Разрыв франко-русского союза - Альберт Вандаль

Нельзя сказать, чтобы он старался придать хотя бы одному из этих проектов строго определенную форму. В настоящее время вся сила его воли была направлена и сосредоточена на единственной цели: войти в Россию и предписать ей свою волю. Но не подлежит сомнению, что эти головокружительные мысли часто посещали его. Его неоднократно доверительные разговоры, дошедшие до нас воспоминания окружающих его лиц, даже характер и направление его ума заставляют верить этому. Нам известно, что ему было свойственно – при выполнении текущих предначертаний – заглядывать в таинственное будущее и рисовать беспредельные картины; что его отдохновением были мечты. Возможно и то, что для достойного завершения похода в Россию, он считал достаточным удовольствоваться эффектным зрелищем. По некоторым показаниям современников, Наполеон хотел удивить мир необычайным зрелищем и уже заранее имел в своем распоряжении необходимые для этого атрибуты. В длинной веренице карет, которые составляли его личный обоз и были на пути в Германию, позади двухсот верховых лошадей и сорока вьючных лошаков, среди двадцати колясок, берлинов и семидесяти фур, запряженных восьмериком[427], должен был находиться таинственный фургон. В нем, невидимо для непосвященных глаз, должны были покоиться императорские регалии: усеянная пчелами порфира, корона и держава, скипетр и шпага. Где, на каком торжестве, собирался Наполеон выставить напоказ эти знаки своей власти? Думал ли он при величественной обстановке возложить на главу одного из своих близких корону и передать ему в удел Польшу, или же, уже подчинив себе юг и центр континента, он хотел при торжественной обстановке принять изъявление покорности Севера? Наконец, хотел ли он принять титул, которым его неоднократно приветствовали солдаты в пылу победного восторга; хотел ли на пороге Востока стяжать себе корону Карла Великого и, в московском Кремле, среди причудливых, византийской архитектуры, соборов, на ступенях Красного Крыльца, откуда цари показывались своему народу, явиться в образе Западно-Римского Императора? Ни одно, лично от него исходящее указание не дает возможности проверить все эти предположения; даже не установлен точно факт, на который ссылаются, чтобы приписать ему эти планы.[428] Тем не менее, существует общераспространенное мнение, что в глубине души он воображал, что поход в Россию должен увенчать его высшим посвящением; что он должен облечь его новой властью, которая поставит его превыше всех царей мира; что на ступенях трона покоренной России он явится перед Европой, как богоподобный император в апофеозе, полном величия и волшебного блеска.

ГЛАВА X. АЛЕКСАНДР И БЕРНАДОТ

Невозмутимое спокойствие Александра во время наших первых передвижений. – Наши враги боятся, что он не будет достаточно тверд. – Они жаждут подкреплений. Приезд в Петербург чрезвычайного посла Швеции. – Бернадот хочет сделаться инициатором окончательного разрыва с Францией и главным двигателем последней коалиции. Его план дипломатических и военных операций; его тайная мысль. – Граф Левенхильм. – Требование Норвегии. – Кратковременные колебания Александра; он входит в сделку о совестью. Отъезд Сухтелена в Швецию. – Переговоры в обеих столицах. – Взаимное недоверие. Политика императора; политика канцлера. – Прибытие послания из Елисейского дворца. – Волнение в высшем обществе; борьба партий. – Александр непреклонен; однако, пользуется предложениями Франции, чтобы заставить Левенхильма уменьшить свои требования. – Бернадот проделывает то же самое с Сухтеленом, пользуясь предложениями, переданными ему наследной принцессой. – Странный инцидент. – Два договора. – Состязание в благородстве. – Союз заключен. – Александр отвечает на французские предложения и излагает свои требования. – Ультиматум от 8 апреля. – Прежде чем придти к соглашению по существу распри, Россия требует, чтобы были выведены войска из Пруссии и стран, лежащих по ту сторону Эльбы; что предлагает Россия взамен этого. – Примирение невозможно. – Стремление наших врагов отделаться от Сперанского. Истинные причины и поводы, обусловившие немилость. – Вечер и ночь 17 марта; ссылка. – Александр отдается окончательно в руки европейских эмигрантов. – Бешеная страсть наших врагов. – Всегда и всюду Армфельт. – Шаги Бернадота. – Вечера в стокгольмском королевском дворце. – Бернадот торопит Александра начать военные действия. – Отъезд Александра в Вильну; последнее свидание с Лористоном. – В последний раз склоняется он к мысли двинуть свои войска в Польшу; случайное событие, которое заставляет его вернуться к плану безусловной обороны и окончательно остановиться на нем. – Рок уже тяготеет над императором.

I

“Не следует обманывать самого себя, сказал Александр, узнав о походе наших войск в Германию; – вероятно, через месяц или шесть недель я буду в открытой войне с Францией”.[429] Без бахвальства, без громких фраз, он ждал удара. Серьезный, иногда грустный, но всегда невозмутимо спокойный, он кротко уклонялся от всяких разговоров. Несмотря на эту манеру держать себя, окружавшие его со всех сторон, не спускавшие с него глаз наши враги боялись той минуты, когда военные приготовления Франции предстанут во всем их чудовищном развитии. Они не были уверены в Александре. Что произойдет тогда в его душе? – спрашивали они. Не поддастся ли он – при виде стольких соединившихся против него армий и народов, при шуме шагов всей Европы, идущей к его границам – приступу отчаяния, подобного тому, которое некогда бросило его в объятия Бонапарта? Не будет ли он унижаться, не пойдет ли на позорные уступки, не повторит ли скандальной истории Тильзита, воспоминание о которой часто приходило на ум нашим врагам? Особенно усиливало их опасения присутствие подле Александра облеченного властью поборника идей мира и примирения, ибо Румянцев все еще состоял министром и не отказывался от надежды на сближение. Были и другие причины опасений: аристократические и великосветские круги не установили еще вполне своего мнения и искали себе руководителя. Ненависть, которую многим русским внушал Наполеон, перешла у них в своего рода суеверный страх, в священный ужас. Они задавали себе вопрос: не был ли он одним из тех “апокалиптических” существ, с которыми не подобает вступать в борьбу. Сверх того, принятая в 1807 г. политическая система, как ни шла она в разрез с народными чувствами, не могла за несколько лет своего существования, не создать у известной группы лиц интересов, честолюбивых стремлений и надежд, связанных с этой системой. Около нашего посольства, хотя и очень медленно, но все-таки составилась группа приверженцев, которая следовала его внушениям. Сторонники войны не считали себя полными хозяевами и желали получить поддержку.