Грехи дома Борджа - Сара Бауэр

Она достала пергамент и помахала им. Личная подпись Чезаре в виде монограммы была прекрасно видна. А вот дата написания – нет. Дон Альберто закивал, с трудом сглотнул и слегка позеленел. Попытался улыбнуться и не смог.

– Да, – продолжила мадонна, – он пишет, что обвинения против него снимут, поскольку нет никаких доказательств, и король Фердинанд обязательно освободит его. Он пишет, что надеется провести Рождество со своей семьей в Ферраре. Он придает огромное значение семье, дон Альберто, и ценит тех, кто верно нам служит.

– Для меня честь служить вашему благородному брату, герцогиня.

– Но так ли это, дон Альберто? Служите ли вы, по вашему мнению, хорошим примером дону Джироламо? Одобрит ли мой брат вашу заботу о своем сыне, когда в следующий раз увидит его?

Дон Джироламо, подумала я, мой малыш, плод воображения двух особ.

– Вы сами выбрали для него наставников, мадонна. – Видимо, дон Альберто решил, что сумеет спрятаться за маской праведного возмущения.

– Да, и я выбрала вас. Но только потому, что оказала вам предпочтение, а ваш кузен теперь женат на моей кузине, не думайте, что это дает вам право вмешиваться в мои дела.

– Мадонна, я…

– Не перебивайте меня, дон Альберто. Если вы дорожите своей весьма красивой головой, воспользуйтесь умом, который Господь туда вложил, чтобы понять, в чем ваша выгода. Я достаточно ясно выражаюсь?

Дон Альберто кивнул.

– Хорошо. В таком случае предлагаю вам незамедлительно вернуться в Карпи и заняться моим племянником, иначе мне придется обсудить его будущее со своим братом. И мужем, разумеется.

Дон Альберто отвесил поклон и, неловко пятясь, вышел из комнаты.

– Вина, – приказала мадонна, – и налей себе бокал. Полагаю, тебе пришлось нелегко. Тем не менее мы, возможно, убили сразу двух зайцев, и теперь он отправится к Джулио и Ферранте и предупредит их, что заговор раскрыт. Мне бы не хотелось привлекать к этому делу Альфонсо.

Оставалось надеяться, что Джулио и Ферранте прислушаются к дону Альберто. Несколько секунд мы молча пили вино, потом мадонна тяжело вздохнула:

– Боже, как я по нему скучаю!

– Он скоро вернется, мадонна, не сомневайтесь. Он ведь уехал всего лишь в Венецию. – К тому же у вас есть дон Франческо, мысленно добавила я.

– Сесар, Виоланта. Как бы мне хотелось, чтобы он находился всего лишь в Венеции и мои слова дону Альберто превратились в правду. Знаешь, если бы у меня не было тебя, я бы сошла с ума от беспокойства.

– Вы оказываете мне честь, мадонна.

– Совсем нет. Просто мы с тобой… тревожимся об одном и том же.

Я подумала о Гидеоне и его приглашении, а еще о Чезаре и его приглашениях, вспомнила разбитые очки брата, поблескивавшие в грязи, и то, как раскололся в щепки стул, сброшенный вниз по каменным ступеням. Сердце билось в груди, как пойманный в клетку зверек, и не позволяло мне говорить, но мадонне, кажется, нравилось, что я молчу.

– Детство мы провели порознь. Я жила у тетки Адрианы, а мальчиков поселили отдельным домом под покровительством кардинала Вера. Но самые жаркие недели лета мы проводили вместе на ферме у матери в Капрарола. В какой-то год родился теленок с двумя головами и шестью ногами. Поразительно, но ни он, ни его мать не умерли, поэтому человек, управлявший фермой, просто оставил его жить.

Наверное, нужно было поинтересоваться, зачем она все это мне рассказывает, но я молчала.

– Поначалу теленок пасся на поле возле дома, но Хуан пристрастился швырять в него камни, поэтому пастух перевел его в коровник подальше от деревни. Это было к лучшему, поскольку люди при виде теленка нервничали, ведь шесть – число дьявола. Они обвиняли животное в ураганах, которые часто случались в то лето, а когда в деревню пришел еврей-жестянщик, как было заведено, жители погнали его камнями по главной улице и отказались покупать у него что-либо.

Мне показалось, что мадонна забыла про меня, но вдруг она озорно улыбнулась и сказала:

– Сесар пытался остановить их, уверяя, что дьявол вряд ли бы выбрал своим посланником еврея-жестянщика, так как это слишком напоминало бы деяние Господа, выбравшего еврейского плотника. Сесар говорил, что дьявол поступил бы более оригинально. Никто, разумеется, шутку не понял, и какое-то время даже казалось, что они начнут швырять камни и в Сесара. Как видишь, его карьера правой руки дьявола началась давно.

– Сколько вам тогда было лет? – осмелилась спросить я.

