Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго... - Юлиан Семенов

Потом поехал к Сереже Богомолову и Лене. Ужинали, просидели, проговорили чуть ли не до часу ночи, а потом позвонил Хуан Мануэль, и я отправился с ним смотреть ночной Мадрид, взяв с собой Борю Голубовского.

Были в клубе «Боккаччио», потом в клубе «Девятнадцать». Все это надо видеть, чтобы потом где-то, когда-то и как-то отлилось, и говорить нужно с самыми разными людьми, и все уровни надо стараться понять, потому что литература — это такой компьютер, которому чем больше вопросов ставишь, тем где-то однозначнее ответ получится: книга. Но при этом надо постучать по дереву, а дерева здесь нет, кругом металл и стекло.

…Всякое проявление истинного человеческого желания тревожно. Всякое желание рождает творчество, преступление, любовь. В конечном счете творчество и деторождение однозначны.

Суметь проанализировать исток человеческого желания — задача современной науки в век техники. Когда человеческие желания подтверждены не только мускульной силой, но и всей мощью средств промышленности, всей мощью разума ХХ века, который находится в распоряжении человека…

Встречался с сестрой Антонио — Делией и ее мужем, Цезарем, с Хуаном Мануэлем. Он рассказал мне, как сейчас испанцев — писателей мучают в кинематографе.

«Это все хорошо, что вы сняли социально, но это нужно не здесь, а в Америке или в России. А нам нужны бабы, но не голые, потому что этого не пропустит церковная цензура».

Сейчас издали «Дон Кихота» с иллюстрациями Доре, но эти черно-белые иллюстрации раскрасили, иначе книгу не покупают.

Иностранцы вовсю нелегально действуют в Испании. Они заключают подложные договоры на создание фирм. Формально испанцы имеют 60 процентов акций, а фактически — они фиктивные фигуры, пешки в экономической игре иностранных монополистов и получают после сделки 5—10 % акций. Сейчас в Мадриде создан профсоюз бизнесменов. Он требует 5 миллионов песет как предварительный взнос, чтобы вступить в профсоюз и стать официальным буржуем. То есть началась конкуренция среди деньгиимущих.

Хуан Мануэль купил балет «Спящая красавица», а его продюсер, владелец кинотеатров, спросил: «Вы сдублировали этот балет?». То есть ничего не понимают в искусстве и тем не менее на нем зарабатывают деньги.

О детском кинематографе говорят так: «Конечно, это все прекрасно и важно, но пусть этим занимается правительство, мне нужны деньги, а дети ходят в кинематограф только один раз в неделю».

Ночью сидел у Фламенко в центре Мадрида, в том подвале, куда ходил Хемингуэй в перерывах между бомбежками, и записал для себя: «Фламенко, это когда много, но можно еще больше. Пот заливает лицо, рубашка взмокла, но человек танцует, танцует, продолжает танцевать. Много, но можно еще больше».

Назавтра был в Союзе художников, напротив музея Прадо. Наиболее интересными работами здесь, в клубе — в общем-то нищей организации, ничем они своим членам не помогают, только способствуют продаже полотен, — я выудил Паэддо и Сантадеро — феерия ночных улиц, сплав геометричной точности домов, тротуаров и фонарей с необузданностью цвета. Великолепный замок Таруэль, черно-белый. Эта картина стоит 300 долларов. Это в общем-то много, поэтому и не покупают.

Интересен Дитр Бега, он где-то следует за Матиссом — красный крестьянин в разных ракурсах. Андреас Эскартен «Продажа жареных каштанов» — особенно потрясла меня эта картина. Он весь из Гойи. Социальность он показывает в контрасте цветов, в отсутствии лиц, в выразительности фигур, в столкновении спецовок и фраков.

Есть картина его вдруг в совершенно другой манере, близкой к нашему «Бубновому валету». Совсем как «Портрет Якулова», сделанный Кончаловским, с куском газеты, прикрепленным к холсту.

Интересна работа Юлиана Борха «Андалузская жара» — точно передано ощущение лета: белые дома, серая жара, бесцветное солнце и красные апельсины в зелени рощ.

И вдруг, когда я выходил из Союза художников, на выходе, за стеклом, среди ряда книг — М. Воронов «Искусство, рожденное огнем». Откуда?

Неподалеку на улице слепцы продают лотерею счастья. Эти слепцы особенно многочисленны на авенида Хосе Антонио примо де Ривера. Тема: слепцы, продающие лотерею счастья.

Вторая тема: буржуа, который воспитывался у нас. Здесь он благополучен, с машиной и с коттеджем. Но все равно ему неспокойно, ибо закваска на всю жизнь осталась нашей, и где-то ему хочется вернуться — так мне один сказал: «Дали б мне квартиру трехкомнатную, дали б возможность работать, если б не мои, уже испанские дети, я бы вернулся, хочется обратно».

