Пруд двух лун - Кейт Форсит

Изабо кивнула, ругая себя за забывчивость. Обернувшись, она снова взглянула на море, не в силах поверить, что прилив наступил так быстро.

— Взгляни! — ахнула она.

Над огромным валом, несущимся на берег, виднелись несколько гладких черных голов. Они ехали верхом на волнах с легкостью морского бычка, ныряя и вновь показываясь из воды, точно наслаждаясь бешеным напором течения. Они были слишком далеко, чтобы можно было различить их черты, но Изабо не сомневалась, что это Фэйрги. Мораг взглянула туда, куда показала Изабо, и ее лицо приняло странное выражение.

— Пойдем! — закричала она. — Нужно уходить отсюда!

— Но ведь мы в безопасности? — удивилась Изабо. — Они же не могут перепрыгнуть через эту стену...

— Если ты можешь взобраться по лестнице и пролезть в дырку, с чего ты взяла, что Фэйрги не могут? — мрачно ответила Мораг. Ее лицо побелело, и она обхватила себя за плечи руками, точно охваченная страхом.

На Изабо нахлынул ужас, и она отпрянула от мола. С сильно бьющимся сердцем она смотрела на Фэйргов, все еще резвившихся в волнах. Ее мечта о том, чтобы увидеть морской народ, стала явью, но Изабо чувствовала один лишь страх.

— Мне нужно возвращаться, — сказала Мораг. — Будь осторожна, Рыжая. Не ходи на пляж, когда в море Фэйрги — они утащат тебя и утопят без колебания.

Встав на бревно, чтобы вставить ногу в стремя, она уселась в дамское седло.

Изабо не стала даже дожидаться, когда затихнет стук копыт ее лошади, и мысленно позвала Лазаря. Почувствовав ее волнение, он прискакал галопом, и она вскочила ему на спину, даже не дожидаясь, пока он остановится. Он скакал так всю дорогу до опушки, и лишь умение не позволило ей свалиться, когда из сумерек внезапно возникали ветви, и с обеих сторон подступали массивные стволы деревьев. Наконец, вся в царапинах и синяках, Изабо соскользнула с его спины и уткнулась лбом в его взмыленную шею. Будь осторожен. Лазарь , отчаянно подумала она.

К ее огромному изумлению и восторгу, в ответ она услышала слабое: И ты тоже...

ФЕЙЕРВЕРК

Донован Косолапый облокотился на перила, глядя на то, как на него катится жемчужная рассветная волна. Город у него за спиной был тих и темен, но над остроконечными островами уже выплывало из белой дымки солнце. Он поковылял дальше, озабоченно глядя на ржавчину, окружающую огромные задвижки. Шлюзы давно нуждались в хорошем ремонте, но Ри не одобрил бы подобные расходы. Мол находился в еще худшем состоянии, и при виде раскрошившихся огромных камней Донована кольнуло беспокойство. Моря кишели Фэрйгами, так неужели Ри не понимал, что стену нужно отремонтировать? Да, в апатии Мак-Кьюинна действительно было что-то странное. При всех своих недостатках Мак-Кьюинны никогда не были безразличны к благоденствию своего народа.

Из тумана выплыли изящные силуэты шести больших кораблей. Паруса на их мачтах безжизненно висели, но корабли легко заплыли внутрь, увлекаемые приливом. Донован Косолапый нахмурился и задумчиво набил глиняную трубку, заталкивая табак в чашечку большим пальцем. Табаком его снабжали торговцы с Прекрасного Архипелага, проходя через ворота с грузом, чтобы ускорить процесс его проверки и подъема через шлюз. Прекрасный Архипелаг был единственным местом из всех Дальних Островов, где он рос, поскольку любил умеренный климат, поэтому табак и был редкостью, приберегаемой обычно для толстосумов. Донован Косолапый рассматривал это как привилегию своей должности начальника порта.

Он разжег трубку, угрюмо глядя на то, как корабли входят в залив. Они знали, эти тирсолерские моряки, что самое лучшее время для входа в Бертфэйн — это прилив. Похоже, время прилива было известно им так же хорошо, как и ему самому. И этот табак, который он курил — они не забыли сунуть ему один тюк, проходя через его ворота. Откуда они узнали и где взяли табак? Он явно не рос на холодных равнинах Тирсолера. Он раздумывал обо всем этом, как раздумывал о многих вещах, произошедших за последние несколько лет. Но Донован подчинялся приказам Ри, а Мак-Кьюинн сказал: «Пропусти эти корабли с белыми парусами».

Донован Косолапый по одному пропустил корабли через ворота в шлюз. Волна подхватила их и вынесла в спокойные воды Бертфэйна. Капитан каждого из шести кораблей оставил ему по тюку табака, коротко кивнув или сухо улыбнувшись. Каждый корабль казался вполне невинным, на палубах не было никого, кроме загорелых матросов и нескольких солдат. Но волоски на загривке Донована Косолапого встали дыбом, и он с кривой ухмылкой убрал табак, чувствуя, что, пожалуй, ему стоит рассказать кому-нибудь о своих мыслях. Вот только кому?

В ту ночь Дугалл Мак-Бренн почувствовал беспокойство, не дававшее ему заснуть. Его очень встревожило последнее письмо от отца, жившего в счастливом уединении семейного поместья в дальнем конце Равеншо. Мак-Бренн был уже очень стар и настолько поглощен множеством своих экстравагантных изобретений и хитроумных приспособлений, что редко обращал внимание на то, что происходит вокруг него. Его письма всегда были сбивчивыми и бессвязными, но последнее оказалось еще более путаным, чем обычно. Среди пространных описаний своей новейшей летучей машины, восхищения последним пометом щенков от любимой гончей и жалоб на затянувшееся отсутствие сына отец Дугалла упоминал визит шайки Ярких Солдат. Через три абзаца он вскользь обмолвился о том, что они хотели воспользоваться множеством укромных портов и бухточек Равеншо, а две страницы спустя упомянул, что они предложили за эту привилегию немыслимую кучу денег. Мак-Бренну не пришло в голову сообщить своему долготерпеливому сыну о том, какой ответ она дал, хотя загадочный постскриптум, в котором говорилось, что он «отослал их, устроив такую нахлобучку, какой они вовек не забудут», с равной степенью вероятности мог относиться как к Ярким Солдатам, так и к щенкам.

Дугалл Мак-Бренн не мог бы объяснить, почему отцовское письмо так обеспокоило его. Его встревожили вовсе не разрозненные обрывки мыслей, брошенные на полуслове анекдоты и своеобразные выражения, ибо таков был обычный эпистолярный стиль Прионнса Равеншо. Не была это и новость о том, что тирсолерцы просили у отца разрешения воспользоваться бухтами, хотя она действительно давала богатую пищу для размышлений. Это был не рассказ о том, что в море видели странные корабли, и не истории о Фэйргах, появляющихся в реках. Это был тот холодок, пробегающий по его спине, который Дугалл так хорошо знал. Он чувствовал надвигающуюся опасность. Вот что заставляло его крутиться и ворочаться в постели и побудило подняться за несколько часов до рассвета.