Лесная тропа - Адальберт Штифтер

Но прежде всего необходимо поставить здесь большой стол, чтобы он мог разложить на нем книги, которые сейчас распаковывал камердинер, — они должны быть всегда под рукой: при первой возможности он намерен их разрезать и прочитать. Затем следовало установить кровать, привезенную разобранной, — это в небольшой спаленке, примыкавшей к остальным покоям. Стальной каркас ее сейчас собирали в самом дальнем углу, там уж ему не будут грозить сквозняки. Теперь слуги стали развинчивать стойки ширмы и натянули на них шелковое полотно с изображенными на нем красными китайцами. В конце концов набралось так много чемоданов, кожаных саквояжей, дорожных мешков, что хозяину заведения пришлось поставить в прихожей, где спали слуги, дополнительный шкаф, и только тогда нашлось, куда поместить белье, шлафроки и прочие предметы одежды. Под конец у окон и дверей установили ширмы, а пустые чемоданы и саквояжи снесли вниз в каретный сарай.

Когда все заняло свое место и воцарился порядок, господин Тибуриус послал за курортным врачом. А ведь и впрямь этого ни под каким видом нельзя было откладывать: как знать, не вызвало ли столь дальнее путешествие и связанное с ним напряжение сил какого-либо серьезного заболевания!

Врача не застали на месте и, сколько ни старались, нигде найти не могли. Пришлось господину Тибуриусу ждать до самого вечера. Он и ждал, сидя в своих покоях наверху. К вечеру врач действительно явился, и оба беседовали битый час, подробно обсуждая все аспекты намеченного плана лечения.

Уже на следующее утро господин Тибуриус приступил к претворению его в жизнь. Жители и гости курорта видели, как он в длиннополом, доверху застегнутом сером сюртуке, направлялся к источникам, а затем скрывался в здании, где они били из-под земли. Здесь он принял свою первую ванну. Появлялся Тибуриус и среди отдыхающих, которые пили сыворотку, сидели на солнышке, прогуливались. Все это он проделывал тоже регулярно каждый день, строго следуя предписаниям. Дабы находиться в движении, как то ему посоветовал врач, он придумал собственный способ: велев заложить своих серых, он уезжал в горы и там останавливался у одной отмеченной им еще в первый день приезда скалы. Под нею образовалась просторная песчаная площадка, где господин Тибуриус останавливал свой фаэтон и выходил. Прошагав строго по часам определенный срок, он вновь садился в экипаж и ехал домой. Все население курортного городка вскоре уже знало его и говорило о нем, как о том самом господине, который недавно прибыл в наглухо закрытой карете.

Курортный сезон подходил к концу, однако в этом горном крае последние летние месяцы бывают самыми жаркими, и потому общество составилось здесь избранное и блестящее. Попадались и очень красивые девушки. Иногда господин Тибуриус, встретив ту или иную из них, вспоминал слова маленького доктора о женитьбе, но, решив, что тот, несомненно, пошутил, продолжал употреблять свои усилия лишь на то, что непосредственно способствовало его выздоровлению. Почитывая понемногу из кучи громоздившихся на столе книг, он аккуратно следовал предписаниям курортного врача, однако немало делал и сверх того — то, что он сам себе предписал, сообразуясь с почерпнутым из всевозможных медицинских справочников. Вскоре он прикрепил к подоконнику подзорную трубу и стал через нее рассматривать причудливые горы, повсюду вздымавшие свои каменистые вершины.

Как ни странно, но и в этом горном городке, в таком отдалении от родных мест, сразу же после того, как он прибыл, люди стали называть его господином Тибуриусом, хотя в гостевой книге черным по белому значилось: «Теодор Кнайт», и знакомых тут никого не было. Пожалуй, это слуги между собой называли его так.

