Реализм Гоголя - Григорий Гуковский

Но в 1830-х годах, в пору «Ревизора», идеи Гоголя были все же самыми близкими к идеям Белинского. И это были идеи отрицания по преимуществу. Сущность истории Хлестакова, как и всего «Ревизора», все-таки заключается в разоблачении и отрицании всего государственного строя николаевской монархии и дворянского бюрократического государства вообще.

Как видно из разбора сюжета «Ревизора» или хода развития роли Хлестакова, было бы совершенно неверно видеть в сюжете гоголевской комедии повторение мотива «одного принимают за другого». Хлестакова не только принимают за ревизора, но его и делают ревизором. И в этом отношении он не очень-то и отличается от чиновника, приехавшего из Петербурга в конце пятого действия.

В сущности, концовка пятого действия непосредственно продолжает начало первого действия. В начале комедии Городничий сообщил чиновникам, что в город едет ревизор; в конце пятого действия – этот ревизор приехал; теперь начнется обычное и «нормальнейшее» для тех времен дело: чиновники явятся к ревизору и попытаются либо обмануть, либо подкупить его, либо и то и другое. Вероятно, это им удастся, как удавалось Городничему уже не раз.[137] Ведь преступления Городничего и его подчиненных столь обычны, общераспространенны, вездесущи, что их нельзя считать ни чем-то выдающимся, ни чем-то требующим скорой и строгой расправы. Не то пришлось бы расправляться со всеми чиновниками, со всеми участниками управления страны, где, по замечанию самого царя Николая I, не крадет лишь один чиновник – сам император.

Притом ведь, с точки зрения правительства, проступки Городничего и чиновников вовсе и не являются серьезными преступлениями. Это – обычные, свойственные грешным человекам слабости, не более; и кто без греха? Кто поднимет руку на слабости человеческие? Таков смысл и официозного продолжения гоголевской комедии, цициановского «Настоящего ревизора». Как известно, в этой пьеске изображена «расправа» настоящего ревизора. К удивлению, этот, казавшийся столь грозным, ревизор выносит решение, весьма и весьма терпимое по отношению к чиновникам. Городничий не только не предан суду, не арестован, – но он отделался лишь увольнением от должности, и то лишь на пять лет. А через пять лет он может столь же успешно продолжить свое поприще: правительство, узнавшее его досконально, нисколько не собирается мешать ему.

Мало того, «настоящий ревизор», который женится на дочери Городничего и потому «несколько пощадил» его, на эти пять лет помещает его в своем имении в качестве заведующего этим имением. Остальным чиновникам объявлено приказание подать в отставку – что, разумеется, опять-таки нимало не мешает им продолжать «службу» в другом месте. Пострадали лишь двое: Хлестаков, определяемый в армию, в провинцию, подпрапорщиком, – и, конечно, именно потому, что из-за него заварилась каша, тогда как он-то и есть наименее виновный из всех, и Земляника, отданный под суд (видимо, едва ли не за то, что доносил на своих, выносил сор из избы).

Таким образом, правительство (цициановская пьеска была правительственной декларацией со сцены), в сущности, оправдало людей, осужденных Гоголем. Иначе оно и не могло сделать: оно оправдывало не столько Городничего, сколько самого себя.

Во всяком случае, зритель гоголевского «Ревизора» может не волноваться за судьбу героев пьесы в конце пятого действия: ничего серьезного им не угрожает. Концовка «Ревизора» – это не «счастливый конец», обычный для комедий того времени, и наказан ли в ней порок, нисколько и ни из чего не видно. Скорее можно думать, что порок останется безнаказанным, как, впрочем, и в концовке «Ябеды» Капниста. Так образовалась традиция русской комедии-сатиры, без «счастливого конца» и, во всяком случае, без наказания порока: «Горе от ума» – «Ревизор» – «Свои люди сочтемся» – «Свадьба Кречинского» и «Дело», да и другие.

Появление Хлестакова, вся история его невольных похождений в городке вплоть до его отъезда – все это оказалось эпизодом, вставкой в ход событий. С той минуты, как в конце пятого действия жандарм объявил о приезде чиновника из Петербурга, все стало на свои места и вернулось к исходной позиции. Поэтому Белинский (еще раз напомню: в своей терминологии 1840 года) говорит об идее «призрачности», получившей объективную действительность в «Ревизоре», имея в виду эту мимолетность явления Хлестакова, как бы исчезающего (выражение Белинского) в четвертом действии.

