Так начиналась война - Иван Баграмян

Наконец в ночь на 18 сентября Москва откликнулась на нашу радиограмму. Начальник Генерального штаба лаконично сообщил: Ставка разрешает оставить Киевский укрепрайон и переправить войска 37-й армии на левый берег Днепра.

О выводе главных сил фронта на тыловой рубеж опять ни слова. Но здесь сама логика событий подсказывала решение. Уж если оставлять Киев и его укрепленный район с мощными оборонительными сооружениями, то нечего надеяться, что войска удержатся на необорудованных рубежах восточное города. Даже Бурмистенко, который до этого и мысли не допускал о том, чтобы оставить Киев, сказал на совещании у командующего:

— Думаю, что в этой обстановке нам ничего не остается, как выполнить распоряжение главкома.

После приказа об эвакуации Киева командованию фронта оставалось заботиться лишь о том, чтобы спасти от разгрома как можно больше сил, оказавшихся внутри вражеского кольца. На этот раз генерал Кирпонос не колебался. Он сразу попросил карту с последними данными о положении войск. На ней было много «белых пятен» — за последние двое суток мы со многих участков не имели донесений. На лежавшей перед Кирпоносом карте значилось, что 40-я армия сражается где-то между Путивлем и Ромнами, оба ее фланга открыты и обтекаются противником. 21‑я армия отбивает атаки войск противника в районе Прилук. Между этими армиями 80‑километровая брешь, которую заполнили войска Гудериана. Слева от 21-й армии, в 25–35 километрах северо-западнее Пирятина, пока еще держатся до предела ослабленные войска 5‑й армии. 37-я армия прочно удерживает Киев. Между нею и остальными войсками фронта — крупные силы 6-й немецкой армии, главная группировка которых сосредоточилась в районе Яготина. 26‑я армия на своем левом фланге в междуречье Днепра и Суды отбивает атаки соединений 17‑й немецкой полевой армии и 1-й танковой группы Клейста, прикрывшись небольшими силами со стороны Лубен. Противник развивает наступление как с запада, так и с востока. Район Пирятина, где находился штаб фронта, прикрывался лишь частями 289-й стрелковой дивизии.

Все это в конечном счете означало, что отход наших армий на оборонительный рубеж по реке Псел осуществить крайне трудно. Но другого выхода не было.

Никогда еще не приходилось генералу Кирпоносу решать оперативную задачу в столь тяжелой обстановке.

Однако, принимая решение на прорыв, командующий и все мы, в штабе фронта, полагались на испытанную в боях стойкость, бесстрашие, мужество наших бойцов и командиров.

Посоветовавшись с Тупиковым, Бурмистенко и Рыковым, командующий приказал поставить армиям следующие задачи: 21-й — к утру 18 сентября сосредоточиться на рубеже Брагинцы, Гнединцы (юго-восточнее Прилук) и главными силами нанести удар на Ромны, навстречу 2‑му кавалерийскому корпусу; 5-й — частью сил прикрыть отход 21-й армии с запада, а остальными нанести удар на Лохвицу; 26-й — создав ударный кулак из двух дивизий, наступать на Лубны; 37‑й — вывести войска из Киевского укрепрайона на левый берег Днепра, создать из них ударную группу и прорываться на Пирятин и далее на восток, составляя арьергард сил фронта; 40-й и 38‑й — ударить с востока навстречу главным силам фронта в направлениях на Ромны и Лубны.

Генерал Тупиков набросал на карте план отхода войск и приказал мне внести необходимые изменения в заранее подготовленные штабом боевые распоряжения армиям. Но передать эти документы адресатам было уже нелегко. С большими трудностями мы довели их только до командующих 5, 26 и 40-й армиями. Со штабами 21-й и 37-й армий связи не было даже по радио. Мы послали в Киев двух старших офицеров на автомашинах. Они не смогли пробраться в город и, видимо, погибли в пути. Лишь несколько позднее нам удалось через штаб главкома известить 37-ю армию о необходимости пробиваться на восток.

В 21-ю армию был направлен мой заместитель полковник Захватаев, который должен был вручить приказ генерал-лейтенанту В. И. Кузнецову и отходить вместе с его штабом.

К нашему счастью, почти вся авиация фронта и основная часть фронтового тыла своевременно были перебазированы за реку Псел, и мы в эту трудную пору могли не отвлекаться на организацию их выхода из окружения.

Итак, в ночь на 18 сентября почти все армии знали о порядке отхода. Конечно, принятое решение было далеко не идеальным. Ведь его пришлось принимать в столь сложной и далеко не ясной обстановке,

ОНИ НЕ СЛОЖИЛИ ОРУЖИЯ

Полковник Захватаев потом рассказал мне, что он довольно быстро разыскал штаб 21-й армии и лично передал приказ командования фронта генерал-лейтенанту В. И. Кузнецову. Командующий армией без промедления поставил задачи своим корпусам. Переправившись через реку Удай севернее Пирятина, они должны были пробиваться на восток, держа направление между Ромнами и Лохвицей. Кузнецов вместе со штабом армии решил следовать в конном строю вслед за 66-м стрелковым корпусом.

Рано утром 18 сентября колонна управления армии во главе с генералами В. И. Кузнецовым, В. Н. Гордовым и дивизионным комиссаром С. Е. Колониным под прикрытием стрелковых подразделений преодолела сопротивление мотопехоты одной из танковых дивизий Гудериана и, форсировав реку, устремилась на Озеряны. Днем в районе Белоцерковцев, у глубоких балок, враг снова преградил ей путь, поэтому пришлось организовать круговую оборону. С наступлением темноты командующий армией повел подразделения на прорыв. Осветительные ракеты превратили ночь в день. Враг открыл ураганный огонь из пулеметов, минометов и орудий, но и на этот раз колонне удалось прорваться.

Захватаев в этом бою был сброшен взрывом мины с коня. Придя в сознание, он увидел, что лежит среди трупов людей и лошадей. Слышно было, как по полю двигались немецкие солдаты. Изредка раздавались автоматные очереди и людские вскрики: фашисты добивали раненых. Полковника приняли за мертвого, и это спасло его. Когда гитлеровцы ушли, он, собрав остаток сил, заковылял на восток и вскоре встретил командира зенитного дивизиона старшего лейтенанта Чаева и одного красноармейца из эскадрона охраны штаба армии. После долгих мытарств они пробились к своим.

Генерал-лейтенант Кузнецов, преодолев все препятствия, все же вывел группу своих войск из вражеского кольца. Этому способствовал удар 2-го кавкорпуса генерала П. А. Белова, усиленного танковыми бригадами резерва Ставки. Кавалеристы и танкисты стремительно атаковали Ромны, где находился штаб Гудериана. Гудериан вспоминает, что он с верхнего этажа самого высокого здания города своими глазами видел атакующих — они были от него всего в 800 метрах. Нервы у фашистского генерала не выдержали, и он вместе со штабом бежал в Конотоп.