В ту пору на курорте можно было встретить кого угодно. Гостил здесь, например, старый, хромой граф, вечно попадавшийся всем на глаза; на его морщинистом лице словно бы лежал отблеск необычайной красоты его дочери, которая, достойно шагая рядом, повсюду терпеливо сопровождала его. В открытой коляске, запряженной двумя горячими вороными, любили разъезжать две очаровательные девушки, с глазами, пожалуй, еще более горячими, нежели кони, и с розовыми щечками, вокруг которых трепетала зеленая вуаль. То были дочери одной отдыхающей здесь мамаши, которая и сама еще слыла красавицей и, закутанная в дорогую нарядную шаль, сидела, откинувшись, в той же открытой коляске. Отдыхала тут и бездетная супружеская пара толстяков, привезшая с собой племянницу с мечтательным взором и со столь красивыми золотистыми локонами, какие не часто увидишь, однако порой она казалась чем-то подавленной. Из большого дома со множеством окон постоянно доносились звуки фортепьяно, в окнах мелькали курчавые головки мальчиков и девочек, а иногда они высовывались и наружу. Встречались в городке и наезжавшие сюда за здоровьем одинокие старики, у которых никого, кроме слуг, не было. Упомянем еще фланировавших тут без подруг холостяков, коим перевалило уже за половину жизни. Расскажем и о двух голубоглазых барышнях. Первая любила с высокого балкона смотреть своими голубыми глазами на недалекие леса, а вторая охотно устремляла их в глубины мимо текущей реки, а порой и прогуливалась по берегам ее с матерью, уже согбенной старушкой. Немало тут было и жительниц здешних мест, щеки которых так мило загораются румянцем; прибывали они сюда, сопровождая больного батюшку, матушку или благодетельницу. Не будем уж говорить о многих других приезжающих сюда каждый год, чтобы полюбоваться ландшафтом или же затем, чтобы не отстать от моды, они жадно стремились охватить все и вся, а сбившись в кучу, перешептывались и посмеивались над каждым новичком или робким человеком.

Среди этих-то людей и жил теперь своей скромной жизнью господин Тибуриус. Правда, он никогда не смешивался с ними, не гулял ни с кем, и если уж во время предписанного моциона увидит издалека кого-нибудь, то не побоится сделать большой крюк, лишь бы не столкнуться носом к носу. Впрочем, подобная обособленность тотчас породила пересуды. Но он о них ничего не знал, не знал и того, что за глаза его величали Тибуриусом. Лица вокруг него менялись — одни уезжали, другие прибывали, один он оставался всегда.

Сказать, какова была польза от ванн, принимаемых строго по распорядку, мы не можем, ибо сам он ни с кем не делился. В ответ на расспросы доктора, он говорил, что чувствует себя соответственно обстоятельствам, и нам, пожалуй, в конце концов удалось бы сообщить что-нибудь определенное о результатах его лечения, если б не случилось того, что сразу все переменило, исключив всякую возможность учета сопутствующих причин.

Выше мы уже рассказывали о том, что господин Тибуриус ради предписанного моциона выезжал из городка и ходил взад-вперед под одной скалой. Прилежания ему было не занимать стать, и расхаживал он с завидным постоянством. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как он прибыл на воды, когда однажды, в один особенно для него благотворный день — над долиной сверкало словно туго натянутое синее небо — Тибуриус проехал далее обыкновенного. Перед ним высились невиданные им дотоле горы, черные ели и светлые буки подступали к самой коляске, и нам трудно судить, явилось ли его состояние результатом принятых ванн или же необычайная мягкость, прозрачность и ласковость воздуха, способная воздействовать на всех людей, оказала свое влияние и на него. Впереди виднелась залитая солнцем поляна, должно быть, с твердой и сухой почвой: со всех сторон ее обступали крутые скалы, и потому холодный ветер не достигал ее. Поляна постепенно поднималась к опушке. Это и заставило господина Тибуриуса покинуть экипаж с тем, чтобы прогуляться под теплыми лучами полуденного солнца.

— Здесь я совершу свой моцион, а не под скалой, — сказал он слуге и кучеру, — не все ли равно! Вы подождите меня там, покуда я не вернусь, и тогда поедем домой.

С этими словами он снял сюртук, как всегда делал, кинул его на сиденье коляски, ступил на откинутую слугой подножку и направил свои стопы к поляне.

Тибуриус никогда не бывал в лесу. Там, где он жил, ничего, кроме низкого кустарника, не росло, да и в него он, кстати говоря, не заглядывал, огромные же лесные урочища, раскинувшиеся на склонах гор вокруг курорта, он видел лишь из окна в подзорную трубу. И если место, избранное господином Тибуриусом, из коляски нельзя было назвать собственно лесом, то все же на недалеких возвышениях росли деревья, и вполне можно было утверждать, что сейчас он очутился на лесной прогалине. Здесь ему очень понравилось. Кругом ни души, никого не видно, не слышно! Прогалина чуть поднималась от дороги, и когда господин Тибуриус пересек ее и уже хотел было повернуть, следуя своей привычке прохаживаться взад-вперед, ему вдруг открылся вид на еще куда более красивую прогалину. Слева ее замыкала круто спадавшая каменная стена, справа, в некотором отдалении, росли редкие деревья, а прямо впереди — густой лес. Здесь господину Тибуриусу показалось еще тише: полуденный зной стекал с отвесной скалы так ласково, что чудилось, будто он шуршит. Жаловаться на жару было бы сейчас грех — миновала первая половина осени и листва кое-где начала желтеть. Почва же, благодаря сухому лету, была теперь тоже суха.