Синий краб - Владислав Крапивин

Алька подумал, что она вот-вот заревёт. Но Марина просто выскочила из-за стола и ушла в другую комнату. Алька побежал за ней.

— Ну ты чего? Чего ревёшь? — смущённо спрашивал он. — Жалко, что ли, карточку? У тебя же ещё есть. Подумаешь!..

— Уйди, балда длинноязыкая!

И Марина захлопнула за ним дверь.

Алька не собирался расстраиваться из-за Марины. Но всё-таки ему стало грустно. Ему всегда делалось грустно, если его обижали, а он не понимал почему.

Мама отругала Альку за то, что без спроса отдал фотокарточку, и ушла на работу. Папа почему-то подмигнул Альке и тоже ушёл. А Марина сидела в другой комнате и дулась… Была в квартире тишина… И за окном звенел дождь. Алька рисовал на запотевшем стекле. Он водил пальцем и бормотал:

Точка, точка, две черточки,Носик, ротик, оборотик,Ручки, ножки, огуречик —Вот и вышел человечек.

У нарисованных человечков были круглые улыбающиеся рожицы. Человечки никогда не унывали. В их компании Альке стало веселее. Один человечек очень походил на Алькиного друга Валерку. У Валерки тоже было круглое лицо, и он тоже всегда улыбался.

— Хоть бы ты зашёл, Валерик… — сказал Алька человечку.

— Я стучу, стучу, — заявил Валерка, появляясь на пороге. — Не слышишь ты, что ли?

— А ты заходи без стуканья, — обрадовался Алька.

Валерка был добрый человек. Он хотел, чтобы всем всегда было хорошо, и поэтому любил давать советы. И, услышав грустную историю про фотоснимок, он сказал:

— Ты иди, Алька, к этому Котьке и карточку назад забери. Всё равно для газеты она теперь не нужна.

— Правильно! — обрадовался Алька. — Пойду и заберу. И скажу, что он жулик. Сам наобещал про газету, а сам наврал.

Потом что-то вспомнил и вздохнул. Взял ранец и вытряхнул из него серебристый самолётик.

— Ух ты! — восхитился Валерка. — Сам делал?

— Котькин. За карточку мне подарил… Наплевать, отдам.

…Он вернулся через полчаса. Зашёл в комнату, где сидела над задачником Марина.

— На!

На задачник упала карточка. Алька стоял перед сестрой гордо и независимо.

Марина встревоженно глядела из-под своей каштановой чёлки.

— Ты у Кости взял?

— А как же.

Алька с удовольствием вспомнил свой решительный разговор с Котькой. Правда, жуликом он Котьку не назвал. Но зато он с размаху положил на стол самолёт и твердо потребовал:

«Карточку давай. Марина рычит».

— Он сразу отдал? — нетерпеливо спросила Марина. — Сразу, да?

Она почему-то не обрадовалась. Получила назад фотографию, а всё чем-то была недовольна.

— Сразу не сразу, а поискал и отдал, — ответил Алька. — Получила и радуйся.

Он хотел сначала рассказать, как растерялся Котька и стал даже какой-то печальный.

Но тут Алька вспомнил, что Котька не взял назад самолётик. Котька снял очки, потом снова надел, поглядел на игрушку, будто впервые увидел, и махнул рукой:

«А… Зачем она…»

И сейчас Альке стало жаль Котьку. А Марина всё допытывалась:

— Что он говорил?

— Ничего, — сухо сказал Алька.

— А ты что говорил?

— У-у! — вдохновился Алька. — Я всё говорил. И как ты здорово разозлилась на него!..

— Убирайся, дубина! — изо всех сил вдруг закричала Марина и трахнула об стол задачником. — Несчастный болтун! Суётся куда не надо!

Алька попятился. Но он не испугался. Он взял себя в руки. Ушёл и дверью хлопнул так, что в рамах дзинькнули стёкла.

Снова в квартиру заползла тишина. Алька сидел и думал о Марине. Ну чего она так?.. Он хотел пойти к Валерке. Может быть, Валерка и придумал бы объяснение. Но снова пошёл дождь. Алька сел к окну и стал смотреть, как по стеклу бегут капли.

Из-за туч раньше времени пришёл вечер. На дворе зажёгся фонарь, и в каждой капле дрожала точка света. Капли ожили. Каждая из них стала крошечным автомобильчиком с ярким огоньком фары. Они бесшумно катились по стеклянной площади к белому аэродрому, где стоял алюминиевый самолётик. Он хотел улететь куда-то…

— Александр, хочешь, чтобы тебя продуло? Слезь с подоконника, — велела, войдя в комнату, Марина. Она уже говорила обычным голосом.

Алька молчал.

— Александр!

— Отвяжись, — печально сказал Алька. Марина замолчала. И опять только звенел дождь. Тихо-тихо звенел.

Марина подошла и попросила как-то жалобно:

— Тебя же правда продует. Ну, слезь… Она взяла Альку за плечо. Но он оттолкнул плечом руку.

