Бомарше - Рене Кастр

Часть критиков считала литературным прототипом графа из «Женитьбы Фигаро» героя «Обманутого обманщика» Ваде (эта пьеса игралась на сцене с 1754 года); сходство этих персонажей действительно поразительное.

Предпринимались попытки найти прототипов Альмавивы и в реальной жизни, среди них, в частности, называли д’Аржансона, в Ормском замке которого останавливался Бомарше во время поездки в Испанию в 1764 году. Еще более правдоподобно звучали утверждения, что жизнь в замке Агуас-Фрескас очень напоминает порядки во владениях Шуазеля в Шантелу и что сам андалусский вельможа наделен кое-какими чертами хозяина Шантелу.

Все эти изыскания интересны, но бессмысленны, поскольку «Женитьба» так и осталась бы одной из тысяч подобных пьес и ей так же грозило бы забвение, ставшее уделом большинства театральных произведений того времени, если бы ее главным героем не был тот самый Фигаро, в чьем характере мы находим основные черты Бомарше. А та динамичность, с которой автор раскручивает довольно запутанную интригу, позволяет не обращать внимания на некоторую неправдоподобность действия и прощать длинноты.

Отдавая себе отчет в том, что его замысел имеет кое-какие слабые стороны, Бомарше набросал «синопсис» (краткое содержание) «Женитьбы»; рукопись эта была обнаружена в его архивах, она дает представление об общей концепции пьесы, которой драматург остался верен:

«План „Женитьбы Фигаро“

Фигаро, камердинер хозяина замка Агуас-Фрескас, занял десять тысяч франков у Марселины, служанки того же замка, дав ей расписку в том, что либо он вернет деньги в назначенный срок, либо женится на ней. Меж тем, будучи влюбленным в молоденькую камеристку графини Альмавива Сюзанну, он собирается жениться именно на ней, а граф Альмавива, тоже влюбленный в Сюзанну, содействует заключению этого брака, поскольку надеется, что в благодарность за обещанное приданое невеста подарит ему тайное свидание, чтобы он смог воспользоваться правом первой ночи, от которого отказался после собственной свадьбы. Роль подручного графа в этой амурной истории исполняет не отличающийся щепетильностью домашний учитель музыки семейства Альмавива по имени Базиль. Но молоденькая и порядочная Сюзанна считает своим долгом предупредить хозяйку и жениха о притязаниях графа, в результате чего графиня, Сюзанна и Фигаро заключают союз с целью сорвать планы Альмавивы. Юный паж, всеобщий любимец и неугомонный проказник, обожающий шалости как все нормальные дети тринадцати или четырнадцати лет, не единожды, сам того не желая, из-за своей резвости и легкомыслия нарушает планы хозяина и сам попадает в затруднительные положения, способствующие созданию нескольких забавных сцен в пьесе… Граф, поняв, наконец, что его водят за нос, но не разобравшись еще в сути дела, решает отомстить, поддержав притязания Марселины. Потеряв надежду заполучить в любовницы молоденькую камеристку, он хочет выдать старуху замуж за Фигаро, что приводит последнего в отчаяние. Но в тот момент, когда Альмавива, как верховный судья Андалусии, зачитывает Фигаро приговор, согласно которому тот должен либо немедленно жениться на Марсели-не, либо вернуть ей десять тысяч франков, чего последний никак не может сделать, обнаруживается, что Марселина — давно пропавшая мать Фигаро; это нарушает все планы графа, который не может теперь считать себя ни счастливым, ни отмщенным. А тем временем графиня, которая не отказалась от надежды вернуть своего неверного супруга, вначале уличив его в измене, договаривается с Сюзанной, что та сделает вид, будто она согласна встретиться с графом в саду, но в назначенное время к нему на свидание придет не возлюбленная, а законная супруга. Фигаро случайно узнает о предстоящей встрече своей невесты с графом. Обезумев от мысли, что его пытаются обмануть, он прячется в ставшем ему известным месте, чтобы застать врасплох графа и Сюзанну. Все еще пребывая во власти своего безумия, он к своей радости узнает, что все это игра, затеянная графиней и ее камеристкой, дабы наказать ветреного мужа; все заканчивается тем, что Фигаро также подключается к розыгрышу. Альмавива, уличенный женой в измене, на коленях молит ее о прошении, и та со смехом прощает его, а Фигаро женится на Сюзанне».

У другого автора этот довольно экстравагантный и сложный план вылился бы в бесконечную трагикомедию или мелодраму, которые тогда были в моде. То, что Бомарше смог создать на этой основе такую блестящую пьесу, как «Женитьба», свидетельствует не только о его прекрасном знании театра, но и о его гениальности. Да, Бомарше был самым настоящим — подчеркиваю это — гениальным драматургом, что бы там ни говорили о влиянии на него других авторов или о его подражании Расину и Аристофану в сцене суда, которой начинается третий акт.

А тот факт, что самая лучшая французская пьеса XVIII века долго не могла пробиться на сцену, имел политическую подоплеку.

После того как текст пьесы был восторженно принят труппой «Комеди Франсез», его, по просьбе Бомарше, передали на отзыв цензору Коклю де Шоспьеру. Тот пьесу в целом одобрил, но попросил сделать несколько незначительных купюр.

Далее, по неизменной традиции, рукопись представляли на суд короля. Г-жа Кампан рассказывала, что, прочтя пьесу, Людовик XVI назвал ее отвратительной и непригодной для постановки на сцене. Остракизм, которому была подвергнута «Женитьба», заставляет поверить г-же Кампан, хотя не все ее мемуары верно отражали современную ей действительность.

Чтобы добиться отмены королевского запрета, Бомарше принялся разжигать любопытство публики к своей пьесе, устраивая то тут, то там в Париже ее чтения, весьма хитроумно обставленные. Для рукописи пьесы он сделал элегантный переплет, на обложке, увитой розовыми лентами, изумительным каллиграфическим почерком написал: «комическое произведение». Чтение пьесы автор предварял вступительным словом, текст которого не вошел в полное собрание его сочинений; в нем он безо всякого стеснения говорил следующее:

«Перед тем как приступить к чтению пьесы, я должен, сударыни, рассказать вам один случай, свидетелем коего был я сам.

Начинающего писателя, приглашенного на ужин в один дом, стали упрашивать прочитать какое-нибудь из своих произведений, о которых ходило много разговоров в свете. Его уговаривали и так, и эдак, даже прибегли к лести, а он — ни в какую. Тогда кто-то из присутствующих решил пошутить и сказал писателю: „Сударь, отказывая нам в том, что в глубине души горите желанием отдать, вы похожи на самую изощренную кокетку“.

„Вы даже не подозреваете, — заметил в ответ автор, — насколько точно ваше сравнение; у писателей и красоток частенько бывает одинаковая судьба: и тех и других забывают сразу же, как только они сдались. Острое и всепоглощающее любопытство, которое вызывает еще не прочитанное произведение, чем-то сродни страстному любовному желанию. Получив вожделенное, вы заставляете нас краснеть из-за того, что нам не достало прелестей, дабы привязать вас к себе.