Путь Дракона - Дэниэл Абрахам

Несмотря на жару, на встречу во дворце правителя Ситрин одела темно-синее платье с пышными рукавами и стоячим воротником. Ее волосы были собраны в мягкий пучок и были сколоты серебряной шпилькой с ляпис-лазурью, последней бранзулеткой, спасенной ею из Ванаи. Костюм подошел бы больше для холодного осеннего дня, струйки пота бежали по спине, но сама мысль о чем-то более вызывающим перед Квахуаром Емом казалась неподобающей. И конечно, одеть ожерелье или брошь, которые он ей подарил, было неуместно.

Когда он встретил ее в проходе, ведущем в личные покои, поклон его был чисто формальным. И лишь улыбка, таившаяся в уголке рта, да веселье в черных глазах намекали на ночи, проведенные вместе. На нем был камзол песочного цвета с черными эмалевыми пуговицами на воротнике, и она мысленно раздела его. Ей стало интересно, если они больше уже не соперники, полюбят ли они друг-друга. Служанка, беловолосая синайка, поклонилась, лишь только они вошли в дверь.

В комнате доминировал один единственный стол, темного, мореного дерева, ряд окон за ним демонстрировал густо сплетенные деревья. Колышущиеся ветви создавали ощущение тени и прохлады, которых в комнате на самом деле не было. Наемник-синаец вскочил на ноги, как только Ситрин вошла в комнату, и сел следом за ней. Женщина-тралгу и представитель местных купеческих домов не присутствовали.

— Удачный год, — сказал синаец. — Ходили к судам, магистра?

— Не имела возможности, ответила Ситрин. — Мое расписание было на удивление насыщенным.

— Вы должны выкроить время. Там ящиками были самые очаровательные безделушки, которые я видел в этом году. Разноцветные стеклянные шарики, которые звенят, когда вы их трете. Очень мило. Я три купил для своей внучки.

— Надеюсь, у вас все в полном порядке, сэр, — сказал Квахуар Ем. Голос прозвучал почти что грубо. Почему он рассердился, — удивилась она.

— В полнейшем, — ответил синаец, не обращая внимания на тон. — Все просто замечательно, благодарю вас.

Открылась потайная дверь, и вошел губернатор. Его полное лицо блестело как от пота, так и от веселья. Когда они начали вставать, он махнул рукой, приглашая садиться.

— Не нужно церемоний, — сказал он, плюхаясь в кресло. — Могу я предложить вам что нибудь выпить?

Квахуар Ем отрицательно покачал головой, наемник-синаец повторил его жест пол-минуты спустя, как будто ждал, реакции Квахуара. Желудок Ситрин сжался от предчувствия. Что-то происходит, чего она не понимала.

— Спасибо вам обоим, что пришли, — сказал правитель. — Я очень ценю проделанную вами работу, вашу преданность Порте Оливия, мне и королеве. Я счастлив, что столько блестящих умов обратились к проблеме благосостояния нашего города. Это всегда было самым трудным, не так ли? Принятие решения?

Его тоскливый вздох говорил, что он чрезвычайно собой доволен. Ситрин ответила ему натянутой улыбкой. Квахуар старался не встречаться с ней глазами.

— Я изучил все предложения самым тщательным образом, — продолжал правитель. — Уверен, что каждое из них это прекрасный путь, ведущий к процветанию города. Но я полагаю, что гибкий пятилетний контракт, предложенный присутствующими здесь господами, более предпочтителен, чем восьмилетний, затребованный банком Медианов.

Ситрин перестала дышать. Несмотря на жару, в глотке и груди поселился холод. Квахуар Ем не предлагал пяти лет. Он предлагал десять.

— Восемь лет — слишком долгий срок, — медленно кивнув сказал синаец. Похоронное выражение на его лице было убогой маской, скрывающей торжество.

— К тому же и ежегодные отчисления выше, — сказал губернатор. — Мне очень жаль, но я вынужден отклонить ваше предложение, магистра.

