Последнее волшебство - Мэри Стюарт

И это – все, что я запомнил. А потом – мне показалось, что через мгновенье, – я увидел, что стоит ночь, на небе сияют звезды, мерцая, как острия, вонзающиеся в глаза и в мозг. Я лежал навзничь на траве и смотрел прямо вверх. Вокруг темнели и горбились кусты дрока, и постепенно, словно чувства возвращались ко мне из безграничной дали, я ощутил руками и плечами уколы их шипов. В каплях росы отражался звездный свет. Кругом царила тишина, казалось, природа затаила дыханье. Но потом вверху, у меня над головой, загорелось еще одно острие света. Ночь озарилась. К этому разгорающемуся светочу устремились звезды со всего неба, как металлическая пыль к магниту, как пчелы к улью, покуда на всем небе не осталось другого огня. Сияние слепило глаза. Не в силах шевельнуться, я лежал, как последний человек на вершине мира, и следил за летучей звездой. Невыносимо яркая, она стронулась с места и, набирая скорость, словно брошенная в небо пылающая головня, пролетела от зенита к краю земли, развернув позади себя хвост света в виде огромного дракона...

И тут я услышал чей-то голос:

– Дракон! Дракон! Я вижу дракона, падающего с неба!

Это кричал я сам.

А потом огонь, и чьи-то руки, и лицо Вивианы, такое бледное в свете фонаря; позади нее – Варро и еще какой-то отрок, в котором я смутно узнал пастушка, пасшего овец на холме. Раздались голоса: «Он умер?», «Нет, скорее, укройте его. Ему холодно», «Он умер, госпожа», «Да нет же! Никогда не поверю! Делайте, что вам говорят!». И с душевным волнением:

«Мерлин! Мерлин!» А мужской голос в страхе произнес: «Кто осмелится сказать королю?»

После этого пробел – и я в своей постели, на языке вкус разогретого вина с подмешанными к нему травами; потом опять долгий пробел, на этот раз означающий сон.

Теперь мы подходим к той части моей хроники, которую мне особенно трудно излагать. Знаменовало ли появление кометы с хвостом дракона конец волшебной силы Мерлина (как утверждали в народе) или нет, я знаю только, оглядываясь теперь назад, на недели и даже месяцы, – что мне самому непонятно, во сне или наяву происходило сохранившееся у меня в памяти. В тот год я путешествовал с Вивианой. И сейчас у меня перед глазами проплывают картины, точно отражения в воде, – неясные, повторяющиеся, пропадающие от удара веслом по зеркалу вод. Так же бывает и когда засыпаешь – один за другим проходят перед мысленным взором зыбкие образы, воспоминания, похожие на сон, и сны, правдоподобные, как явь.

Мне и сейчас стоит только смежить веки, и я вижу Яблоневый сад в лучах солнца: серебрятся лишайниками старые стволы деревьев, на ветках, точно лампы, наливаются зеленые плоды и воздух в высоких стенах сада густо напоен ароматами лаванды, шалфея и шиповника. На склоне холма позади башни вижу терновые деревья, эти странные растения, зимой покрывающиеся цветами, тычинки которых похожи на ноготки. Вижу распахнутую дверь, где на пороге однажды робко встала Вивиана, тонкая фигурка, обведенная светом дня, словно нежный призрак утонувшего мальчика, быть может еще больше ее одаренного магической силой. И вижу самый «призрак» – мальчика Ниниана, чей образ постоянно присутствует в моих воспоминаниях об усадьбе на холмах рядом с образом тоненькой девушки, сидящей на солнце у моих ног.

Наверное, неделю после припадка, случившегося со мною на вершине холма, я провел, недвижно сидя на каменной скамье в саду, – не по слабости, а подчиняясь настояниям Вивианы. К тому же мне нужно было время, чтобы все обдумать.

Наконец, однажды вечером, в теплые летние сумерки, я позвал ее к себе. Она устроилась, как обычно, на подушке у моих ног. Голова ее касалась моих колен, а моя рука гладила густые мягкие волосы. Они успели отрасти и уже доставали до лопаток. Я что ни день продолжал дивиться собственной слепоте: как я мог не видеть плавных изгибов ее тела и нежных линий горла, лба, запястья?

– Ты много трудилась всю эту неделю.

– Да, – ответила она. – По хозяйству. Срезала травы в огороде и связывала в пучки для просушки.

– А я пребывал в бездействии, пока ты работала. Но я думал.

– О чем?

– Среди прочего о Брин Мирддине. Ты там никогда не была. И я думаю, что до исхода лета мы с тобой должны оставить Яблоневый сад и...

– Оставить Яблоневый сад? – Она отшатнулась от моих колен и с тревогой заглянула мне в лицо. – Ты что же, хочешь опять поселиться в Брин Мирддине? Хочешь, чтобы мы с тобой жили там?

Я засмеялся.

– Ну нет. Не представляю себе этого. А ты?

Она снова прислонилась к моим коленям и потупила голову. И проговорила глухо после минутного молчания:

– Я не знаю. Мне ни разу, даже во сне, не открывался твой прежний дом. Но ты говорил, что умрешь там. Ты к этому?

Я протянул руку и опять погладил ее волосы.

– Верно, я говорил, что так будет. Но мне еще не было знака, что подходит срок. Я чувствую себя превосходно, лучше, чем все последние месяцы. Но взгляни на это с другой стороны когда моя жизнь кончится, твоя должна начаться. А для этого ты должна, как некогда я, провести один день в кристальном гроте видений. Ты ведь знаешь. Мы беседовали об этом.

– Да, я знаю, – по-прежнему с сомнением в голосе подтвердила она.

– Ну так вот, – бодро продолжал я. – Мы приедем в Брин Мирддин, но это будет в самом конце нашего путешествия. А сначала проедемся по другим местам, повидаем разные разности. Я хочу побывать с тобою там, где протекала моя жизнь, и показать тебе то, что пришлось видеть мне. Все, что я мог рассказать, я уже тебе рассказал; теперь я хочу, чтобы ты увидела все, что я могу тебе показать. Поняла?

– Кажется. Ты хочешь подарить мне итог своей жизни, чтобы я на нем возвела здание своей жизни.

– Именно так. Для тебя – камни в основание будущего, для меня – жатва и венец.

– А после, когда я получу все? – понурясь, спросила она.

– Тогда посмотрим. – Я с улыбкой потрепал ее по голове. – Не огорчайся, дитя, отнесись ко всему легко. Это будет свадебное путешествие, а не похоронная процессия. Наша поездка хоть и имеет цель, но будем считать ее увеселительной. Так и договоримся. Мысль эта у меня уже давно, она не осенила меня вдруг, во время последней болезни. Мы были счастливы с тобой здесь, в Яблоневом саду, и будем, конечно, счастливы еще, но ты молода, и не дело тебе сидеть год за годом на одном месте, сложив крылья. И потому мы отправляемся в путешествие. Может быть, я только потому и хочу показать тебе места, которые я знал я любил, что я их знал и любил, и никаких других причин тут нет.

Она вскинула голову и взглянула на меня с облегчением. Глаза ее опять сияли. Она была молода.

– Вроде паломничества?

– Можно и так сказать.

– То есть Тинтагел, и Регед, и место, где ты нашел меч, и озеро, где ты его спрятал и хранил для Артура?