Прежде чем их повесят - Аберкромби Джо

Да уж, неудобно получилось, ничего не скажешь.

Логен беззвучно выругался. Ждать столько времени — и не суметь удержать молоко в котелке! Он печально поскреб лицо, пощипал струпья на ободранном подбородке. Вот уж действительно: если хочешь сказать про Логена Девятипалого, скажи, что он великий любовник.

Он искоса взглянул на Ферро, на ее смутный силуэт, вырисовывающийся в темноте. Взъерошенные волосы, вытянутая шея, угловатое плечо, длинная рука, прижатая к боку. Даже под накинутой курткой он различал подъем ее бедра, угадывал формы тела. Он глядел на ее кожу и знал, какова она на ощупь — гладкая, скользкая, прохладная. Он слышал ее дыхание — тихое, спокойное, теплое… Погоди-ка.

Там, внизу, вроде как снова что-то зашевелилось и отвердело. Медленно, но несомненно. Вот в чем преимущество долгого воздержания: котелок быстро наполняется заново. Логен облизнул губы. Было бы жаль упустить возможность из-за недостатка смелости. Он скользнул вниз, к Ферро, придвинулся поближе, откашлялся.

— Ну, что еще? — Ее голос звучал резко, но не настолько, чтобы его отпугнуть.

— Э-э, ты знаешь, дай мне еще минутку, и может быть…

Он приподнял куртку и погладил ее бок, провел рукой снизу вверх медленно-медленно, так что у нее хватило бы времени оттолкнуть его. Он бы не удивился, если бы Ферро повернулась и двинула ему коленом по яйцам. Но она не сделала этого.

Она придвинулась к нему спиной, прижалась голым задом к его животу и приподняла одно колено.

— Почему я должна давать тебе еще один шанс?

— Ну, не знаю… — пробормотал он, расплываясь в улыбке. Его рука мягко скользнула вдоль ее груди, по животу, вниз между ног. — Потому же, почему и в первый раз?

Ферро проснулась, резко дернувшись, не понимая, где находится. Она знала только одно: что попала в ловушку. Ферро зарычала и заметалась, врезалась во что-то локтем, наконец выбралась на свободу и вскочила на ноги, сжав зубы, стиснув кулаки, готовая к драке. Однако врагов не было. Только голая земля и хмурые камни в бледном свете серого утра.

И этот здоровенный розовый.

Девятипалый поднялся, пошатываясь. Он ворчал и сплевывал на землю, поводя вокруг дикими глазами. Убедившись, что рядом нет плоскоголовых, он повернулся и посмотрел на Ферро, мигая мутными со сна глазами.

— А-а… — Он сморщился и прикоснулся пальцами к окровавленному рту.

Несколько мгновений они молча свирепо смотрели друг на друга, абсолютно голые посреди холодных развалин заброшенной мельницы. Куртка, которой они прикрывались ночью, смятым комком лежала посередине.

И вот тогда Ферро начала понимать, что допустила три серьезные ошибки.

Она позволила себе заснуть, а из этого никогда не выходило ничего хорошего. К тому же она заехала Девятипалому локтем в лицо. И что гораздо хуже (это было настолько глупо, что она поморщилась при этой мысли), она трахалась с ним вчера. Глядя на него сейчас, в ясном свете дня — волосы слежались и прилипли к покрытому шрамами лицу, само лицо было окровавлено, на бледном боку осталось большое грязное пятно от лежания на голой земле — она не могла понять, зачем ей это понадобилось. Вчера она озябла и устала, ей захотелось дотронуться до кого-то в темноте, согреться хотя бы на минуту, и она позволила себе подумать: а кому от этого будет хуже?

Безумие.

Им обоим будет хуже, это ясно. Если раньше все было просто, теперь все неминуемо запутается. Они только начинали приходить к взаимопониманию, теперь же их постигнет замешательство. Ферро уже чувствовала смятение, а на лице Логена проступали обида и гнев, и что тут удивительного? Если тебе двинут локтем в лицо, пока ты спишь, это никому не понравится. Она открыла рот, чтобы сказать «прости», и тут до нее дошло: она даже не знала этого слова! Ферро могла попросить прощения только по-кантийски, что и сделала, но она настолько разозлилась на себя, что извинение прозвучало как оскорбление.

Логен, несомненно, именно так его и воспринял. Его глаза сузились, он что-то резко произнес на своем языке, подхватил штаны и сунул в них ногу.

