В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов

для Родины. Романист-фантазер, шаткий политик, просто человек с неустойчивой моралью сделал свое дело и отошел в сторону, умывая руки. Как пламенный поклонник внезапных жизненных изломов, любитель случайностей (безопасных для романиста), дающих ему фабулы для бульварных романов, он быстро увлекался всеми и вся.

Гром революции, ее вначале оглушительные раскаты, возможности поразительного возвышения и падения по государственной лестнице карьер, видимо, зажгли генерала Краснова, и он вскоре прицепил себе на грудь красный бант. Вот интересный рассказ «Очевидца», помещенный в № 64 газеты «Bеpa и Верность». Он рисует генерала в революционной обстановке довольно правдиво.

«Из незабвенного прошлого[65].

Два года тому назад вышло последнее письмо генерала Краснова казакам, в котором бывший атаман обещает казакам возвращение не позже весны домой и говорит, что заветная мечта каждого казака: впречь волов круторогих и выйти с плугом утром розовым, в степь бескрайнюю, полынью пахнувшую, – скоро осуществится, лишь бы не было розни в среде казачьей, да был бы девиз: “Здравствуй Царь Государь в кременной Москве, а мы казаченьки на Тихом Дону”. Потом ген. Краснов замолчал, по-видимому сконфузившись, что и вторая весна прошла, а на Россию нет надежд. В массах казачьих стали забывать о нем.

И вдруг как “удар бича”, раздалась статья Краснова в “Вечернем Времени”, призывающая к неповиновению законному Государю, местами противоречащая сама себе, напоминающая о необходимости свободного, народного “волеизъявления” и сеющая смуты и раздоры “там где должно быть полное единогласие”.

Очень небольшая часть эмиграции, да и то только кадровые офицеры, знают, кто такой генерал Краснов; где он служил, чем командовал до войны, о чем писал статьи в “Русском Инвалиде”, как затем стал революционным генералом от кавалерии прямо из генерал-майора, атаманом, романистом и как дошел наконец до Шуаньи. Целый ряд эпизодов из боевой жизни генерала Краснова я и хочу рассказать, а начать думаю с первого, о котором я вспомнил, взглянув на случайно лежащий передо мной второй том “От Двуглавого Орла к Красному знамени”. В одной из глав этой книги ген. Краснов очень талантливо, но далеко не беспристрастно описывает усмирение пехотной дивизии – казачьим полком и мне почему-то кажется, что дивизия эта была 111-й пехотной, полк казачий был 1-м Уманским, командиром полка был полковник Агрызков, командиром 44-го Армейского Корпуса, не умеющим отличить “фокса от мопса”, был генер. – лейт. Волковой, а привел этот полк в деревушку Духче Начальник 1-й Кубанской Дивизии ген. – майор Краснов в сопровождении бригадного генерала Мистулова и наштадива своей дивизии полковника Муженкова. А фамилия комиссара была не Кнопп, а Линде.

Много времени прошло с тех пор, много крови утекло, многое изгладилось из памяти, но главные действующие лица и роли их запомнились мне очень хорошо.

В конце августа 1917 года, с Ковельского плацдарма 63 Ландверный Германский полк пустил одну волну газа на расположение 111-й дивизии и в частности на занимающий в то время позицию 441 Тверской полк. В полку было около 50 мертвых и 150 легко отравленных. В полку начался ропот. Говорили, что только что принявший дивизию генерал Гиршфельд продал позиции немцам. 443 Дмитровскому полку приказано было выступить на смену пострадавшего и деморализованного Тверского полка.

Полк отказался, убил несколько офицеров, а командир полка, Телепев (которому генер. Краснов в романе всадил штык в живот, прикрыв его предварительно псевдонимом Козлова), убежал из полка вместе с заведующим разведкой поручиком Т.

Командиру 4 конного корпуса приказано было навести порядок в 111 Дивизии. Для этого двинут был Уманский полк, а руководство всей операцией было поручено ген. Краснову[66].

В 3 часа утра Уманский Казачий полк со знаменем под звуки “Лесной сказки” входил в Духче. Около штаба 111-й дивизии, стояли ген. Краснов, ген. Гиршфельд и ген. Чаусов, который здоровался с казаками. Рядом с Красновым на огромном сером коне стоял командир казачьего полка полковник Агрызков. Между 5-й и 6-й сотней показался “форд”, на котором ехал Комиссар Армии Линде, молодой человек в коричневом френче без погон с университетским значком и огромным красным бантом. Дежурный по штабу дивизии офицер подошел ко мне и спросил надо ли рапортовать комиссару; я не разрешил этого, да меня и предупредил ген. Краснов, у которого над офицерским Георгием скромно краснела молоденькая революционная розетка. Автомобиль остановился, раздалась команда Краснова и лишь только Линде вышел из автомобиля, как генерал Краснов подошел с рапортом. “Г-н Комиссар, в Ваше распоряжение с 1 Уманским полком в составе 6 сотен при 4 пулеметах прибыл”. Выслушав рапорт, Линде небрежно протянул руку сначала Краснову, а затем по очереди всем присутствующим. Только полковник Агрызков не сошел с коня и не подошел к нему, да я постарался затеряться в толпе писарей выскочивших из всех изб. В инспекторской части штаба был в то время, писарем, только что вернувшийся из Совета Солдатских Депутатов А. Иоффе, – родной брат будущего посла в Германии. С ним с одним Краснов поздоровался за руку. Через несколько минут из Духче, по направлению к Возненскому лесу выехала кавалькада, в центре которой ехал в автомобиле Линде с Гиршфельдом, а рядом с автомобилем на рыжей (кажется Провальского завода), кобыле ехал ген. Краснов, часто прикладывающий руку к козырьку и что-то отрывисто отвечающий комиссару. Что было дальше, об этом говорит сам ген. Краснов в романе и надо отдать справедливость говорит очень правдиво, но в окончание этого происшествия надо внести кое-какие подробности. Когда раздалась стрельба по казакам, то ген. Краснов крикнул: “Садись” и сам вскочил в седло, но у многих казаков оказались почему-то отпущенные подпруги, и забыв об этом и вскакивая в седло несколько казаков очутилось под брюхом лошадей и сильно были помяты. При первых же выстрелах упало несколько казаков и лошадей. С лесной поляны была только одна дорога да и на той лежали рельсы узкоколейки. На рельсах полетел через голову вместе с кобылой ген. Краснов, но забыв почтенный возраст свой и вспомнив кавалерийскую школу без стремян вскочил в седло и скоро обошел уходивший галопом врассыпную полк. Кони вязли в болоте окружавшем лес, ломали ноги на рельсах, казаки висли на проволоке падая с коней. Бешенная скачка продолжалась на протяжении 6 верст. Только благодаря неудачной стрельбе, и быстроте ног своей кобылы, генералу Краснову не пришлось испытать на себе результатов “свободного народного волеизъявления”. Комиссар Линде, начальник 111-й Дивизии, ген. Гиршфельд и несколько офицеров остались навеки на полянке.

В тот же день вечером, вернувшись в штаб корпуса, ген. Краснов получил назначение принять 3-й конный корпус[67] и через несколько дней уехал, предварительно уложив под Возненским лесом 10–15 казаков да около 50 лошадей и не сумев сохранить драгоценную жизнь комиссара, для защиты которого и поехал в ловушку с полком».

ОЧЕВИДЕЦ

Одни и те же факты, как