Герои - Джо Аберкромби

Жужело издал что-то среднее между кашлем и смехом, страдальчески поморщился, снова кашлянул и хохотнул, снова поморщился.

– Болит, черт бы его. Оно как бы и знаешь, что должно болеть, но все равно, разрази его гром, больно. Так получается, мою судьбу ты мне все же показал, да, Зобатый?

– Так уж получается.

Ох, не хотелось бы такой судьбы никому. Да и кто бы ее принял такую, по своей-то воле?

– А где Меч Мечей? – Жужело зашарил вокруг ладонью.

У Зоба неожиданно задергалось веко. Вот те раз, такого раньше не было.

– Мне ж его передавать надо. Так уж повелось. Мне его передал Дагуф Коль, а ему в свое время Йорвил Гора, а тому, кажется, Четырехлицый… Да? Что-то я стал в деталях путаться.

– Да ладно тебе. – Зоб кое-как, с гудящей головой склонился, выкопал из слякоти рукоять меча и вжал ее в ладонь Жужела. – Кому ж ты хочешь его передать?

– А ты в точности все выполнишь?

– Выполню.

– Вот хорошо. Я бы мало кому доверил, но ты, Зобатый, прямой, как резак, все так говорят. Скажешь – как отрежешь. – Жужело улыбнулся. – Предай его земле.

– А?

– Похорони его со мной. Было время, когда я думал, что он – и благословение, и проклятие. Но на самом деле он – одно лишь проклятие, и я не хочу им проклинать еще какого-нибудь бедолагу-горемыку. Думал я, что он – и награда, и наказание. Но награда-то он только для таких, как мы.

Жужело кивнул на окровавленное древко копья.

– Или так, или… жить себе да жить до старости, пока молва о тебе не стихнет. Положи-ка его в грязь, Зобатый.

Он поморщился, приподнимая рукоять и перекладывая ее в руку Зоба, которую и сжал грязными пальцами.

– Непременно положу.

– По крайней мере, мне не придется его больше таскать. Сам же видишь, какой он чертовски тяжелый.

– Всякий меч – бремя. Когда человек его берет, он этого не чувствует. А вот со временем вес этот тяжелеет, как вериги.

– Хорошие слова. – Жужело оскалил зубы. – Мне б вот тоже не мешало какие-нибудь такие слова придумать. Слова, от которых у людей взор туманится слезами. Что-нибудь, достойное песен. Только я-то думал, мне еще на это годы отпущены. А ты за меня не можешь что-нибудь такое придумать?

– Слова, что ли?

– Ага.

Зоб покачал головой.

– Никогда не был в этом силен. А что до песен… Думаю, на эти выдумки куда как более горазды барды.

– Эти-то негодяи? Вот уж выдумщики, хлебом не корми.

Жужело посмотрел в опрокинутое небо с наконец-то скудеющими нитями дождя.

– Хоть солнце выходит, и то ладно.

Он качнул головой, по-прежнему улыбаясь.

– Нет, ну надо же. Ай да Шоглиг: взяла и наврала с три короба.

И умолк.

Заостренный металл

Дождь хлестал как из ведра, дальше двух десятков шагов не было видно ни зги. Люди Кальдера смешались с воинством Союза: копья и колья, руки и ноги, озверелые лица – все напирало, ломило, крушило друг друга. Рев, вой, вязнущие в жидкой грязи башмаки, оскальзывающие руки на скользких доспехах, склизких древках, липком от крови металле. Мертвые и раненые вылетали из гущи боя, или втаптывались в самую слякоть. Сверху то и дело падали стрелы, невесть откуда и кем пущенные, отскакивали от шлемов и щитов.

Третья яма – во всяком случае, насколько можно видеть – сделалась кошмарной трясиной, по которой медленно, как в дреме, пробирались адовы создания в грязевой оболочке, наваливаясь и коля друг друга, непонятно кто кого. Солдаты Союза перебрались через нее во многих местах. И не только через нее, но и через стену, откуда их ценой неимоверных усилий всякий раз сталкивал Белоглазый и растущая толпа раненых, пока еще способных держать оружие.

В горле у Кальдера першило от ора, но его никто не слышал. Все, кто мог держать оружие, сражались, а Союз все прибывал, волна за волной, натиск за натиском. Неизвестно, куда девался Бледноснег. Может, погиб. Сколько уже полегло. Такая мясорубка, в которой враг от тебя на расстоянии плевка в лицо, не может длиться долго. Человек не создан такое выстаивать. Рано или поздно одна из сторон поддастся, и это будет как крушение дамбы, все и сразу. И этот момент, судя по всему, недалек. Кальдер оглянулся.

Горстка раненых, горстка лучников, а за ними невнятные очертания сельской постройки. Там у него лошадь. Может, еще не поздно…

Из ямы выкарабкались какие-то люди и пробирались к нему. Секунду он думал, что это его молодцы, которым хватило ума спасаться бегством. И тут Кальдера обдало холодом: под слоем грязи он разглядел форму Союза, солдаты проскользнули сквозь брешь в изменчивой линии боя.