Долгий разговор в кафе «Леон» с Марселем Суаресом, одним из известных писателей и драматургов Испании.

Назавтра поехал с Цезарем и Делией из Мадрида в Месон Техас Верайес аль Кобенадас. Это прекрасное галисийское местечко и галисийский кабачок там. Самые популярные кувшины оттуда — белые с голубым.

Ночью во время проливного дождя сидел в ресторанчике, ел меро ин адобо — рыбу, жаренную в оливковом масле, типичную для Кадиса, пил вино и спорил с тремя испанцами — Мильчором, Рамоном и Цезарем — по поводу тенденции развития современной литературы.

Назавтра был в маленьком городке, там находятся бадегитерри. Они выпускают самые известные в мире вина. Дворик в бадегах выложен камнями, их называют китайцами, потому что, когда корабли шли из Китая, продав там вино, с балластом им идти не хотелось, и они нагружали корабль красивыми булыжниками. И вот дворик, который по-испански называется патио, весь выложен «китайцами».

…Марчо — это последний пират Средиземного моря. Разбогател он на том, что в тридцатых годах привез партию обуви, запрещенной к продаже в Испании. Целый пароход, но на одну левую ногу. Привез как утиль. Это реквизировали, через полгода выбросили на аукцион, и он скупил за бесценок. А через полгода он привез партию обуви на правую ногу, провел такую же операцию и заработал несколько миллионов песет.

Еврей, которого считают гениальным финансистом Европы, финансировал Франко, взяв с него согласие, что тот никогда не устроит ни одного еврейского погрома во время борьбы с республиканцами.

Андалусия — это белые дома (белое — это спасение от солнца) и красные крыши, и равнины кругом, и апельсины в зелени. И постоянная тяга вверх.

Кастилия то же, только вдали горы, и дома растут вширь, очень длинные заборы и множество оливковых деревьев.

Узкие улицы Кадикса объясняются тем, что так здесь спасались от солнца: чем уже улица, тем прохладнее.

Уехал в гости к главному охотнику Испании, фамилия которого Эспаньо. Он выпускает журнал «Охота и рыболовство». Это деревня Раскафрио около горы Моркуэро и Кавесса де эрро в долине реки Лосойя. Эспаньо пригласил меня в маленький крестьянский домик, где для него приготовили обед в нашу честь. Пили касайя — это крестьянская водка.

…«У него не было дедушки», — так говорят в Испании про тех, кто себя слишком хвалит, потому что дедушки в Испании всегда очень расхваливают своих внуков.

Вечером был в Мадриде у Карлоса Веласкеса — скульптора и художника. Он посвятил себя сбору материалов о Толстом. У него махонькая, метров восемь, мастерская, вся заставленная материалами, связанными с Толстым и вообще с русско-испанскими отношениями.

Он разыскал материал о двух испанских полках, которые перешли к нам со знаменами в 1812 году, 8 сентября, до битвы. Они вышли на переговоры к русским: «Хотим сдаться». Русские спросили: «Кто вы?». «Мы — испанцы». Русские сказали: «Мы — союзники, вам сдаваться не надо, будем сражаться вместе». Испанцев было шесть тысяч, а русских мало, так что поначалу русские испугались, думали, может быть это какая-то хитрость французов. Тем не менее потом точка зрения третьего жандармского корпуса возобладала, и испанские полки стояли около Невы, в бой их не пускали, но они были окружены почетом.

А все-таки национальное — это то, что мы выхолащиваем сплошь и рядом из системы своих рассуждений.

Когда я был в Алканде, на строительстве завода сборных панелей, которое мы ведем в Испании, там два наших парня — Иван и Виталий. Говорил с Рамоном, воспитывавшимся у нас инженером.

Я спросил его: на сколько рублей вдвоем ты можешь жить с женой, тратя на питание?

Он мне ответил сразу:

— Семьдесят пять рублей.

— Когда ты уехал из СССР?

— В прошлом году. Но я тебе могу скалькулировать, как мы можем жить на семьдесят пять рублей. В день нужно тратить два рубля. Мясо есть раз в три дня, рыбу — раз в два дня. В смысле не есть, а покупать. Вот ты покупаешь курицу. Ее должно хватить на три дня — бульон, засыпанный рисом, кусочки ножки. Утром нужно пить кофе с вафлей, обедать нужно бульоном, отварными макаронами с сыром, ужинать нужно кусочком мяса. И вот, — продолжает Рамон, — я зарабатывал двести рублей, с женой развелся, сыну алименты платил, у меня всегда оставалось пятьдесят рублей в месяц на сберкнижке.