– Ему исполнилось двенадцать, потому что это было предпоследнее лето перед его отъездом в Перуджа. Значит, мне было семь.

– А что случилось с теленком?

– Он умер. Пастух все больше убеждался в том, что из одного животного могут получиться два теленка. Поэтому однажды он решил разделить его пополам. Мы пошли смотреть. То есть Сесару и Хуану разрешили пойти, а нам с Джоффре – нет, но я уговорила Сесара вывести меня потихоньку из дома во время сиесты, пока мама и нянька спали. Мы постоянно это проделывали, вылезая из окошка и спускаясь по черной лестнице.

Где теперь она, босоногая девчонка-сорванец, вылезавшая из окошек, чтобы отправиться вместе с братьями проказничать, в юбках, подобранных до костлявых коленок, и травинками в волосах? Если бы избавить ее от всех этих слоев роскоши, дорогой одежды, белил и румян, шрамов на сердце и морщин на лице, из-за которых она выглядела старше своих двадцати пяти лет, то оказалась бы там внутри прежняя девчонка?

– Зрителей собралось много, но нас узнали и пропустили вперед, хотя я поймала на себе несколько неодобрительных взглядов. Наверное, они предназначались мальчишкам за то, что привели меня туда, но Хуан все равно обезоружил бы всех своей улыбкой, а Сесар всегда умел заставлять людей отводить взгляд, словно окружал себя щитами. Теленка подвесили на упряжи к потолку коровника. Он тихо мычал одним ртом, и одна пара глаз была широко раскрыта и вращалась. Вторая голова даже не выросла как следует. Глаза были голубые, подернутые пленкой, похожие на большие замысловатые карбункулы. Пастух держал в руке небольшую колотушку, чтобы оглушить теленка. Хуан попытался остановить его, я тоже начала соглашаться с братом, но тут Сесар сказал, что колотушка выдает мысли пастуха. Если тот полагал, что животное следует оглушить перед началом разделения, значит, знал, что теленок будет страдать и скорее всего умрет. А потом Сесар велел мне смотреть в глаза теленку, прибавив, что если я буду очень внимательной, то увижу все, что мне нужно. Только сейчас, после его ссылки в Испанию, я поняла, что́ он имел в виду.

Мы не как тот теленок в Капрарола. Мы не умрем.

– Это очередной его завет. Он оставляет их мне всю мою жизнь. – Теперь я не сомневалась, что она забыла о моем присутствии и разговаривала сама с собой, вспоминая то, что оставалось в забвении долгое время. – Мне кажется, когда я родилась, у меня в голове уже были мысли, которые он туда вложил. – Оборотень, как считала ее мать. Диббук. Вроде меня.

Беседа мадонны с доном Альберто, видимо, прошла не зря. На следующий день он вернулся в Карпи. Герцог действительно внезапно приехал в субботу из Венеции, но снова отбыл в воскресенье утром на ежегодную ярмарку в Ланчиано. Он любил ярмарочный сезон, даривший ему повод безоглядно погрузиться в веселье со шлюхами, выпивкой и драками в тавернах.

В суете его отъезда мне было легко потихоньку отправиться из замка на встречу с Гидеоном, который поджидал меня у Морских ворот. Последний раз я проходила через них, когда мы с Анджелой уезжали в Меделану. Там разгорался невероятный скандал между ломовым извозчиком с грузом строительного материала и человеком, стоявшим посреди улицы перед разбитой головкой сыра. Это был один из тех огромных соленых сыров, что производят в Парме, и по твердости их можно сравнить с мрамором. Ферранте любил шутить, что кусок такого сыра может стать идеальным орудием убийства, ведь мыши не оставят от улики ни следа. Вокруг собралась толпа: кто-то поддерживал одну сторону, кто-то другую, а кто-то просто таскал куски сыра, прежде чем они стали добычей уличных собак. Пока я искала Гидеона, заметила, как один предприимчивый мальчишка стащил с повозки целую охапку крепежа для строительных лесов. Интересно, сколько он завтра запросит за нее у строителей, работающих на герцога?

Гидеона с его ростом найти оказалось просто. На нем была мягкая шляпа с широкими полями, которая подскакивала над толпой, пока он пробирался ко мне. За шляпной лентой крепилось множество крошечных ярких перышек, какие я видела на картинках, изображавших аборигенов Новой Испании, или это мне сейчас кажется? Он перекинул через плечо удочки и, видимо, забыл о них, поскольку они ежесекундно цеплялись за одежду людей или за их ноги, так что его продвижение сопровождалось возмущенными криками. Пока он добирался до меня, я чуть не умерла от смеха.

– Ну и цирк, – сказал Гидеон вместо приветствия, замахиваясь громоздкой корзиной, которую нес в руке, чтобы стукнуть маленького мальчишку, собиравшегося срезать мой кошелек. Он промахнулся, и мальчишка убежал прочь попытать счастья в другом месте.