Гнездо там, где ты (СИ) - Алёна Краснова

Вестей из Килхурна не было никаких, да и рано было их ожидать. Но я ждала. Каждый час ждала, как только услышала от несмышлёного детёныша с огромным мужеством и не по-детски уставшими от беспокойства за мать глазами рассказ о нападении на Килхурн. Мактавеш, сукин сын, обвел меня вокруг пальца! Как смел он запереть меня на проклятом утёсе, когда не он, а я должна быть в своём замке? Не он, а я - отправиться в погоню за тварями, осмелившимися напасть на мой дом. Даллас, приставленный ко мне в качестве соглядатая, пытался выгородить вождя. Тогда без зазрения совести я вылила на его голову ушат отборной брани с требованием незамедлительно передать прямиком адресату с первым же посланным в Килхурн гонцом, оставив про запас самое эксклюзивное «красноречие», что самолично выскажу в лицо инкубу при встрече.

Уяснив, что ни Квинта, ни Иллиам в момент нападения в замке не было (знать бы ещё, где носит задницы этой парочки), на их счёт я несколько успокоилась, но отныне дни в клане для меня тянулись слишком медленно. Всем сердцем будучи с Килхурном, в Данноттаре меж тем, стремясь убить время, я очутилась в самом центре организованных бабами воинских учений на потеху мужикам. Наконец, собираясь заняться чем-нибудь более толковым, я поднялась с бревна, приволоченным накануне великан пиктом, с постоянным присутствием которого мне пришлось смириться.

О! Этот гигант заслуживает особого упоминания, чёрт его дери! После того, как я опрометчиво опрокинула сего питекантропа наземь, меня постигла кара в виде его исполинской тени, пугающей своими габаритами местную детвору. Славное зрелище, нечего сказать! Убеждённый, что раз он, воин, был повержен, но оставлен в живых другим воином, пикт возомнил себя моим должником, поэтому, добровольно возложив на себя функции охранника, а по совместительству и оруженосца, следовал за мной, куда бы я не направлялась.

Я искренне пыталась отделаться от великана. Охтарон с детства приучил меня к самостоятельности, а заботами отца у меня выработалась устойчивая аллергия на личную прислугу. Но, то ли я настолько паршиво произношу на гаэльском «нет», что оно воспринимается утвердительным «да», то ли категоричное отрицание головой и жестикуляция рук у пиктов имеют обратное по смыслу значение, я терпела катастрофическое фиаско. Дьявол его раздери! Прилип, будто репей, не отвертишься! Меня нервировало и угнетало, что своим постоянным присутствием он ограничивал мою свободу, как некогда слуги в Морнаосе. Впрочем, угнетало иное... При нём я невольно возвращалась в прошлое, лишний раз убеждаясь, насколько в действительности была скверной дочерью, не ценившей заботу отца. И ведь ничего уже не исправить. Не изменить. Время ушло, и отец мёртв. Это причиняло боль...

В конце концов, когда силы спорить и что-либо доказывать тупоголовому верзиле иссякли, наорав на него, я направилась прямиком к его соплеменникам с требованием избавить меня от сего образчика самопожертвования. Святая наивность! Не тут-то было! После часовых переговоров у очага в каменной брохе* пикты мне разъяснили, что отказаться я не в праве, иначе нанесу жестокое оскорбление не только воину, но и всему племени. В результате, скрепя сердце поблагодарив дикарей за оказанную честь, будто ошпаренная я вылетела от них, злая на себя, гиганта, и на всех каледонцев сразу с их грёбанными традициями и обычаями. Но несравненно больше – на Фиена Мактавеша, который кинул меня в этой клоаке полоумных баб с завышенными амбициями, гордых, но обидчивых пиктов, и свысока взирающих на всю эту богадельню бдительных демонов.

- А это ещё что за шествие? Не за парочкой же уроков фехтования! – нахмурилась я, озадаченно наблюдая процессию из десятка демонов, идущих прямиком ко мне.

До сих пор тёмные ко мне не приближались, так же, как и я не горела желанием с ними общаться. С памятного пира, когда они, словно привидение, разглядывали меня, между нами установился своеобразный пакт о взаимном игнорировании друг друга. Больше месяца мы жили под одной крышей, и невольно я уже знала имена некоторых из них. Знала их жён, кто с кем якшается, кто у кого в побрательниках, но и только. Незримая стена разделяла нас! Такая монументальная, что, возведённая на почве древней вражды, выстроенная из сотен и сотен ранящих воспоминаний, временем обращенных в нерушимый монолит, она терялась в небосводе. Стена никогда не рухнет, не исчезнет. Не позволит опрометчиво повернуться спиной к настоящему. Её груз будет довлеть многотонной плитой, исключая беспечную роскошь - доверие. Адрианов вал, рукотворное человеческое строение, по сравнению с ней, невидимой, неосязаемой, просто смехотворен! Сколько бы времени ни прошло, какое бы ничтожное расстояние нас не разделяло, залогом незыблемости моей стены глубокими шрамами на сердце останется неизменный статус: «Мы есть и остаёмся врагами».

Они подошли. Неспешно, размеренно, снизойдя до меня. Этакие все на подбор матерые, но сытые и довольные земными благами, оттого и обманчиво ленные хозяева жизни. Но кому, как не эльфу знать, на какую жестокость способен в исступлении зверь? Только блаженный, обделённый чувством самосохранения, не ощутит страха, что колючим, ледяным языком сейчас лизал мне спину и оцепенением сковывал члены, пока я рассматривала цинично ухмыляющиеся рожи рожденных в преисподней тварей.

Демоны обступили меня, полукругом отделяя от людей. Любопытная челядь, нутром чуя исходящую от них опасность, поспешила разойтись. Лишь Гретхен и Вива, да неизменный Голиаф, как шутливо нарекла я моего «оруженосца», не тронулись с места. Но и женщины удалились, как только Даллас кивнул им, требуя удалиться. Я покосилась на двуручник, следом на массивные ворота, за которыми осталась недосягаемая свобода, оценила свои шансы и кисло резюмировала, что их у меня практически нет.

- Понимаю, моё присутствие в Данноттаре более без надобности? Пришли проводить меня в Авранаит? – бравируя, пыталась я выяснить причину их появления.

Гнетущая, вязкая тишина стала мне ответом. Такая стойкая, что, находясь под перекрёстным огнём тяжёлых взоров двух десятков демонических глаз, она вытравливала малейшую иллюзию на благополучный исход этой встречи. Лишь влажный морской ветер играючи путался в волосах и холодом издевательски бил в уши, время от времени напористыми порывами завывая: «Фью... и не спастись... фью... бежать бесполезно... фью... фью...»

Под таким давлением ломаются тверди. «Чёрт! Как жить-то ещё хочется! – подняла глаза я к небу. - Сколько не успела... Сколько не сделала... Напрасно не прислушалась к словам подруги и не открыла Квинту правду о рождении. Кровь от крови моей, плоть от плоти. Этот ветер сослужит мне службу и донесет до тебя, что где бы я не была, какая бы вечность нас не разделяла, ты – самая великая моя победа, сын мой.»