Теперь-то уж он не слезет. Не слезет ни за что, пока Марина не уйдёт и не захлопнет дверь.

Плюшевый заяц

Витька Капустин пришёл к Альке, чтобы попросить какой-нибудь ключ. Надо было отпереть кладовку, а свой ключ Витька потерял.

— Ну-ка, поищи, Цапля. Может, подберём, — сказал он.

Витька всегда называл Альку Цаплей. Неизвестно, за что. Не такой уж Алька худой и длинный. Но он не спорил. С Витькой лучше не связываться. Ладно, если просто по хребту заработаешь, а может случиться хуже. Противно ухмыляясь, Витька расскажет при всех ребятах про тебя что-нибудь такое, что просмеют насквозь. И не докажешь, что всё это — Витькино враньё…

— Сейчас поищем ключи, — сказал Алька и вытянул из-под кровати картонную коробку. Когда-то в ней лежали пачки с печеньем «Крокет», целых триста пачек. А сейчас там хранились Алькины вещи.

Здесь Витька и увидел зайца.

Заяц лежал на диване из строительных кубиков. Здесь же лежали старые коньки, дырявая грелка, сломанный будильник, фильмоскоп, но Витька, как назло, сразу же заметил зайца.

— Х-хе, — сказал Витька и поднял зайца за левое ухо. — Ты, Цапля, в куклы ещё играешь, да?

— Никогда я в куклы не играю, — испугался Алька. — Это же заяц, а не кукла. Ты хоть посмотри хорошенько.

Витька противно улыбнулся, встряхнул зайца так, что у того дёрнулись все четыре лапы, и уверенно произнёс:

— Ну и что? Всё равно кукла.

Он снова хехекнул. Наверное, подумал, как он расскажет во дворе, что Цапля играет в куклы.

Алька покраснел.

— Я и этим зайцем не играю… — пробормотал он. — Это я… когда маленький был… Ну, вот такой. — Он опустил почти к самому полу ладонь. — Давай, Витька, лучше спрячем его. Лучше будем ключ искать.

Но Витька будто забыл про ключ. Он поднял зайца ещё выше и прищурился.

У зайца была грустная морда. Наверно, потому, что на морде сохранился только один блестящий стеклянный глаз. Второй глаз оказался нарисованным химическим карандашом. Лапы у зайца были совсем не заячьи, а какие-то медвежачьи: толстые и мягкие, с чёрными пятачками пяток и пальцев. Красные штаны на зайце выцвели и потрепались. Раньше у него была ещё синяя кофта, но потом потерялась. Белая плюшевая шкура на спине и животе давно уже стала серой. И хотя наступила зима и недавно выпал первый снег, все понимали, что зайцу уже не побелеть.

— Он тебе для чего, Цапля? — спросил наконец Витька.

— А зачем ему быть «для чего»? Лежит и пускай лежит, — осторожно сказал Алька. Он почуял в Витькиных словах какую-то угрозу для зайца.

А Витька ещё раз тряхнул несчастного зверя и предложил:

— Давай мы с ним какую-нибудь сделаем штуку.

Алька исподлобья глядел, как заяц раскачивается на длинном ухе.

— Какую штуку?

— Х-хе… Весёлую.

Алька не хотел делать «весёлую штуку». Пожилой плюшевый заяц был его другом. Он знал много Алькиных тайн. И неизвестно, сколько слез впитала пыльная плюшевая шкура, когда в несчастливые минуты Алька рассказывал зайцу о своих горестях.

Это был хороший друг, молчаливый, добрый. Он не обижался, если Алька превращал его в циркового гимнаста, в охотничью дичь или даже в подводное чудовище, когда играли в «морское царство». Не обиделся он и тогда, когда Алька вытащил у него один глаз, чтобы сделать кнопку для звонка. Что ж, раз это нужно для важного дела…

Но Алька не знал, согласен ли заяц участвовать в Витькиной «весёлой штуке». Наверное, нет. Он посмотрел на грустную плюшевую морду с обвисшими усами. И он понял, что если отдаст зайца безжалостному Витьке Капустину, это будет предательством.

Но что сказать, Алька не знал. Если говорить честно, заяц был всё-таки куклой. Не мог же Алька признаться, что жалеет куклу!

Он тоскливыми глазами смотрел, как Витька понёс зайца к окну. Взрослых в квартире никого не было, вот Витька и хозяйничал, как дома. Он залез с ботинками на подоконник. Открыл форточку. Просунул руку с зайцем на улицу. Несколько секунд заяц качался за окном. Потом Витька разжал пальцы.

— Эй! Хватайте! — заорал он.

Недалеко от гаража, рядом с укутанным в снег рябиновым кустом, двое мальчишек лепили снежную бабу. Дело что-то не клеилось. Снег был не очень липкий, рассыпался. Чтобы хоть как-нибудь кончить работу, бабу долепили наскоро. Она вышла маленькая, просто снежная карлица. Ваське Клопикову — до второй пуговицы на пальто, а Мишке Бородулину — всего до пояса.