Но эта мимолетность имеет, конечно, и обратный смысл: «призрачность» приобрела в комедии действительность. История Хлестакова приоткрыла перед зрителем не только глубокий смысл, или, точнее, полнейшую бессмысленность всей системы бюрократической власти, но и приоткрыла то, что будет делать, что должен делать в городке «настоящий» ревизор: то же самое, что и Хлестаков.

Зритель и в этом может не беспокоиться – и не гадать по-пустому насчет того, что произойдет после конца пятого действия: примерно то же, что происходило во втором, третьем и в особенности в четвертом действиях. С Хлестаковым все это происходило в некоем кривом зеркале, в пародийном освещении; с «настоящим» ревизором все будет скучнее, проще, обыденнее. Но суть-то едва ли изменится: гроза, взятки, распеканья, обещанья. Можно, пожалуй, сказать, что «Ревизор» построен кольцеобразно: мы возвращаемся в конце комедии к ее началу, к известию о ревизоре. Это кольцевое построение предсказывает унылую повторяемость событий и дальше. Никаких неожиданностей не будет. Немая сцена – это, конечно, не обычный, а мнимый финал, это – только остановка, а не окончание хода событий, это – образ мертвенности, а не завершения. Настоящего финала здесь нет и не может быть: его не давала действительность 1830-х годов, а провидеть его Гоголь, мысливший стихийно и чуждый мысли о насильственном финале николаевщины, – не мог.

Как было показано выше, в третьем и четвертом действии «Ревизора» происходит своеобразное превращение Хлестакова в значительное лицо. «Но кто сделал его ревизором?» – спрашивает Белинский (заметим, что он говорит «сделал его», а не «принял его за ревизора») и отвечает: «страх городничего». Это определяет и переход от превращения Хлестакова к превращению Городничего, от четвертого к пятому действию. Хлестаков уехал. Но круги по воде от брошенного камня идут, расширяясь. Превращение захватывает новых лиц. Линия сюжета, оборвавшаяся в конце четвертого действия с отъездом Хлестакова, подхвачена и продолжена с начала пятого действия историей Городничего. На наших глазах из фитюльки Хлестакова сделан ревизор; теперь из Городничего делается вельможа. Об этом говорит Белинский, разбирая пятый акт комедии и останавливаясь особо на трансформации Городничего: «Из труса он делается нахалом, мещанином, который вдруг попал в знатные люди»; и далее Белинский рисует Городничего, попавшего в знатные люди, и мрачную картину того, что случится, «сделайся наш городничий генералом».

В самом деле, в первых четырех действиях комедии Городничий – всего лишь уездный чиновник весьма невысокого полета; он сам говорит потом, что когда генерал едет, тому немедля дают на станции лошадей, тогда как другие «все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие… Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там – стой, городничий!»

Но в пятом действии этот мелкий тиран и чинуша пытается, и не без успеха, преобразиться. В нем еще сидит грубый хам-полицейский, когда он орет на купцов. Но в то же время в нем несколько даже неожиданно появляются черты поведения отчасти вельможного пошиба. Он мечтает. Он знает, что, и мечтая, не надо увлекаться. Он не собирается стать сановником разом. Но с таким зятем можно добиться многого, и Городничий рассчитывает, что «со временем и в генералы влезешь». Так же он подразнил жену, да и себя, мыслью о голубой ленте, но он знает, что голубую ему не получить ни в коем случае, а вот красную – почему не получить? Красную, «аннинскую», он получить рассчитывает.

Мечты о генеральстве приводят к тому, что Городничий как бы становится генералом. Его окружают поздравители, его окружает усиленное и теперь адресованное ему подобострастие, вокруг него – целый вихрь комплиментов, поклонов, усердия; а он – молчит. Видимо, он стал важен и многозначительно молчалив. Он говорит мало, но веско. И он уже удалился от среды, прежде ему свойственной и близкой. Судья уступает ему теперь кобелька, но он уже «выше» этого быта: «Нет, мне теперь не до кобельков». Он и вслух при всех заявляет, что не прочь быть генералом. И Земляника «в сторону» замечает: «Чего доброго, может, и будет генералом. Ведь у него важности, лукавый не взял бы его, довольно». Это – почти слова самого Гоголя.

Чиновники злобствуют по поводу карьеры, сделанной Городничим, – но тут же просят у него покровительства, как просили в четвертом действии у Хлестакова. И совсем так же, как тогда Хлестаков, Городничий не без милостивого величия отвечает: «Я готов с своей стороны, готов стараться».