Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор

Наконец, Киреев получил от Виктора слово.

- Родные мои, за то время, что мы не виделись, не было дня, когда бы я не вспомнил тех, с кем простился почти год назад. И вот я вернулся. Ненадолго - завтра уезжаю. Но мне есть что вам сказать, а потому, увы, я вынужден быть многословным... Я уходил, прощаясь с жизнью. Оказалось, что я только-только начинал учиться тому, как надо жить. И меня оставили здесь, с вами. Один мудрый человек, встреченный мною на пути, я ему верю теперь больше, чем себе, сказал, что меня вымолила одна маленькая девочка, которая предстала пред Господом. Я сразу же понял, о ком идет речь...

...Я знал, что именно сегодня я увижу всех вас, очень близких мне людей... Во время странствий мне удалось понять простую - теперь я это понимаю - в сущности вещь. Любить - значит быть ответственным за тех, кого любишь... Не думайте, что перескакиваю с мысли на мысль, просто я хочу сказать о самом главном. А главное для меня - и Лиза, и вы, и Россия. Не говорю сейчас о Боге, но я нахожусь среди тех людей, которые понимают друг друга с полуслова, они, знаю это, поймут и меня... Я очень счастливый человек. Одна девушка благословила меня в дорогу, дав мне на хранение икону. Оказалось, что эта икона стала хранить меня, точнее, Та, чей образ был на ней запечатлен. Впервые глаза Софьи и Михаила встретились.

- Я рада, что ты сегодня с нами, Кира... Он ничего не ответил Соне. Только тихо улыбнулся. Одними глазами.

- И вот еще о чем я хочу вам сказать. Нас за этим столом - семь человек. Не ошибусь, если скажу, что все мы - русские. Я мог бы долго вам говорить, как прекрасна наша страна, но не хочу сейчас доказывать это. Детям не надо доказывать, что их мать - лучшая на свете. Другой вопрос, довольна ли мать своими сыновьями.

- Ты говоришь о матери вообще или о России? - спросил Бобров.

- Не сбивай меня, брат Виктор, я и сам собьюсь. Ты же все понял.

- Прости.

- Нет, это я должен просить у вас прощения, если вам покажется, что я читаю вам лекцию.

- Мы так не считаем, Кира, - сказала Наталья.

- Спасибо. Странную особенность я мог наблюдать в пути. В России живет много народов, я уважаю каждый из них. Меня принимали к себе на постой татары, армяне, белорусы. Два украинца отдали за меня... Нет, об этом я пока не могу говорить... Но что я заметил? Если встречаются два армянина, или еврея, или татарина, или осетина - они могут не любить друг друга, но они всегда помнят, что это не просто человек, а его соплеменник - армянин, еврей, татарин, осетин. Почему-то у нас, русских, этого нет. Куда-то ушло чувство родства.

- Может, не осталось нас, русских? И не русские мы уже? - задумчиво спросил, скорее, самого себя Виктор.

- Тогда кто мы? Граждане мира? Вселенной? Почему нас не осталось? Я - русский. Понимаешь, Витя? И ты - тоже... Есть такое слово - род. От него - Родина, родители, родиться... Мы в России живем словно соседи, которых волею судьбы свело жить в один большой дом. Но вот парадокс: я буду двадцать лет жить, тридцать - и не узнаю, как зовут соседа на другом этаже. У вас здесь, в Москве, спорят, как обустроить Россию. Не надо ее обустраивать. До нас мудрые люди, жившие тысячу, пятьсот, двести лет назад, ее обустроили.

- Надо все восстановить? А как? - перебила Михаила Мещерская. - Каждый из нас - хороший человек. У каждого - свое дело, которое он делает честно. Вот мой муж рисует картины. О России. Очень хорошие, поверьте, картины - Софья не даст мне соврать. Но есть вопросы, которые решаются за нас там, наверху. Что мы можем сделать?

- Я же не зря говорю о роде. Мы ждем хороших законов, мудрых правителей. Но проблема - в нас самих. Вот два чудесных человека, - Киреев показал на Бобровых. - Взяли и решили разбежаться. Стать сначала соседями, потом - чужими людьми. Но вы, собравшись здесь все вместе, нашли слова и вразумили их. А они вас послушали, ибо любят вас, видя в вас не соседей, а близких людей родичей.

- Откуда ты все знаешь? - удивилась Наташа.

