Ричард Длинные Руки — пфальцграф - Гай Орловский

Вельможа за столом напротив пожал плечами:

— Это ваше решение, барон. Вы не первый раз демонстрируете…

Эстергазэ спросил с интересом:

— Что?

— Неприятие, — ответил вельможа. — Непризнание… или лучше все-таки неприятие… заповедей и законов церкви.

На них смотрели выжидающе, Эстергазэ кивнул:

— Вы правы, граф. У меня, как вы могли заметить, вообще в замке ни церкви, ни даже постоянной часовни. Зачем? Я сам хозяин в своих владениях. Церкви остались только в самых глухих деревнях, народ ведь туп и невежествен.,.

Вельможа сказал со смешком:

— Но все же ваш брак был заключен по всем церковным правилам?

— Да, — ответил Эстергазэ легко. — Если это помогает моим целям, почему нет? Но вообще церковь обычно мне всегда мешает. Потому я и убрал ее, а священника выгнал… Правда, по дороге из замка его разорвали собаки… но это уже было где-то далеко, его смерть не на мне.

Все на тебе, прошептал я беззвучно. Ты мне ответишь за все, даже за этого священника, затравленного псами. И за разоренные церкви.

Послышались крадущиеся шаги. Сильно пригибаясь, чтобы не показываться над краем барьера, а то и вовсе передвигаясь на четвереньках, ко мне приближались Маздэй, Люберт, сэр Альбрехт и сэр Растер, а также, что меня удивило больше всего, даже поразило, — Саксон, второй раз решивший оставить порученный его заботам замок. За ними крадучись пробирались лучники, арбалетчики.

Я жестом подозвал Саксона.

— Ты что же? А замок?

— Там присмотрят, — ответил он. — Если нет ни вас, ни леди Беатриссы… то зачем и замок?

— Спасибо, сэр Саксон, — ответил я. — Расставь лучников по всему кольцу, а рыцари пусть идут вниз. Сейчас начнем… Ждите моего сигнала.

Внизу, в зале, с шумом и бестолковым гамом поднимались, вздымали чаши, требовательно тянулись к новобрачным. Барон Эстергазэ улыбался ослепительно, чаша в руке, повернулся к леди Беатриссе.

Я видел, как шевельнулись его губы, слов не слышно, но брови сдвинулись гневно, хотя продолжал улыбаться. Сердце мое застучало еще чаще. Мерзавец явно угрожает, видно по выражению лица, необязательно читать по губам…

Леди Беатрисса медленно поднялась. Кубок взяла обеими руками, на мгновение левая рука оказалась над кубком. Я тряхнул головой, что-то почудилось нехорошее, но леди Беатрисса тут же убрала левую, кубок в правой, держит на вытянутой руке.

К ней тянулись, я напряг слух до предела, начал различать голоса:

— Счастливого замужества!

— Счастья вам, леди Беатрисса!

— Побольше детей в браке!

— Урожаев!…

— Чтоб всегда коровы приносили по двое телят!

— Да минует ваши земли засуха…

Леди Беатрисса с застывшей улыбкой держала кубок в вытянутой руке, дивным огнем играют алмазы, к ее кубку тянутся десятки кубков и чаш, как к магниту притягиваемые железные опилки. Я слышал частый звон, мягкий и чистый, гости тут же осушали кубки, а леди Беатрисса все держала, смотрела на гостей…

…и вдруг я все понял в тот момент, когда она бледная как мел, но со строгим решительным.лицом медленно и торжественно поднесла кубок к губам.

Я вскрикнул: опоздал и здесь, рывком натянул тетиву и быстро выпустил стрелу.

Край кубка коснулся ее губ, блеснуло, раздался чистый серебряный звон. Беатрисса со слабым вскриком отдернула руку. Чаша взметнулась почти к своду, вращаясь, как волчок. Стрела исчезла, а чаша наконец с тем же звоном ударилась о пол и покатилась под ноги гостям. Ярко-красные капли веером усеивали сапоги гостей. Секундное замешательство сменилось криками, зазвенели выдергиваемые из ножен мечи. Люди оглядывались по сторонам, возле барона Эстергазэ возникли два гиганта-телохранителя, огромные мечи уже обнажены, щитами прикрыли господина.

Я поднялся над барьером, прокричал страшным голосом:

— Всем сложить оружие!…

Эстергазэ не верил своим глазам, но прежде, чем указал на меня, я заорал его телохранителям:

— Хозяина можете не укрывать! Он будет не убит, а повешен!…

Я сам чувствовал страшную уверенность в своем голосе. Многие из гостей в замешательстве опустили не только щиты, но и мечи. Эстергазэ закричал еще громче, пытаясь перекричать, переломить, но голос сорвался на визг:

— Быстро убейте его!… Он один! Я орал, перекрывая шум и гам:

— Я что, дурак? Со мной три тысячи только рыцарей!… Камня на камне не оставим, если кто-то хоть пискнет!… Эй, Маздэй, Люберт, Альбрехт, Митчелл!

Они появились внизу, перекрывая выходы из зала, как будто выскочили из коробки: закованные в прекрасные доспехи, хорошо известные лорды, умелые вожаки рыцарских дружин, военачальники.

Я указал на толпу.

— Уничтожить всех, у кого меч в руке, а не в ножнах! Пленных не брать. Сегодня узнают, как выглядит Бог…

Саксон скомандовал:

— Лучники!… Арбалеты!… Пли!

На всех галереях поднялись десятки лучников и не меньше полусотни арбалетчиков. Оружие наготове, и не успели в зале понять, что же делать с обнаженными мечами, как засвистели стрелы. Зал наполнился криками, стонами, лязгом. Стальные болты пробивали металлические панцири, словно те из глины. Одни гости сгрудились в кучу, закрываясь стульями, пробовали организовать сопротивление, другие бросали мечи и падали ничком, надеясь, что потом не убьют.

Эстергазэ, ни секунды не колеблясь, в прыжке бросился в распахнутую дверь, откуда появился. Слуги шарахнулись, а он упал, красиво перекатился через голову, избегая арбалетных стрел, тут же исчез за стеной.

ГЛАВА 13

В зал ворвался яростно ревущий Митчелл, за ним Альбрехт, Растер, Маздэй, Люберт, только Саксон самоотверженно остался наверху руководить лучниками, хотя и понимал, что кто-то может намекнуть на его трусость.

Уцелевшие гости сомкнулись в круг и организовали оборону, но сверху прицельно бьют арбалеты, наши рыцари и рыцари братьев ломят и крушат противника, как солому, и вскоре гости побросали мечи, сдаваясь в плен.

Я сбежал вниз и ринулся по следу Эстергазэ. Бобик азартно понесся следом, обогнал, я прикрикнул, чтобы рядом, а то кто знает, какие ловушки могут ждать, эта сволочь очень уж не по-рыцарски расчетлива.

Коридор, где только что пронесся Эстергазэ, ошеломил скульптурами и барельефами. Ни единого свободного дюйма, даже на потолке нечеловеческие лица, морды, оскаленные пасти, мускулистые руки сжимают рукояти мечей и топоров. Даже чудовища держат мечи и топоры.

Я мчался, прикрикивая на Бобика, чтобы не обгонял, подошвы скользят по слишком гладкому, как лед, полу. Здесь барельефы заменены мозаикой, в глазах рябит от ярких красок. Четкость рисунков такова, словно цветные плитки размером с маковое зерно.