Элегии и малые поэмы - Публий Назон

75   Видишь без зелени здесь, без деревьев нагие равнины.

        Нет, счастливый сюда не забредет человек!

        Так — меж тем как весь мир необъятный раскинут широко, —

        Для наказания мне этот назначили край!

Элегия XII

        Уж холода умеряет Зефир — значит, год завершился,

        Но меотийской зимы длительней зим я не знал.

        Тот, кто вез на спине через море злосчастную Геллу,[582]

        В срок надлежащий сравнял длительность ночи и дня.

5     Юноши, верно, у вас и веселые девушки ходят

        Рвать фиалки в местах, где их не сеял никто.

        Тысячью разных цветов луговины уже запестрели,

        Птицы, нигде не учась, песни поют о весне.

        Ласточка, чтобы с себя материнское смыть преступленье.

10   Люльку под балкой крепит, строит свой маленький дом.

        Злаки, что были досель бороздами скрыты Цереры,

        Снова из почвы сырой нежные тянут ростки.

        Там, где растет виноград, на лозе наливаются почки, —

        Только от гетских краев лозы растут далеко!

15   Там, где рощи шумят, на деревьях листва зеленеет, —

        Только от гетских краев рощи шумят далеко!

        Ныне там время забав: уступает игрищам разным

        Форум свою суетню и красноречья бои.

        Там и ристанье коней, и с потешным оружием схватки;

20   Дротики мечут, легко обручей катят круги.

        Юноши, тело себе натерев, текучее масло

        С мышц утомленных омыть девственной влагой спешат.[583]

        Полон театр, там споры кипят, накаляются страсти,

        Три, вместо форумов трех, нынче театра шумят.[584]

25   Трижды, четырежды — нет, не исчислить, насколько блаженны

        Те, для кого не закрыт Град и услады его!

        Здесь же слежу я, как снег под весенними тает лучами,

        Как перестали ломать крепкий на озере лед.

        Море не сковано льдом, и по твердому Истру не гонит

30   С грохотом громким арбу местный сармат-волопас.

        Скоро сюда прибывать начнут и суда понемногу,

        Возле Понтийской земли станет заморский корабль.

        Тотчас к нему побегу, корабельщика встречу приветом,

        Прибыл зачем, расспрошу, кто он, откуда приплыл.

35   Странно тут видеть его, если он не из ближнего края,

        Если не плыл по своим он безопасным водам, —

        Редко кто так далеко из Италии по морю едет,

        Редко заходят сюда, где им пристанища нет.

        Греческим он языком владеет иль знает латинский, —

40   Этот язык для меня был бы, конечно, милей!

        Где бы на бурных волнах Пропонтиды иль в устье пролива

        По произволу ветров он не пустил паруса,

        Кто бы он ни был, с собой, возможно, доставит он вести,

        Мне перескажет молву иль хоть частицу молвы.

45   Если б он мог — об этом молю! — рассказать про триумфы

        Цезаря, про годовой богу латинян обет!

        Или, как ты, наконец, Германия буйная, пала,

        Скорбной склонясь головой перед великим вождем.

        Тот, кто расскажет про все, о чем вдалеке я тоскую,

50   Без промедленья войдет гостем желанным в мой дом.

        Горе! Ужель навсегда быть в Скифии дому Назона?

        Этот ли ссыльный очаг Ларов заменит моих?

        Боги! О, сделайте так, чтобы мной обитаемый угол

        Цезарь не домом моим, но лишь тюрьмою считал!

Элегия XIV

        Друг ученых мужей, поэзии первосвященник,

        Чем ты занят, скажи, гения друг моего?

        Спутник моей счастливой поры, ты много ли сделал,

        Чтобы хоть частью одной с вами я жил и теперь?

5     Так же ль мои собираешь стихи — кроме тех, о науке,

        Чье сотворенье творцу только на гибель пошло?

        Делай, что в силах твоих, почитатель новых поэтов,

        Имени моему в Риме исчезнуть не дай.

