Сын - Филипп Майер

Улисс Гарсия

Он чисто выбрит, влажные волосы аккуратно причесаны. Одет в новые рубашку и брюки, туфли начищены до блеска. Он захватил с собой папку со всеми метриками и прадедушкин кольт, уже не работающий, но гравировка П. МакКаллоу отлично видна.

Он обошел всю террасу, разыскивая ее, увидел раскрытые стеклянные двери.

Она сидела в кресле, читала.

И сразу узнала его.

— Вы, должно быть, ищете Долорес.

— Нет.

— Люблю разжигать камин, приезжая сюда, — сказала она. — Даже если приходится открывать дверь из-за жары.

— Очень мило.

Она ждала, что еще он скажет.

— Я работаю у вас.

— Я помню.

Кажется, прошла вечность, прежде чем он сумел произнести следующую фразу.

— Я правнук Питера МакКаллоу. Я хотел работать у вас, потому что… — И не решился продолжить; это прозвучало бы бредом.

Ее лицо оставалось безучастным, никакой реакции.

Из кожаной папки, которую он тоже вычистил и отполировал перед выходом, достал бумаги и письма. Подойдя ближе, протянул ей все и тут же отступил. Пока она читала, он разглядывал комнату. Огромная, метров тридцать на сорок. И потолки не меньше десяти метров высотой, балки наверху как в старинной церкви. В одну эту комнату запросто поместились бы целиком три дома размером с дедушкин. Вспомнился особняк Арройос.

Она прочла несколько первых страниц, остальное принялась быстро просматривать.

— Мы родственники, — повторил он.

Взгляд оставался равнодушным, но руки начали слегка подрагивать.

— Боюсь, вынуждена просить вас удалиться, — спокойно проговорила она.

Он растерянно вновь указал на бумаги.

— Вы немедленно покинете этот дом, — не меняя тона, повторила она. — Мистер Колмс выпишет вам чек.

Улисс попытался что-то объяснить, но она молча поднялась и, не обращая на него ни малейшего внимания, словно его здесь вообще не было, подошла к мраморному столику, сняла телефонную трубку.

Набрала номер, и тут их взгляды встретились.

— Это миссис МакКаллоу. В моем доме человек, который отказывается уходить. Да, прямо сейчас, в моей комнате.

Она кивнула ему и махнула рукой, прогоняя. Он почувствовал, как тело само двинулось к выходу.

— Имя? Мартинес или что-то в этом роде.

Его как будто ошпарили кипятком. Он ринулся к ней забрать назад свои бумаги, но, видимо, она неверно истолковала движение, резко отшатнулась всем телом, запнулась о собственную ногу. Он потянулся поддержать ее, но она, неловко развернувшись, рухнула на пол прямо у камина. Голова с громким стуком ударилась о камень. Телефон выпал из рук. На том конце провода кто-то продолжал говорить.

— Миссис МакКаллоу? — испуганно прошептал он.

Веки трепетали, не опускаясь окончательно, но и не поднимаясь.

— Я вас не трогал, — зачем-то сказал он.

Она молчала. И не двигалась. Глаза открылись, но смотрели в никуда, и он понял, что она умирает.

Он собрал бумаги, затолкал в папку, огляделся, проверяя, не забыл ли чего, и направился к дверям. Он ее убил. Даже не прикасаясь. Одним своим существованием.

Выйдя на террасу, он увидел вдали на холме рабочий фургон и поспешно юркнул обратно в дом. Его обязательно найдут, вычислят, у них для этого масса возможностей. Но он не прикасался к ней. Ты мексиканец, оказавшийся в доме богатой дамы, рассуждал он. Им безразлично, прикасался ты к ней или нет.

Он подождал, пока фургон скроется из виду, и пошел искать другой выход из дома. Ну и домина, ковры такие мягкие, что ступаешь по ним абсолютно беззвучно, повсюду картины и статуи, приглушенный свет, прямо как в кино. Стряхнув чары, он поспешил в кухню; оттуда на улицу вела еще одна дверь.

Во рту пересохло. Он пустил воду и напился прямо из-под крана. Он же пальцем ее не тронул! Тебя убьют, обреченно подумал он. Они не станут разбираться. Уж это точно.

Вода помогла. Сердце уже не колотится так сильно. Он смахнул капли с рубахи, прикинул, что мог бы сказать в свое оправдание, хотя ему же все равно никто не поверит, да он бы и сам не поверил.

Позже он не мог вспомнить, как пришло в голову решение, оно было стремительным. Он отодвинул от стены огромную газовую плиту. Работники говорили, что газ поступал сюда прямо из-под земли, этот газ — собственность МакКаллоу. Он вытащил из рабочего пояса свой набор «Лезерман», пролез за плиту и отвинтил медную трубу.

Выйдя на террасу, плотно прикрыл за собой дверь. Земля погружалась в сумерки, и повсюду, куда хватало взгляда, простирались владения МакКаллоу.

Можно было бы угнать фургон, но на границе его придется бросить. В коттедже управляющего горел свет, светились окна в доме Брайана Колмса, в бараке работников; он двинулся к конюшням МакКаллоу, моля бога, чтобы там никого не оказалось.

Он бывал здесь прежде, чистил стойла, и потому точно знал, какую лошадь хочет. Быстрыми и точными движениями взнуздал ее, набросил попону, оседлал. Брайан Колмс называл эту кобылу серой, но на самом деле она белая.

Он вывел лошадь из конюшни, потом вниз по склону, подальше от дома. Вскочил в седло, пришпорил. Стремена оказались короткие.

Улисс отъехал не очень далеко, когда раздался взрыв. Такого грохота он никогда в жизни не слышал. Лошадь закусила удила, но он не тревожился — все равно они скакали прямо к реке. Он отважился оглянуться; над домом поднялось облако пыли, но сам он все еще стоял. Потом замелькали искры и показались языки пламени. Через несколько миль он оглянулся еще раз. По всему горизонту, от края до края, разливалось зарево.

У реки он натянул поводья, чтобы осмотреться. Какое огромное небо. Огни Америки, затмевавшие звезды, постепенно таяли вдали. Ноги затекли, живот и спину сводило.

— Ты сильная, — сказал он лошади и поцеловал ее в шею.

Они спустились к воде. Переправились без труда, река обмелела, даже и на реку-то не похожа.

Как говорил тот историк? Девятнадцать или двадцать человек. Он зашел в гости, и ученый показал ему фотографии рейнджеров и горожан, позировавших рядом с телами его родственников.

— Кто они? — спросил он. — Кто здесь кто?

Историк пожал плечами:

— Неизвестно. Никто не знает, как выглядели эти Гарсия.

Белые гордо стояли на ярком солнце, и лица их были чисты, в то время как лица лежащих на земле казались вылепленными из глины. Историк, еще раз равнодушно пожав плечами, продолжал показывать старые фотографии: жилище Полковника МакКаллоу, ковбои, лошади, старые автомобили. Мертвые Гарсия были для него лишь предметами, как и все остальное.

Улисс больше ни о чем не мог думать — это как обнаружить, что у тебя рак. Дядья, тетки, двоюродные бабушки и дедушки, вся большая семья — уничтожена. Но в нем течет кровь обеих сторон. Он не жертва. Одна половина его семьи уничтожила другую. И те и другие — все они продолжают жить в нем.

Американцы… Он позволил мыслям течь свободно. Они думали, что никто не посмеет украсть у них только потому, что они сами уже украли это у кого-то другого. Но так думают все люди: что бы ты ни получил, это досталось тебе навеки.

Он сам ничем не лучше. Его народ отобрал землю у индейцев, но он ни на миг об этом не задумывался — помнил только о техасцах, которые отобрали землю у его народа. А индейцы, у которых отобрал землю его народ, еще раньше отобрали ее у других индейцев.

Отец приходил к этой женщине и просил о помощи, и она прогнала его. Бабушка тоже приходила, и тоже была изгнана. И его тоже отвергли. Но зато эта же женщина пожертвовала двадцать миллионов долларов музею. Миллионы на мертвечину и ничего для живых — именно так люди вроде нее понимают ответственность. Он ничего не забудет. Он еще молод. И запомнит все.

Он вернется к деду, а потом поедет в Мехико, где много картелей. Бизнес, политика, неважно, — но, похоже, дни, когда вы могли гордо расправлять плечи просто потому, что вы мужчина, потому что вы можете заарканить орла на лету, — эти дни миновали. И американцы это поняли.

Он проскачет еще несколько миль и устроится на ночлег. А потом… пока неизвестно. Но он обязательно станет кем-нибудь. Его имя не будет забыто.

Семьдесят

Дж. А. Маккаллоу

Она видела, как входит мальчик Гарсия, узнала его издалека. С самого начала она знала, что он говорит правду.

Душа перестала помещаться внутри тела. Всю жизнь она знала, что умчится во тьму, но вот же — земля зеленеет, как в давние времена, солнце катится по небосклону; она заблуждалась, вон впереди скачут ее братья. Они такие юные, и сейчас она их догонит.

Семьдесят один

Питер Маккаллоу

Спустя четыре дня он добрался до Гвадалахары. Затормозил перед ее домом — обшарпанная желтая глинобитная лачуга, аккуратный садик.

Ночью, когда она уснула, он оделся и вышел проверить, на месте ли машина. На улице было темно и тихо; фонари погашены. Он удивился, что здесь почти у всех есть электричество.