Ханкерман. История татарского царства - Юрий Манов

Могила утеряна, а указанная на камне дата остается предметом споров историков. В 2019 году по инициативе полномочного посла Казахстана в России И. Тасмагамбетова на Старотатарском кладбище Касимова была установлена новая каменная плита с именем Ураз-Мухаммеда.

А мраморная плита с именем наставника царевича Кадыралибека Косымулы Жалаири недавно тоже установлена в Касимове – в текие Афган-Мухаммеда рядом с древними могильными камнями касимовских ханов.

Сказ 12. Страшные времена

Год 1600 от Р. Х. или 1009 год от Хиджры.

1600 год. Большой салтан

Давно живет ворон Хасан среди людей, научился разбираться в их сущности. Сразу понял: этим летом в Касимов приехал большой салтан. Салтан с большой буквы! Всю торжественную церемонию посажения на трон наблюдал Хасан со стены мечети. Чувствовал, что на царство сажают Великого Салтана.

Ворон невольно сравнивал. Вот Шигалей вроде и богат был, и на троне в Казани сидел, и царем привечен, а не боялись его, не веяло от него такой силой и властью. Ему даже кланялись лениво, без раболепия. Ураз-Мухаммед – совсем другое дело! Этот от своей власти был в упоении. Такие способны на великие дела! И другим они приносят либо большую радость, либо тяжкое горе.

А чуть позже случился с Хасаном неприятный случай, о котором он потом не любил вспоминать. Поймали его на базаре, когда он пытался стащить кусок конины у торговца, грубо сунули в мешок и отнесли во дворец седобородому Мудрецу.

Опять неволя, опять в клетке жить, подумал тогда Хасан. Но не стал Мудрец его в клетку сажать, а достал кожаный сверток с острым инструментом. Вот тут и испугался Хасан: неужели зарезать его хотят и съесть?! Закричал жалобно.

Мудрец не стал его резать, а лишь клюв раскрыл своей железякой и долго рассматривал язык и горло, все удивлялся, как это ворон говорить может? А потом крылья расправлял и перья считал, на тонком пергаменте зарисовал строение крыла, а там и отпустил Хасана подобру-поздорову.

Хасан из мести стащил у седобородого узкий, острый, блестящий ножичек. С ним и улетел. Но потом даже подружился с Мудрецом. Тот любил сидеть в беседке яблоневого сада, разбитого по приказу Ураз-Мухаммеда у мечети, и читать древние свитки. Когда прилетал Хасан, Мудрец читал их вслух. Много нового услышал Хасан о природе вещей, о сущности явлений, о мудрости Аллаха. А еще Мудрец всегда угощал Хасана лесными орехами и сладкими финиками, которые ворон очень любил.

1609 год. Под Свияжском

И вновь ветры войны принесли Хасана к Свияжску. Места знакомы, да события совсем иные.

Никогда еще не пировали так часто и сытно вороньи стаи! Вороны объедались до такой степени, что взлетали с трудом. Еда была везде. В сожженных деревнях, вдоль дорог, по берегам рек. Еда висела даже на деревьях, повешенная за шею. Много еды.

Но вороны хорошо знали, где искать и совсем свежую мертвую еду. Там, где звенят сабли, ржут лошади, грохочут пушки и кричат люди. Больше всего свежей мертвой вкусной еды оставалось на поле боя.

После сражения победившие обычно хоронили своих мертвых. В общих ямах, но все-таки забрасывали землей, ставили березовые кресты. Проигравшие битву воины обычно так и оставались на поле. Победители снимали с них латы и доспехи, верхнее платье, стягивали порты и обувь. С наступлением темноты мародеры сдирали с трупов даже окровавленное исподнее. И следующим утром вчерашнее поле битвы оказывалось усеянным сотнями обнаженных мертвых тел. Много свежей еды!

Страшные времена, смутные…

Хасан никогда не ел человечины, считая это зазорным. Откуда взялось это внутреннее неприятие, он не знал, а просто считал такую трапезу немыслимой. Может быть, такое отношение к людям и к их смерти делало Хасана другим – кем-то или чем-то больше ворона.

Однажды осенью, где-то под Калугой, с грустью наблюдая за трапезой других воронов на поле недавней битвы, Хасан снова увидел его – Большого салтана.

Казалось бы, совсем немного времени прошло с того памятного дня, когда Большой салтан покинул Касимов во главе славного войска, а как он изменился за это время: куда делся задорный огонь в глазах, куда исчезла его величавая осанка? В черных, как смоль, волосах теперь седые пряди.

И людей вокруг него теперь совсем мало, всего три десятка всадников. А где остальное войско, когда-то восхищавшее Хасана? Где верные карачи? Неужели все славные воины здесь, в этом поле?

Своим особым взором ворон заметил на гордом волевом лице Ураз-Мухаммеда тень скорой смерти, и не удивился – ею пропиталось все вокруг, она заглядывала в каждый уголок, дотягивалась до каждой семьи… Что еще может ожидать от салтана, который погряз в интригах?

Рядом с Ураз-Мухаммедом ехал знакомый Хасану Мудрец. Он грустно оглядывал поле, усеянное павшими, вдруг придержал лошадь и громко сказал:

– И будут повержены трупы людей, как навоз на поле, и как снопы позади жнеца, и некому будет собрать их…

– Кто это сказал, учитель? – тихо спросил Ураз-Мухаммед.

– Древний пророк Иеремия, – ответил Мудрец. – Много тысяч лет назад.

– Как он угадал. – Салтан кивнул в сторону непогребенных тел, на которых пировали вороны.

– Гадание здесь ни при чем. – Мудрец пожал плечами. – Просто такова человеческая сущность.

Ворон Хасан полностью согласился с Мудрецом.

Здесь Хасану положительно нечего было делать. Будущее Большого салтана предрешено, пора возвращаться в Касимов.

1609 год. Раненый ворон

Не понравилось ворону Хасану, как в один ненастный день изменилась жизнь Касимова. Нет, обилие лошадей и вооруженных двуногих было привычным, но вот грохот пушек пугал. Пушки стреляли по его городу, Касимов попал в осаду. Давно не случалось там базаров, где Хасана неизменно угощали, давно не видно в городе Большого салтана и его мудрого наставника. Сплошь все новые, чужие люди. И огонь, много огня и дыма, и пожары!

Наверное, из-за обилия дыма Хасан не почувствовал опасности. Русские затащили пушки на специально построенные деревянные башни и начали бить по городу сверху. Чугунное ядро срикошетило от стены минарета и ударило в сосну, на которой сидел ворон. Раскаленное ядро раскололось, и маленький горячий осколок ударил птицу в бок. Машет крыльями древний ворон, пробует взлететь, да не держат