Эскадра его высочества - Алексей Барон

Глувилл недоверчиво промолчал. Эпикифор снисходительно усмехнулся.

– Скажи, тебе приказали доставить меня живым или мертвым?

– Мертвым…

– Неужели ты думаешь, что после этого в живых оставили бы тебя? Что решившись поднять руку на эпикифора ордена Сострадариев Керсис остановится перед устранением всего лишь коншесса? Неужели ты так наивен, Глувилл?

– Нет, не так наивен. Но у меня не было выбора, ваша люминесценция.

– Почему?

– Керсис грозился расправиться с моей матерью. И сестру еще… про разные мерзости говорил. Потом повел в подвалы и показал… как это делается.

– Понятно, – сказал эпикифор. – М-да. Ты так привязан к родственникам?

– Не очень, ваша люминесценция, – сознался Глувилл. – Но бывает такое… никому не пожелаешь. Особенно старались вот эти двое, – Глувилл кивком головы показал на стену, отделяющую подвал от бухты.

– Колбайс и Хорн?

– Да. Я действительно не ангел, могу и убить. Но эти…

– Да, знаю. Почему же ты не обратился за помощью ко мне?

– А вы бы защитили? Простите, ваша люминесценция. Мне терять нечего. Скажу начистоту: уже тогда, два года назад, многие считали, что Керсис посильнее вас будет. И вовсе не из-за того, что слишком умный, а из-за того, что уж больно лютует. У него ведь на все случаи одно наказание… Только это наказание куда доходчивее действует, чем все те выговоры да порицания, которые вы объявляли за провинности. Жизнь почему-то так устроена, что безопаснее служить опасному господину, чем доброму. Вот я и… того. Сломался.

Глувилл замолчал. Эпикифор молчал тоже. И это продолжалось едва ли не минуту.

– Так что же, – не выдержал Глувилл, – убивать-то меня когда будете?

Эпикифор слабо усмехнулся.

– Если бы я этого хотел, то давно бы уже сделал. Только чего ради? Мы теперь – самые завзятые союзники, обрат ты мой Глувилл.

– Как – союзники? После того, что я…

– После того, что ты.

– Но почему?

– Видишь ли, я еще слаб и без твоей помощи вряд ли уцелею. А ты не слаб, но многого не знаешь и не умеешь из того, что знаю и умею я. Поэтому либо мы вместе уцелеем, либо Керсис убьет нас поодиночке. О сестре и матери теперь можешь не беспокоиться.

– Почему?

– Потому, что Керсису до них нет теперь никакого дела. Ему ведь и в голову не придет, что я могу тебя простить. Убив Хорна и Колбайса… Потому что сам он такого ни за что бы не простил. Керсис вообще прощать не умеет, чтоб ты знал. Следовательно, он решит, что я тебя убил вместе с его охранниками. Для него ты мертв, а мертвым мстить нет никакого смысла. Да и хлопот у него нынче – повыше лысой макушки. Ему сейчас не до какой-то мести, ему сейчас ох как необходимо удержать власть. Под пушечный шумок, пока Санаций перепуган, пока пожары не угасли, пока не окончилась суматоха… В таких условиях люди жаждут поскорее обрести хоть какого-никакого владыку. Понимаешь?

– Понимаю. Очень даже понимаю.

– Еще вопросы есть?

– Да. А что со мной будет после того, как вы окрепнете?

– Глувилл! Я когда-нибудь не выполнял своих обещаний? Не платил долгов?

– Нет. Чего не было, того не было. Через это и пострадали… Но, виноват, это же я, я вас… чуть не того. Всего несколько часов назад!

Эпикифор взглянул на свою безжизненную руку.

– Помню, конечно. Но готов забыть. Все зависит от тебя.

– Спасибо, – глухо выдавил Глувилл. – Я отработаю. Что нужно делать?

– На полке между оконцами осталось полбутылки шериса. Там же – сухари и солонина. Для начала выпей. Поешь. Скоро потребуются все твои силы.

Глувилла долго уговаривать не пришлось, он так и набросился на еду. И здорово при этом чавкал.

Эпикифор устало прикрыл глаза.

– А что, неужели обрата Керсиса можно сбросить? – спросил Глувилл с набитым ртом.

– Можно. Только очень сложно, – не открывая глаз ответил эпикифор. – Сначала предстоит уцелеть самим. Без этого ничего не получится…

– Да уж, – согласился Глувилл. – Ох, ваша люминесценция! А вы-то, вы-то почему не едите?

– Не хочу, – через силу усмехнулся Робер. – Аппетит неважный.

И тут Глувилл наконец почувствовал, что краснеет.

– Хрюмо!

– Я здесь.

– Глувилл не появлялся?

– Пока нет, ваша просветленность.

– Как появится – немедленно ко мне.

– Кхэм.

– Что у тебя?

– Флигель-адъютант из Эрлизора.

– Чего нужно?

– Базилевс-император требует эпикифора для доклада.

– Немедленно?

– Так точно.

– Подождет старикашка. Отвечай, что люминесценций пока не прибыли. Санаций окружили?

– Да, еще час назад.

– Надежно?

– Очень.

– Что сказано бубудускам?

– Что эпикифора убили померанцы, а вместо него высадили двойника. Коего следует немедленно задержать, а при малейшем сопротивлении – уничтожить.

– Ладно. Сойдет объясненьице. Только нечего задерживать негодяя.

– Понял.

– Головой отвечаешь, Хрюмо.

– Так больше нечем, ваша просветленность.

– Почему же? А про семейство свое забыл?

Хрюмо промолчал.

– Вижу, что помнишь, – сказал бубудумзел.

– Сколько я спал?

– С полчаса, ваша люминесценция.

– Много. Нельзя терять столько времени…

Робер приподнялся и здоровой рукой пошарил над своим топчаном.

Часть стены за его спиной бесшумно ушла в пол.

– Глувилл, захвати все арбалеты. Надеюсь, ты их зарядил?

– Да.

– Очень хорошо. Помоги мне.

Они спустились по лестнице и оказались в сводчатом подвале. Большую часть пола в нем занимал обложенный камнем бассейн.

Эпикифор привел в действие еще один потайной механизм. Внешняя стена приподнялась. Причем очень немного, чуть больше, чем на полметра. Но света, проникшего в щель, вполне хватало, чтобы увидеть плавающую в бассейне лодку. Можно было лишь удивляться, как такое немалое укрытие оставалось тайным. Однако Глувилла, натуру практическую, больше волновало другое.

– А не лучше ли дождаться ночи?

– Нет. Хвала Поммерну, сейчас повсюду неразбериха, никто на нас и внимания не обратит. А вот к ночи Керсис догадается выслать патрули повсюду, включая Ниргал. Сейчас же он больше всего на свете опасается, что я попытаюсь проникнуть в Санаций.

– Так может и в самом деле…

– Нет. Уж что-что, а Санаций-то обложен на десять рядов.

Глувилл кивнул. Он подтянул лодку к бортику и помог перейти на нее эпикифору.

– Быстрее, – сказал тот. – Щель скоро закроется.

Глувилл нащупал весло и оттолкнулся от бортика.

Лодка подплыла к щели. Чтобы протиснуться, пришлось лечь на дно, но все было рассчитано очень точно, – они выбрались. И как только выбрались, стена с плеском опустилась.