Он стоял, разинув рот, а они не мешкали. Все, бежать поздно. На него набросился старший офицер Союза без шлема, с языком, высунутым, как у запыхавшейся собаки. Он махнул грязнющим клинком, и Кальдер едва увернулся, влетев в лужу. Следующий удар он сумел отразить – такой силы, что меч дернулся, а руку словно тугой искрой прошибло до самого плеча.

Хотелось крикнуть что-нибудь мужественное, но вырвалось только:

– На помощь! Блядь! На помощь!

Его севший до сипоты голос никто не расслышал, а если и расслышал бы, то насрать. Каждый бился за собственную жизнь.

Никто бы не догадался, что Кальдера мальчишкой ежеутренне выволакивали во двор упражняться во владении копьем и мечом. Те занятия, впрочем, прошли мимо него. Он лишь неуклюже выставлял перед собой руки, как какая-нибудь пожилая матрона, трусливо идущая с веником на паука – рот открыт, влажные волосы лезут в глаза.

– Эх, надо было вырезать этот чертов…

Он ахнул, заполучив второй удар. У Кальдера предательски запуталась лодыжка и он, оступившись, хватанул рукой воздух и шлепнулся на задницу. Запнулся он как раз о ворованный флаг. Вот так ирония. При попытке встать вконец испачканные стирийские сапожки принца зачерпнули грязи. Офицер устало шагнул к нему с занесенным мечом и с коротким воплем рухнул на колени. Голова отлетела вбок, а туловище в брызгах крови навалилось на Кальдера. Тот, отплевываясь и тяжело дыша, с омерзением его откинул.

– Вот подумал, а не выручить ли тебя.

На месте офицера с мечом в руке стоял Бродд Тенвейз с поганой улыбкой на паршивой харе; кольчуга блестела под дождем, как чешуя. Вот уж кто меньше всего годился Кальдеру в спасители.

– Разве ж я мог дать тебе одному умыкнуть всю славу?

Кальдер пнул бездыханное тело и шатко поднялся.

– Половина меня хотела бы послать тебя ко всем херам!

– А другая половина?

– А другая – обделаться.

Кроме шуток. Не было бы ничего удивительного, если б следующей головой, смахнутой мечом Тенвейза, оказалась голова Кальдера.

– Я полагаю, справедливо. – Тенвейз мечом указал на вымокшее месиво битвы. – Ты идешь?

– А как же, черт возьми.

У Кальдера мелькнула мысль, а не броситься ли и вправду на врага с безумным ревом, в попытке переломить ход сражения. Скейл, как пить дать, поступил бы именно так. Только это вряд ли ему по силам. Душевный подъем от вида поверженной неприятельской конницы давно испарился, оставив после себя лишь сырость, холод, нытье в теле и истощение. Сделав шаг, Кальдер охнул и с деланой гримасой схватился за колено.

– А ч-черт! Придется тебя догонять.

– Ну догоняй, раз на то пошло, – осклабился Тенвейз. – За мной, бесовы отродья!

И повел рычащий клин карлов на брешь в рядах. Через стену перекатывалось его воинство, добавляя вес общей сече.

Дождь постепенно шел на убыль. Слегка развиднелось, и, к великому облегчению, Кальдер увидел, что с прибытием Тенвейза перевес вроде как начал склоняться на их сторону. Хотя кто его знает – может, еще несколько солдат Союза, и чаша весов вновь качнется не туда. Из-за облаков ненадолго выглянуло солнце, вывесив слабенькую радугу, которая изогнулась над копошащейся массой мокрых тел и мокрого металла справа, а слева вдалеке нежно коснулась голого бугра с гребешком низкой стены посередине.

Те мерзавцы за холмом, сколько они еще думают там отсиживаться?

Мир в наше время

Склоны холма были устланы ранеными. Умирающими. Мертвыми. Временами Финри казалось, что она различает среди них знакомые лица, хотя толком не понять, чьи: друзей, знакомых или просто мертвецов с похожим цветом волос. Несколько раз почудилось, что она видит обмякшее лицо Гара, которое на нее то косилось, то пялилось, то скалилось. Впрочем, дело не в этом. По-настоящему ее пугало, что она, похоже, привыкает к мертвым.

Через провал в невысокой стене они попали на окруженную камнями площадку, где тела убитых покрывали чуть ли не каждый дюйм вытоптанной травы. Какой-то человек пытался остановить кровь, льющуюся из большущей раны на ноге; при этом едва он зажимал один ее конец, как открывался другой и кровь начинала течь оттуда. Отец Финри спешился, вслед за ним его офицеры, а следом и Финри, а за ней бледный паренек с горном, зажатым в грязном кулаке. Призрачной процессией они брели сквозь это безумие, где на них никто не обращал внимания. Отец, поигрывая желваками, смотрел по сторонам. Мимо прошел какой-то офицерик не в себе, помахивая гнутым мечом: