Вспышка. Книга первая - Джудит Гулд

– Гммм, – было все, что она смогла сказать, благодарно улыбнулась ему и забилась в дальний угол, не замечая, что он разглядывает ее с таким же острым, зачарованным удивлением, с каким она смотрела на редкий мех. Тамара погладила его мягкий, гладкий, пятнистый ворс длинными наманикюренными пальцами. Как тепло и удивительно хорошо она себя чувствовала!

«Как бы я хотела иметь все это, – мечтательно подумала она. – Вот это жизнь! В такой обстановке чувствуешь себя непобедимой, полной жизни! – Она глубоко вздохнула. – Как легко привыкнуть к этому».

«Дюсенберг» взбирался по извилистым, обсаженным деревьями дорогам вверх на Беверли-Хиллз. В залитое дождем окно Тамара иногда мельком видела огни, светящиеся в огромных уединенных особняках, принадлежащих кинематографической элите. Она впервые попала сюда и была взволнована до глубины души. Ей всегда страшно хотелось своими собственными глазами увидеть Беверли-Хиллз, но до сего момента он являлся частью того призрачно-недостижимого мира, который был знаком ей лишь по журналам. Хотя она никогда прежде не видела его, но знала о нем все. Да и кто его не знал? Для большинства людей он по-прежнему оставался обособленным от Лос-Анджелеса организмом, неплотно заселенной дикой местностью, где можно было спокойно наслаждаться уединением и при этом не слишком ревностно охранять его, и где изредка можно было увидеть случайного оленя или волка. Ей было известно, что по иронии судьбы возникновение этой колонии было вынужденным следствием притока людей, принадлежащих к миру кино. Кинозвезды и промышленные магнаты, на которых лос-анджелесская старая гвардия смотрела свысока и считала выскочками-нуворишами, в лучшем случае, или исчадиями ада, в худшем, были вынуждены обосноваться здесь, вдали от аристократических районов, в горах, где прежде не согласился бы поселиться ни один здравомыслящий человек. Эти приезжие методично создавали свое собственное позолоченное гетто.

– Как здесь, должно быть, красиво днем! – стараясь скрыть свое возбуждение, восхищалась Тамара, проезжая мимо целых акров темной нетронутой земли, которые составляли пустые пространства между редкими домами. – Кажется, мы выехали за пределы города, оставив его далеко позади. Зиолко кивнул.

– Сейчас это так и есть, но вот посмотришь, что будет через несколько лет. С каждым годом здесь строится все больше и больше домов. Боюсь, очень скоро от уединения не останется и следа. Цены на землю подскочили до небес. Размеры участков становятся все меньше и меньше. Скоро гигантские особняки, бассейны и теннисные корты будут размещаться на участках размером с почтовую марку. Помяни мое слово.

– А вы здесь живете? – Она с любопытством посмотрела на него.

Он покачал головой.

– Пока нет. – При тусклом свете автомобиля Зиолко внимательно смотрел ей в глаза. – А что? Тебе здесь нравится?

Глубоко вздохнув и улыбнувшись, она кивнула. – Пахнет эвкалиптом.

– Вот погоди, распустятся цветы. Тогда здесь будет запах, как в цветочном магазине. На этой земле цветы растут, как сорняки. Ну, вот мы и приехали.

Выпрямившись, Тамара выглянула в боковое окно. Машина въехала на узкую подъездную дорожку и заскрипела шинами по белому гравию. С обеих сторон дорожки тянулись заросли разросшегося дикого кустарника. Время от времени колючая ветка скрежетала по полированным бокам машины, заставляя Зиолко морщиться от досады. Если бы не белый гравий, дорожка походила бы на лесную тропинку, ведущую в никуда. Вдруг кустарники расступились, открыв взору огромный, ярко освещенный особняк, раскинувшийся посреди залитого светом ухоженного сада. «Значит, вот где живет Оскар Скольник», – подумала Тамара. Она была потрясена. Каким-то непостижимым образом поместье оказалось именно таким, каким она его себе и представляла, и, уж конечно, оно очень подходило магнату-мультимиллионеру, ставшему кинокоролем.

Автомобиль медленно затормозил, шофер вышел и, быстро раскрыв зонт, придержал заднюю дверцу. В доме распахнулась массивная резная дверь, и в ярком прямоугольнике света чопорно застыл дворецкий.

– Добрый вечер, Фредерик, – поздоровался с ним Зиолко. – Как поживаешь?

– Прекрасно, благодарю вас, сэр. Мисс, – дворецкий поклонился во второй раз. – Мистер Скольник и остальные гости ждут вас в гостиной, – тихим голосом проговорил он. – Будьте добры, следуйте за мной.

Зиолко кивнул и взял Тамару под руку. Она была благодарна ему за этот жест, поскольку иначе так и осталась бы стоять на месте, широко раскрытыми от удивления глазами глядя на роскошный дом.

Они прошли вслед за Фредериком через крытый портик, мимо изящных, неглубоких зеленых фонтанов, плеск которых заглушал нескончаемо монотонный шум дождя, барабанящего по стеклянной крыше. Тамара взглянула вверх и не поверила своим глазам. Сводчатая галерея полностью окружала портик, повсюду стояли горшки с буйно цветущими великолепными орхидеями. Тамара затаила дыхание и покачала головой. Она была так ошеломлена этими величественными проявлениями роскоши, что ей казалось, она видит сон. Это неизмеримо превосходило все ее ожидания.

Проведя их под еще несколькими рядами арок, Фредерик растворил одну из массивных резных дверей.

Тамара была ослеплена. Она чувствовала, что попала в какой-то волшебный мир; в такой обстановке мог жить какой-нибудь жаждущий наслаждений султан. В каждом из расположенных напротив друг друга огромных каминов потрескивал огонь, наполняя комнату запахами эвкалипта и плодовых деревьев и прогоняя прочь влажный холод. Комната, несмотря на ошеломляющую высоту в тридцать шесть футов и свои необъятные размеры, производила впечатление уютного, приветливого, обжитого и любимого хозяевами помещения.

Если дом и правда является отражением личности своего владельца, то Тамара была совершенно сбита с толку личностью Оскара Скольника. Все говорило о том, что он – человек очень сложный, которого нелегко понять.

Она заметила его сразу же, как только вошла в комнату, хотя прежде никогда не видела. Но даже с расстояния в семьдесят футов его невозможно было не заметить. Он сидел в кресле с подголовником в полукруглом конце комнаты и сразу было видно, что король здесь именно он. Напротив него находился мольберт с большой картиной, а по обеим сторонам от его кресла стояли задумавшись четверо мужчин в вечерних костюмах. Их внимание было приковано к застывшему рядом с мольбертом в позе богомола человеку со скорбным выражением лица и бородкой клинышком. Несколько в стороне сидели две женщины в светлых узких платьях до пола, с бокалами шампанского в руках. Все они представляли собой чрезвычайно элегантную картину, столь совершенную по композиции, что казалось, она специально была рассчитана на то, чтобы производить впечатление.