- По вашим глазам, - уклончиво ответил Михаил. - Но не сведи вас сегодня вместе Лиза - и все, свершилось бы непоправимое. А ведь еще год назад я любовался этими людьми, их отношением друг к другу. Всего один год прошел...

Бобровы сидели, как ученики, которых ругает учитель. Но - и это заметили все - Виктор взял руку Иры в свою, а она не отняла ее. Киреев продолжил:

- Недавно мне приснился сон. Будто я возвратился на год назад, в тот день, когда узнал, что у меня рак. Но во сне у меня болезни не оказалось. Все, о чем я мечтал тогда, - сбылось. Я проснулся - и чуть не заплакал от радости, что это только сон. Какое счастье, думал я, проснувшись, что то, о чем я мечтал, - не сбылось. Это - мой опыт. Но я хочу, чтобы он стал и вашим. А опыт Виктора - моим, ибо он испытал то, что не испытывал я... Вот я подошел к самой сути. Вы меня можете спросить: если бы Бобровы были, скажем, не Бобровыми, а Бобрикянами, изменилось ли бы мое отношение к ним, к Лизе? Наверное, нет. Но это была бы уже и не Лиза, не Ира, не Виктор. И не я. И если Бог захотел, чтобы я родился русским, чтобы я встретил вас всех и полюбил, - значит, у Него был для этого свой умысел? В Старгороде я не могу сказать своим соседям: живите вот так или так. Они спросят меня: почему ты должен нас учить жить? Но я не учить их хочу! Мне больно, когда они, трудолюбивые, добрые, вдруг... Одно слово - соседи. Эх, трудно мне передать все то, что чувствую... - Он замолчал.

- Мы понимаем тебя, - сказала Ира. - Правда, понимаем. Ты хочешь, чтобы мы все поехали в Старгород?

- И жили так, чтобы твои соседи увидели, как надо жить? - подхватила Наташа. Киреев кивнул.

- Но это же не реально, Миша, - мягко, стараясь не обидеть Киреева, сказала Ира.

- Почему? - Киреев пристально посмотрел на Боброву.

- Бросить Москву и уехать?

- Да, бросить и уехать.

- Но что мы будем там делать?

- Наташа уже сказала. Я добавлю: будем восстанавливать Россию. Мы все прошли через страдания, они сделали нас чуточку мудрее. И тем, что мы приобрели, - мы обязаны поделиться с другими. А еще мы будем трудиться. Люди сейчас словам не верят.

- Начнем с меня. У меня здесь работа, любимая работа, - сказала Наташа.

- Ты уедешь, твой хоспис развалится?

- Нет, конечно, но...

- А у нас в районе сотни онкобольных, среди них много детей. Что такое хоспис и с чем его "едят", никто не знает. Есть у меня друг, главврач больницы, Владимир Петрович, бьется в одиночку как может, но что он может один? А у тебя такие знания, такой опыт. О квартире не беспокойся. Москву на наши края обменяешь в один день. В Старгороде и Новоюрьевске хорошие условия: газ, вода, ванна - все есть. Цены на жилье с вашими несопоставимы. Поезжай. Владимир Петрович тебя уже ждет.

- Как это ждет? - опешила Котеночкина.

- А так. Кстати, он вдовец, на пять лет старше тебя. И такой же зануда, как и ты. Славная будет парочка.

- Кира, ты меня поражаешь, - засмущалась Наташа. - Ты что говоришь такое?

- Даю шанс, Наташенька. Точнее, я же вестник, это через меня тебе дают шанс.

- А мы что там будем делать? - одновременно спросили Бобровы.

- Подожди, Ира, я скажу, - сказал Виктор. - Мы за квартиру не держимся. Здесь могилка Лизы, работа, друзья, столько лет прожито.

- Ты работаешь? - неожиданно резко спросил его Киреев.

- Нет, но я...

- О могилке не беспокойся. Захотите, мы Лизин гробик перевезем. Но вообще-то до Москвы от нас чуть больше двух часов езды... Друзья? Опять прошу прощения за резкость: если друзья те, кто пил с тобой, так не волнуйся - пить перестанешь, ты им будешь не нужен. Теперь о работе. Раньше в Старгороде было восемь церквей, сейчас ни одной. То же в Новоюрьевске. Есть маленькая церквушка в окрестной деревеньке - и все. Там, где я живу, раньше храм стоял, в котором икона Божьей матери находилась. Та самая, которую мне Соня передала. Вот мы и будем строить храм. Но я в строительстве