США взяли на вооружение вполне банальный тезис о существовании «советской военной угрозы» и стали всячески манипулировать им.

Фактические отношения между КПСС и КПК были окончательно разорваны в марте 1966 г., когда Мао Цзэдун проигнорировал приглашение советской стороны для участия в работе XXIII съезда КПСС. Грубая идеологическая полемика между двумя партиями сочеталась с резким ухудшением отношений и на межгосударственном уровне. В частности, китайская партийная печать и руководители КНР продолжали всячески оспаривать законность русско-китайских пограничных договоров 1858 и 1860 гг., открыто требуя передачи КНР части территорий СССР. Более того, в январе 1967 г. китайские власти организовали круговую осаду советского посольства в Пекине отрядами китайской «революционной молодежи» — цзаофаней, которая продолжалась более двух недель. Тогда же начались первые инциденты на границе двух стран. Пытаясь как-то воздействовать на китайское руководство, советская сторона провела на территории Дальневосточного военного округа крупномасштабные военные учения, которые возглавил его командующий генерал-полковник И.Г. Павловский, но они не произвели желаемого эффекта.

Особую остроту в противостояние держав приобрел вопрос о границе по рекам Амур и Уссури, которые имели статус пограничных артерий, поскольку они разделяли на довольно протяженном участке территории двух государств. В соответствии с русско-китайскими договорами, заключенными при Александре II, граница была проведена не по середине главного фарватера, а по той их стороне, которая непосредственно признавалась китайской границей. Пекин открыто требовал изменения линии границы по пограничным рекам и приведения ее в соответствие с мировым стандартом, а при такой постановке вопроса «спорными» становились около 600 речных островов.

С середины 1967 г. советские пограничники стали патрулировать не только речные острова, но и китайские берега рек Амур и Уссури на том основании, что линия границы юридически проходила не по рекам, а по их берегам на китайской стороне. Это вызвало резкий протест китайской стороны, и вскоре китайские вооруженные силы стали регулярно нарушать пограничный режим на разных участках государственной границы. В марте 1969 г. эти провокации вылились в открытый военный конфликт советских пограничников и китайских армейских частей, который произошел на острове Даманском на реке Уссури. Ситуация на острове приняла настолько опасный характер, что новый командующий ДВО генерал-полковник О.А. Лосик, нарушив указание Политбюро ЦК не вовлекать в пограничный конфликт советские вооруженные силы, отдал приказ открыть огонь по китайским позициям из секретных установок реактивного залпового огня «Град». Этот мощный удар произвел такое ошеломляющее впечатление на противника, что все провокации на советской границе были тут же прекращены.

По информации ряда современных авторов (А. Мусалов, В. Бубенин, С. Лавринов, И. Попов), в августе 1969 г. западные спецслужбы обратили внимание на то, что стали поступать различного рода сигналы, указывавшие на готовность советской стороны нанести упреждающий удар по ядерным объектам КНР. В частности, из американских разведывательных данных стало известно, что на территорию ДВО были срочно переброшены значительные силы советских ВВС и советская военная авиация активно отрабатывает нанесение мощных бомбовых ударов по наземным объектам предполагаемого противника. Одновременно было зафиксировано, что ряд советских дипломатов в неофициальном порядке стали зондировать вопрос о возможной реакции США в случае советской превентивной акции против ядерных объектов КНР — так называемой «ядерной кастрации». В этой связи директор ЦРУ Р. Хелмс устроил брифинг, на котором сообщил об имеющихся разведывательных данных, а затем аналогичную пресс-конференцию провел заместитель госсекретаря США Э. Ричардсон, который заявил, что его страна «глубоко озабочена тем, что эскалация советско-китайской ссоры наносит массированный ущерб международному миру и безопасности».

Реакция США в целом отрезвляюще подействовала на обе стороны конфликта, и первый шаг к ослаблению напряженности сделал Советский Союз. В начале сентября 1969 г. на обратном пути из Ханоя, где состоялись похороны первого президента Демократической Республики Вьетнам Хо Ши Мина, советская партийно-государственная делегация приземлилась в пекинском аэропорту, где состоялась многочасовая встреча главы советской делегации А.Н. Косыгина с премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем. В ходе состоявшейся беседы была достигнута важная договоренность о возобновлении советско-китайских переговоров по пограничным вопросам, которые были прерваны в 1964 г. И хотя советско-китайские отношения по-прежнему остались достаточно враждебными, кульминация противостояния двух стран была, к счастью, пройдена.

В июле 1971 г. советник по национальной безопасности президента США Г. Киссинджер совершил тайный рабочий визит в Пекин, в ходе которого согласовал с китайским руководством основные условия предстоящей нормализации американо-китайских отношений. В феврале 1972 г. в Пекин с официальным визитом прибыл президент США Ричард Никсон, который провел очень плодотворные переговоры с высшими китайским руководством, включая престарелого Мао Цзэдуна. Основные условия американо-китайской нормализации были закреплены в знаменитом Шанхайском коммюнике, в котором обе державы отказались от попыток установить свою гегемонию в Восточной Азии и договорились выступить единым фронтом против попыток любой другой державы установить такую гегемонию в этом регионе. Иными словами, Вашингтон подтвердил намерение поддержать КНР в случае нарастания угрозы со стороны СССР, а Пекин обещал продолжить свою стратегическую линию на дальнейший отход от Москвы. Таким образом, речь шла об отказе Соединенных Штатов от прежней доктрины «двойного сдерживания» СССР и КНР в пользу сдерживания только одного Советского Союза, в том числе путем параллельных политических акций с коммунистическим Китаем.

В феврале 1971 г. в традиционном радиообращении к нации президент США Р. Никсон впервые заявил о том, что ни одна из двух мировых держав не имеет явных преимуществ в ядерной сфере, что по существу стало первым примером открытого признания высшим руководством США того, что позднее стало называться «стратегическим паритетом». «Стратегический паритет» не означал равенства количественных показателей военного потенциала двух сверхдержав, он был не только напрямую связан с доктриной «взаимно гарантированного уничтожения», но и вытекал из нее. Этот паритет подразумевал соотношение сил в стратегической сфере, при котором военные потенциалы двух стран гарантировали каждой из них способность к нанесению настолько мощного ответного удара, что ущерб от него заведомо превышал мыслимые выигрыши, на которые могла рассчитывать противная сторона, решившаяся нанести первый или упреждающий удар. Такую способность каждая из сторон могла сохранять, совершенно не обладая численным превосходством над соперником по единицам боевой техники, пусковых систем и ядерных боезарядов. Главное, чтобы имеющиеся у нее наступательные средства было невозможно уничтожить одним ядерным ударом, и чтобы сохранившихся сил было достаточно для нанесения противнику неприемлемого ущерба, что подразумевало тогда уничтожение 25% населения и 70% промышленного потенциала страны.