        К ссылке приговорен поэт, не книги поэта —

10   Не заслужили они кару, как он заслужил.

        Ведь бывало не раз: отец в далеком изгнанье,

        А между тем сыновьям в Риме позволено жить.

        Стихотворенья мои без матери, словно Паллада,

        Были на свет рождены, племя-потомство мое.

15   Их под опеку твою отдаю; тем больше заботы

        Им удели, что теперь нет и отца у сирот.

        Трех из моих детей со мною постигла зараза,

        Но безбоязненно в дом можешь принять остальных.

        Есть среди них и пятнадцать книг о смене обличья,

20   Выхваченных из огня при погребенье отца.

        Если бы сам не погиб я до времени, верную славу

        Я бы стяжал и для них, тщательно слог отточив.

        Так они и живут без отделки в устах у народа —

        Если в народных устах что-либо живо мое.

25   К прежним добавь и эти стихи, уж не знаю какие,

        Только б они до тебя с края земли добрели.

        Если строки мои прочесть найдется охотник,

        Пусть он заране учтет, где я писал и когда:

        В ссылке, в дикой стране. Кто об этом знает и помнит,

30   По справедливости тот будет поэта судить

        И подивится еще, как я мог в подобных лишеньях

        Хоть такие стихи скорбной рукой выводить.

        Да, надломили мой дар страданья, а дар мой и прежде

        Сильным не бил ключом, скудную струйку точил.

35   Но и таков, как был, захирел он без упражненья —

        В долгом застое сох, чахнул и вовсе погиб.

        Вдосталь книг не найду, какие манят и питают, —

        Здесь, вместо книг, поет звон тетивы и меча.

        Нет по всей стране никого, кому бы я с толком

40   Мог стихи почитать — выслушав, их не поймут.

        В уединенье ль уйти — нельзя: против гетов ворота

        Тут на запоре всегда, город стена сторожит.

        Слово порой ищу, или имя, название места —

        Нет вокруг никого, кто бы верней подсказал.

45   Или порой начну говорить, и — стыдно сознаться —

        Просто слова не идут: ну, разучился, и все:

        Уши оглушены и фракийской молвью, и скифской,

        Чудится, скоро стихи стану по-гетски писать.

        Даже боюсь, поверь, что вкравшиеся меж латинских

50   Ты понтийские тут вдруг прочитаешь слова.

        Что ж, в оправданье прими судьбы превратной условья

        И, какова ни на есть, книгу мою оправдай.

Книга четвертая

Элегия I

        Если погрешности есть — да и будут — в моих сочиненьях,

        Вспомнив, когда я писал, их мне, читатель, прости.

        В ссылке я был и не славы искал, а лишь роздыха чаял,

        Я лишь отвлечься хотел от злоключений моих.

5     Так, волоча кандалы, поет землекоп-каторжанин.

        Песней простецкой своей тяжкий смягчая урок;

        Лодочник тоже, когда, согбенный, против теченья,

        Лодку свою волоча, в илистом вязнет песке.

        Так, равномерно к груди приближая упругие весла,

10   Ровным движеньем волну режет гребец — и поет.

        Так и усталый пастух, опершись на изогнутый посох,

        Или на камень присев, тешит свирелью овец.

        Так же — нитку сучит, а сама напевает служанка,

        Тем помогая себе скрасить томительный труд.

15   Как увели — говорят — от Ахилла Лирнесскую деву,

        Лирой Гемонии он горе свое умерял.

        Пеньем двигал Орфей и леса, и бездушные скалы,

        В скорби великой, жену дважды навек потеряв.

        Муза — опора и мне, неизменно со мной пребывавший,

20   К месту изгнанья, на Понт, спутник единственный мой.

        Муза ни тайных коварств, ни вражьих мечей не боится,

        Моря, ветров, дикарей не устрашится она.

        Знает, за что я погиб, какую свершил я оплошность:

        В этом провинность моя, но злодеянья тут нет.

25   Тем справедливей она, что мне повредила когда-то,

        Что и ее обвинял вместе со мною судья.