— Понимаю, услышала свой голос Ситрин, как будто со стороны. — А сейчас, когда все решено, могу ли я узнать ставки, предложенные мастером Емом?

— О, это партнерство, — ответил синаец. — Не только его клан, знаете ли. Мы вместе в деле. Он и я.

— Не думаю, что есть необходимость вдаваться в детали, — сказал Квахуар Ем, по прежнему избегая встречаться с ней взглядом. Его попытки избавить ее от большего унижения были еще хуже, чем злорадство наемника.

— Никакой, хотя никто не узнает, — сказал губернатор. — Из учтивости и уважения, магистра, отчисления составляют десять процентов без гарантии и четырнадцать с гарантией.

Не те цифры. Это были не те цифры. Должны были быть шестнадцать и девятнадцать, а не десять и четырнадцать. Предложение, которое она нашла в его кабинете было ловушкой, и она в нее угодила.

— Благодарю вас, господин губернатор, — поклонившись сказала Ситрин. — Холдинговая компания высоко оценит вашу откровенность.

— Надеюсь, это не язвительность, — сказал правитель. — Банк Медианов новичок в нашем городе, но уже очень уважаем.

— Ни в малейшей степени, — сказала Ситрин. Учитывая пустоту в груди, она удивилась, что эха не было. Этого не должно было произойти. — Большое спасибо за любезное приглашение. Но, полагаю, у вас, господа, есть что обсудить.

Все поднялись вслед за ней, губернатор взял ее ладонь толстыми пальцами и поднес к губам. Она весело улыбалась, создавая видимость умения проигрывать, сохраняя маску той, кем ей хотелось бы быть. Поклонилась наемнику-синайцу, потом Квахуару Ему. Пустота покинула ее, и на ее месте расцвело что-то наполненное болью.

Она неспешно вышла из комнаты, спустилась по лестнице, и через вестибюль вышла на площадь. Небо было опалово-белое, ветер на щеке горячий, словно дыхание. Ее подмышки, спина и ноги были мокры от пота. Несколько минут она простояла потрясенная и оцепеневшая. Она не должна была быть здесь. Ей снова нужно попасть обратно. Были детали, которые нужно доработать, контракты, которые должны быть подписаны и засвидетельствованы. Был грандиозный проект, который необходимо претворить в жизнь. Она не должна быть здесь. Ее место внутри.

Первый всхлип был как рвота: внезапно, рефлекторно и неистово. Не здесь, подумала она. О Боже, если это случится, пусть это будет не здесь, где весь этот чертов город сможет увидеть. Быстрее, шире шаг, бедра ее натянули ткань платья, выигрывая каждый дюйм. Она добралась до лабиринта улиц. Нашла переулок, проследовала его поворотами и изгибами до скрытого от чужих глаз закутка, и присела на грязную брусчатку. Она не могла уже сдерживать рыдания, поэтому зажала рот рукой, чтобы не создавать шума.

Все пропало. Все ее надежды, все планы, все пропало. Они отдали кому-то ее контракт, и оставили ее в дураках, уродливой шлюхой-полукровкой, горько рыдающей сейчас в переулке. Как она могла только подумать, что победит? Как она могла поверить в такое?

Когда худшее было позади, она поднялась. Утерла слезы и сопли рукавом, вытерла грязь с платья и пошла к себе на квартиру. Унижение вскарабкалось на плечи и зашептало ей на ушко. Как много Квахуар рассказал своим партнерам? Хвастался ли он, что раздвинул ей ноги? Тот старый наемник-синаец получил, вероятно, подробное описание каждого кусочка ее плоти перед тем, как она вошла. Квахуар знал все, что она сделает, еще до того, как она сделала это, все спланировал. Были ли слуги предупреждены не препятствовать ее ночному вторжению в его кабинет? Что если они наблюдали за ней из темноты, смеясь над идиоткой, возомнившей себя умной?