Сыны Тьмы - Гурав Моханти

– Для Панчала большая честь, что император почтил это событие своим августейшим присутствием. Желаю вам завтра удачи.

– Нет, не желаешь, – усмехнулся Джарасандх. – Ты сейчас похожа на одного из тех попугаев из Прагджьотиши, а? На милого темного попугайчика, повторяющего красивые слова, которым его научили.

Драупади покраснела от ярости:

– Ваше величество? – пробормотала она, не зная, что ответить. Она смиренно глянула на свою мать, которая толкнула ее локтем, заставляя вновь перевести взгляд на императора.

– Не беспокойся, царевна. Я здесь не для того, чтобы бороться за твою руку. Я здесь лишь для того, чтобы благословить тебя: Да будет тебе суждено стать матерью для множества детей. – Император слегка повернул голову в сторону мужчины, стоящего рядом с ним.

Его сосед – темноволосый и совершенно непривлекательный, – был таким худым, что казался изможденным. И в то же время по его шее и рукам перекатывались тугие мышцы. А еще он смотрел на Драупади очень уважительно. Драупади склонила голову перед своим поклонником.

– Царевна Драупади, – мужчина тоже поклонился. – Я Шишупал из Чеди. Я восхищаюсь способностью царевны носить все эти драгоценности в такую погоду и с таким изяществом.

Настоящий комплимент, искренний и милый. И выглядел он как человек с доброй душой. Может, мне станцевать с ним? Но, прежде чем Драупади смогла принять решение, мать вдруг толкнула ее, и она сделала шаг вперед, к млеччха, чья оливковая кожа, казалось, мерцала в лунном свете. Он, со своей копной каштановых кудрей и странными глазами, в которых виделся вызов – словно млеччха был в любой момент готов обнажить сверкающий меч, – был довольно симпатичным, но по сравнению с остальными на террасе казался сущим мальчишкой.

– Архонт Каляван, Ваше Сияние, – сказал млеччха, поклонившись и взяв Драупади за руку, а затем, к ее большому удивлению, поцеловав воздух над ее ладонью. – Я слыхал, звезды недовольны тем, что им приходится смотреть на красоту, столь превосходящую их собственную, и потому они спрятались за луну.

Драупади показалось, что она услышала, как Шишупал фыркнул. Каляван, не обращая на это никакого внимания, протянул ей красную розу. Очарованная его галантностью Драупади взяла цветок, вдохнула сладкий аромат и подумала, не станцевать ли ей с греком. Он казался довольно лихим юношей – и, безусловно, смелым, но иностранцы, как известно, нечисты. Кто знал, какие болезни они переносили?

– Вы оказываете мне великую честь, мой господин, – сказала она со скромностью, приобретенной за долгие годы тренировок. – Я много слышала о ваших победах.

– Вы имеете в виду победы над овцекрадами и фермерами, царевна? – крикнул кто-то из толпы.

Лицо Калявана потемнело от гнева:

– Может быть, вы желаете обнажить меч, господин Ниаркат? Посмотрим, как долго вы продержитесь против моего клинка!

– Кто пригласил этого дикаря на пир? – хихикнул тот, кого назвали Ниаркатом. – Яванцы – единственное племя, которое перешло от варварства к шелковым одеяньям, не потрудившись между этим окультуриться. Ладно, ладно, Буря! – он оттолкнул руку охранницы Кришны. – Не торопи меня. Разве может быть настоящий пир без дурака, болтающего о его пророчестве. Молю, расскажи нам его еще раз, Господин Непобедимый.

Каляван рванулся в сторону Ниарката, но Шалья удержал его за плечо и покачал головой.

– Вы пожалеете о своих словах, господин Ниаркат, – наконец произнес Каляван голосом холодным и резким, как сталь, и отступил на шаг. Было видно, что он просто кипит от злости.

Разгоряченная всеми этими волнениями, Драупади, по-прежнему держа в руке розу, перешла к следующему поклоннику, уставившемуся на нее влажными рубиновыми глазами. Его кожа была… серой и такой гладкой, что блестела в лунном свете. Его нижняя челюсть, казалось, была выточена искусным мастером, но в то же время Драупади не могла назвать его красивым. Он выглядел опасным, диким. Какой-то глубоко запрятанный инстинкт подсказывал ей держаться от него подальше.

– Поздравляю, царевна, с вашей свадьбой, – сказал он, его дыхание ледяным шепотом обдало ее лицо. – Я вижу, вы вполне заслужили прозвище Огненной Царевны.

– Вы слишком добры, мой господин, – сказала Драупади, чувствуя себя очень неловко. На незнакомце был застегнутый серебряной брошью с изображением айравата плащ с толстым меховым воротником, и, казалось, мужчина совершенно не чувствовал жары. Он вел себя с непринужденностью царской особы, но она не знала, кто стоит перед ней. – Не имею чести знать вас, мой господин, – пробормотала она.

Королева быстро схватила ее за руку:

– Милая, это Его Милость Бхагадатт, царь Прагджьотиши.

Ракшас! Глаза Драупади расширились от страха, но она быстро вспомнила о полагающейся вежливости. Отец пригласил Ракшаса в качестве жениха? Об этом народе ходили всевозможные мерзкие слухи и истории, но, очевидно, ее отца заботили лишь богатства казны женихов, а не цвет их кожи.

– Это большая честь, ваша светлость. Надеюсь, вам нравится погода в Панчале? – Драупади наконец собралась с силами.

– Несколько ливней с градом, и все будет идеально, – медоточиво ответил он ей.

Драупади подавила вздох, поклонилась и поспешила дальше. Она попыталась вспомнить, почему ракшасы на самом деле не были опасны, но голову заполнял туман, который совершенно не желал рассеиваться.

Она вдруг с ужасом осознала, что близится конец очереди, а она все еще не выбрала партнера по танцу. Отец уничтожит меня! В этот мучительный момент она глянула за пределы очереди, и ее вдруг, как внезапное наводнение летом, поразил мужчина, поедающий сладости, как ребенок.

Он стоял с мальчиком на плечах, выглядя величественно и совершенно неуместно. Рядом с ним стоял согбенный мужчина, опирающийся на трость.

Державший мальчика незнакомец был одет в дорогой, сейчас расстегнутый ачкан, под которым виднелась кремовая куртка – но и эта одежда не могла скрыть его внушительной фигуры, отчего любой присутствующий мужчина наверняка чувствовал себя рядом неуютно. Его грудь была выпуклой, словно под одеждой скрывались доспехи, но его стройная и гибкая фигура казалась фигурой атлета. Он был очень бледен, а под глазами пролегли темные тени, свидетельствовавшие о долгих бессонных ночах. В одном она была уверена: мужчина был убийственно, нечеловечески красив. Он, казалось, совершенно не интересовался церемонией и казался раздражающе увлеченным своим кулфи. Но если он здесь присутствовал, то, значит, он хоть как-то относился к знати. Драупади наконец сделала свой выбор и прошла, не поздоровавшись с человеком с мрачно выпирающей челюстью в конце очереди.

Струйки тающего кулфи игриво стекали по его точеному подбородку и острым ключицам, скрываясь в глубоких тайнах его ачкана. Драупади представила, как они, должно быть, струятся