— Чертов розовый, — прошипела Ферро, в ярости стискивая кулаки.

Она подхватила свою порванную рубашку и повернулась к нему спиной. Должно быть, рубашка лежала на мокром месте — разодранная материя тут же прилипла к коже, как слой холодной глины.

Долбаная рубашка. Долбаный розовый.

От расстройства Ферро заскрипела зубами, подтягивая пояс. Долбаный пояс. Если бы ей хватило ума держать его застегнутым! Вечно одно и то же. С людьми и так непросто, но она умудряется усложнить все еще больше. Ферро помедлила, наклонив голову, затем повернулась к северянину.

Она собиралась объяснить ему, что не хотела бить его по зубам. Просто когда она засыпает, из этого не выходит ничего хорошего. Она собиралась сказать, что совершила ошибку, что ей просто надо было согреться. Она собиралась попросить его подождать.

Но он уже выходил из полуразрушенного дверного проема, топая ногами и сжимая в руках свою одежду.

— Да имела я тебя, — прошипела она и села на пол, чтобы натянуть сапоги.

Вот в том-то и дело!

Джезаль сидел на разбитых ступенях храма, печально выдергивал торчащие нитки из плечевого шва своей потерявшей рукав куртки и глядел вдаль, через бесконечное пространство голой земли в сторону развалин Аулкуса. Он не ожидал там ничего увидеть.

Байяз полулежал в повозке, прислонясь к заднему борту. Его костистое лицо покрывала смертная бледность, вокруг ввалившихся глаз проступили вены, в углах бесцветных губ застыли скорбные складка, словно высеченные резцом.

— И долго мы будем ждать? — в который раз спросил Джезаль.

— Сколько надо, — отрезал маг, даже не глядя на него. — Они нам нужны.

Брат Длинноногий, сидящий наверху лестницы, сложив руки на груди, бросил на него обеспокоенный взгляд.

— Разумеется, вы мой наниматель, и мне едва ли подобает выражать несогласие…

— Ну так не выражайте, — буркнул Байяз.

— Но Девятипалый и эта женщина Малджин, несомненно, уже мертвы, — упорствовал навигатор. — Мастер Луфар совершенно определенно видел, как они соскользнули в расщелину. В расщелину очень большой глубины. Мое горе неизмеримо, и я человек исключительно терпеливый, это одно из множества моих замечательных качеств, — но, э-э, если мы будем ждать до скончания времен, я боюсь, в этом не будет большого…

— Мы будем ждать! — прорычал первый из магов. — Сколько понадобится!

Джезаль глубоко вздохнул и нахмурился, глядя с холма вниз, в сторону города. Его глаза озирали плоское пустое пространство, пронизанное крошечными морщинками ручьев и серой полоской дороги, ползущей от далеких городских стен между зыбкими контурами зданий — постоялых дворов, ферм, деревень, давным-давно разрушенных.

— Вон они, — донесся безразличный голос Ки.

Джезаль встал, стараясь не наступать на больную ногу, прикрыл глаза ладонью и всмотрелся туда, куда показывал ученик. И он их увидел: две крошечные фигурки среди бурой пустыни, у подножия скалистого холма, на котором они с магом расположились.

— Что я вам говорил? — прокаркал Байяз.

Длинноногий изумленно покачал головой.

— Но как, во имя бога, они могли выжить?

— О, это талантливая парочка, будьте уверены, — проговорил Джезаль.

Он улыбался. Еще месяц назад ему бы и во сне не приснилось, что он может обрадоваться возвращению Логена, не говоря уж о Ферро, однако вот, пожалуйста: Джезаль ухмылялся от уха до уха, потому что они были живы. Эта заброшенная земля, где они вместе встречали смерть и делили превратности дороги, связала их. И связь укреплялась, несмотря на огромные различия между ними. По сравнению с этой связью все былые дружбы казались жалкими и неискренними.

Джезаль смотрел, как две фигурки устало бредут вдоль разбитой дороги, взбиравшейся вверх по крутым скалам к храму. Они не приближались друг к другу, сохраняя дистанцию, как если бы шли поодиночке. Вскоре стало видно, что они похожи на беглецов из ада: одежда изодрана в клочки и страшно перепачкана, грязные лица тверды и суровы, как камни. У Ферро поперек лба красовался порез. Подбородок Логена был сплошь покрыт ссадинами, кожа вокруг глаз набухла черными кровоподтеками. Джезаль, прихрамывая, шагнул к ним.