Избранные произведения. Т. 5. Маори - Алан Фостер

Наконец, он поднял голову.

— Холли, она — простая экономка. Она для меня ничего не значит.

— Ложь располагает к компромиссу, не правда ли? Хорошая формула. Очень удобная. Но я прошу тебя, Роберт: не лги мне. Хотя бы сейчас не лги. Этим ты уже не спасешься. Ты лгал мне в течение всех этих лет, да? Роберт! — Она взяла в руки письмо и быстро пробежала по нему взглядом. — В течение одиннадцати лет, если быть точным. А ведь я считала это самыми счастливыми годами в нашей совместной жизни. Мы ездили туда летом, жили в том доме, катались верхом по окрестностям, купались в горячих источниках… Мы там вкусно ели, а эта женщин а… — Она произнесла это слово таким тоном, как будто говорила о какой-то страшной и неизлечимой тропической болезни, — готовила нам и служила нам верой и правдой. Сколько тайных улыбочек я проглядела, Роберт? Сколькими нежными прикосновениями и секретными поцелуями вы обменялись, когда я смотрела в другую сторону? Я часто уходила спать очень рано… В такие вечера ты, наверно, имел ее на кухонном столике, Роберт?

— Холли, я…

— А хочешь знать, что во всем этом хуже всего? Что причинило мне самую большую боль? Ведь… я хорошо относилась к ней. По-настоящему привязалась…

— Она тоже очень привязана к тебе, Холли.

— Привязана ко мне?! — вскричала она, испепеляя его своим горящим взглядом. Тут уже последние остатки равновесия оставили ее. — Привязана ко мне?! Как она смеет? Как она смеет?! — Голос Холли поднялся до истеричного крика. — Ласково болтать со мной о том, о сем, стирать, выглядеть моей подружкой… И одновременно лежать с тобой у меня за спиной!

— Она — маори, Холли. Среди них любовь больше чем к одному человеку является обычным делом, распространенной традицией.

— Безбожники! Язычники! Как это все отвратительно!

Лживые мерзавцы! Они убили Кристофера! А теперь я узнаю, что еще одна представительница их поганого народа вот уже в течение десятка лет обманывает меня с моим мужем! — Выражение ее лица изменилось. Губы были поджаты и побелели. Глаза сузились. — Мало того! У вас двоих еще появился маленький ублюдок! Красивая пара с ребенком, как трогательно!

До сих пор Коффин держался с удивительным мужеством и спокойствием, однако последняя фраза жены подбросила его в воздух и заставила сжать руки в кулаки.

— Откуда ты про это узнала?

— Эндрю, не так ли? — саркастически спросила она. — Маленький очаровашка, не так ли? Который бегает по дому и огороду и называет тебя «дядей Робертом»? Глядя на него, я всегда знала о том, что он полукровка, но мне никогда и в голову не приходило, что это твой полукровка! Господи, ты обманываешь даже своего собственного ребенка!

Она нависла над ним угрожающей тенью, уперев руки в полированную поверхность стола.

— Кого еще ты успел обмануть, Роберт? Бедная, глупенькая девочка из семьи аборигенов! Ты, наверно, наобещал ей, что скоро бросишь меня и женишься на ней?

— Нет, для нее это вовсе не является обязательным. Ей это не нужно.

— О, как я ей благодарна! Она так великодушна по отношению ко мне!

— Как ты узнала относительно Эндрю? Из фотографий нельзя было ничего такого понять…

— О, разве я забыла тебе сказать, что кроме фотографий было еще кое-что? Письмо, дорогой. — Она прошла к своему концу стола, взяла листок бумаги, затем еще один, соединила их вмести и взглянула на Коффина дразнящим взглядом. — Вот это самое письмо. Оно очень длинное, Роберт. И очень подробное. То, кто написал его, не хотел, чтобы у меня еще оставались хоть какие-нибудь сомнения после просмотра снимков.

Коффин вышел из-за стола и направился в ее сторону. Она, тяжело дыша, сделала шаг назад. Он старался не повышать голоса:

— Отдай мне это письмо, Холли.

— Почему бы и нет? Лови! — Она бросила письмо ему в лицо. Оно полетело по замысловатой кривой, словно подшибленная камнем птица, и приземлилось у ног Коффина. — С чего это я стану его от тебя прятать? В нем нет ничего такого, чего бы ты уже не знал.

Он нагнулся за распавшимися листками письма, соединил их, выпрямился и стал внимательно читать. Она оказалась права, когда говорила о подробном доносе. Кто бы его ни написал, было совершенно ясно, что это человек, хорошо знающий Коффина и, главное, Мериту. Он поведал Холли буквально обо всем, что на протяжении многих лет Коффин искусно скрывал от нее.

— Кто послал его? Кто! ?

— Понятия не имею. — Она оперлась о книжный шкаф. — Изабель взяла сверток у мальчишки-посыльного, который прибежал к нам домой. На бумаге не было указано адреса. — Она рассмеялась. Это был невеселый, траурный смех. — Поначалу меня это удивило, но теперь я все понимаю. Автор посылочки знает, что сделал грязную работу и не хочет за это пострадать.

— Но должно же было быть что-нибудь! Какое-нибудь указание на… Марка, например!

— Нет, марки тоже не было, — презрительно усмехаясь, проговорила она. — Там ничего не было. Послание пришло не по почте. Сначала мне это показалось странным. Я подумала: может, это кто-нибудь из наших соседей? Кто-нибудь из наших друзей? — И снова этот разрывающий сердце смех! — В этом письме и в фотоснимках вся правда. Господи, какой же слепой я была! Сколько соседей, знакомых уже знают об этом? Сколько людей смеется мне в спину, когда я прохожу по улице?! Сколько лет продолжаются эти смешки! А я-то, дура, ничего не замечала!

Он продолжал пристально изучать письмо-донос.

— Никому про это ничего не было известно, — пробормотал он. — Никому.

— Однако нашелся же знающий человек, который написал это письмо и сделал фотографии! Нашелся человек, который смог поместить фотографа в «нужном» месте, Роберт. И в «нужное» время. Чтобы эффект был максимальным. Нашелся человек, для которого твоя любовная тайная связь являлась отнюдь не тайной.

— Да, это верно… Но кто?

Тот, кто сделал все это, не мог не понимать, что заслужил себе всем этим смертный приговор от Роберта Коффина. И однако это не остановило негодяя. Необходимо проложить четкий след от письма и снимков к их автору. Но как это сделать?

— Я опрошу всех фотографов в Новой Зеландии и найду человека, который понесет ответственность за этот донос! Она покачала головой, глядя на него.

— Подумай лучше о своей ответственности. Ты всегда любил называть себя ответственным человеком, Роберт. За то, что случилось, ответственность несет отнюдь не тот, кто написал письмо и сделал фотографии. Ты несешь на себе всю тяжесть этой ответственности. Ты! В данную минуту тебя занимает одна-единственная мысль. О мести. Не правда ли? Ты хочешь отомстить человеку, который знал всю твою подноготную. Правда ранит больно, Роберт. Жить, окружив себя секретами, очень легко. Очень просто. Никаких сложностей, никаких душевных переживаний. Возможно, что никакого нанятого фотографа и не было. Возможно, человек, написавший письмо, собственноручно сделал и снимки. Что тогда?

— Тогда я пойду по следам всех фотокамер.

— Ты не сможешь этого сделать. С тем же успехом ты можешь пойти по следам всех каминов или лошадиных уздечек в Новой Зеландии.

Он смял письмо в кулаке.

— Я найду! Вот увидишь. Придет день. Придет день! — Он снова сел на свой стул, бесцельно сминая в зажатом кулаке письмо и тяжелым взглядом глядя на рассыпанные по полу, словно игральные карты, фотографии. — Кто же мог сделать эту гадость? Кто?!..

Она вся дрожала. Было удивительно, что в таком маленьком теле может содержаться столько ярости.

— Это неважно! Важна правда, которая открылась! — Она бросилась к нему, подняв кулаки. Он отшатнулся, но она все-таки достала его лицо пощечиной. — Важна только правда! Правда! Попробуй отрицать факты, приведенные в письме и наглядно продемонстрированные на снимках, Роберт! Попробуй, может, у тебя что-нибудь да получится! Только помни о том, что на тебя смотрит Бог!

Он глубоко вздохнул и, отстранив ее от себя, поднялся из-за стола.

— Ну, хорошо. Это правда… — Отойдя от нее на несколько шагов и глядя в сторону, он продолжил: — Я думал, что ты не переживешь того удара, Холли. Все так думали. Слуги, доктора… Но ты не умерла. Ты все время сидела вон на том стуле, смотрела бесцельно в окно на двор и молчала! Дни превращались в недели, недели в месяцы, а ты все сидела и смотрела! Когда ты не сидела, ты ходила по комнатам, словно привидение! Ты хоть можешь понять, каково мне это было наблюдать? Ты хоть способна оценить, как давила на меня такая жизнь?!

Я держался столько, сколько мог! Черт возьми, Холли, я тоже живой человек! И не развалина какая-нибудь. У меня есть свои чувства, переживания, потребности. Мерита оказалась рядом в трудную минуту. А ты в это время… Тебя не было.

Она долго молчала, словно прислушиваясь к эху его горьких слов, потом тихо проговорила: