Колыбельная для вампиров - Светлана Борисова

Они немного поболтали о всякой всячине, но хорошо зная мужа, Рени не выдержала.

— Что ты решил в отношении девочки? — с беспокойством спросила она и Мари насторожилась, перестав прикидываться, что её не интересует разговор родителей.

— Съем за завтраком! — фыркнул Палевский. — Милая, перестань волноваться из-за глупостей. При случае поговорю с Максом Беккером. Пусть он приструнит свою избалованную красавицу во избежание последующих неприятностей. Мари, прекрати пилить меня взглядом.

— Дай честное слово, что не тронешь Соньку!

— И не подумаю.

— Мика! — хором воскликнула женская половина семейства и даже Аннабель осмелилась поднять глаза на Палевского.

— Хватит! Не смейте давить на меня в вопросах, которые выходят за рамки домашних дел. Девочки отправляйтесь к себе, ужин окончен.

— Нафиг! С места не двинусь, пока не добьюсь внятного объяснения, что ты намерен делать с Соней.

Возмущённая Мари уставилась на отца, но пронять такого стреляного воробья, как он, в принципе было невозможно. Приподняв бровь, Палевский ответил ей ироничным взглядом, но затем смилостивился.

— Ничего страшного, если она внемлет голосу благоразумия, — в его голосе зазвучало предупреждение. — Мари, довольствуйся малым и не требуй большего.

— Yes, — вздохнула она, опуская глаза. — Учти, я не дам Соньку в обиду!

— Не нарывайся, милая, ведь я могу передумать. Почему ты ещё здесь? Кыш наверх.

Фыркнув, Мари пожелала родителям спокойной ночи и взлетела на второй этаж. Стоя наверху лестницы, она прислушалась.

— Мой ангел, ты действительно ничего не задумал в отношении подружки нашей девочки?

— Милая, чего вы на меня набросились? — возмутился Палевский. — Я вам что изверг? Не бойся, ничего страшного с мадмуазель Беккер не произойдёт. Свое наказание она уже получила. Приговор вынесен и изменению не подлежит. Не смотри на меня так, не особенно она пострадала. Если вообще можно назвать наказанием выход замуж за симпатичного и умного парня, который любит её без памяти. Ну, почистит с месяц нужники и прочие отхожие места в генетическом институте. Это пойдет на пользу самолюбивой дурочке. И вообще, что ты портишь воспитательный процесс? Вон Мари уже приплясывает на месте от радости вместо того, чтобы с перепугу немного приструнить свою подружку. Кстати, тебе не кажется, что кто-то чересчур часто повадился подслушивать наверху?

— Ой, я больше не буду! — завопила Мари, получившая основательную ментальную оплеуху. Схватившись за голову, она понеслась к своей комнате.

— То-то же! Уверен, что Макс Беккер быстро выбьет дурь из дочери и дополнительного вмешательства не потребуется. Просто настоящая беда с кровниками, родители балуют их неимоверно, здесь даже наш Главный инквизитор не исключение.

С любимыми не расставайтесь! Лучше поздно, чем никогда

Поздно вечером, лежа в огромной кровати их спальни, Рени вдруг выпустила мужа из объятий и, приподнявшись на локте, посмотрела в его лицо долгим любящим взглядом. Тот внимательно посмотрел на её осунувшееся личико.

— Кошка, как ты себя чувствуешь? Только не говори, что опять выкинула какой-нибудь фокус.

Насторожившись, Михаил резко сел и, схватив Рени за плечи, запустил исследовательский щуп в её ментальное поле.

— Нет! — вскрикнул он и в гневе отшатнулся.

— Да. Теперь твоя очередь инициировать Аннабель.

— К чёрту! Что ты наделала, глупая Кошка! Ведь ты знаешь, что инициация резко ускорит негативные процессы в твоём организме, — горестно воскликнул Палевский и в его зелёных ледяных глазах вспыхнули золотисто-карие искорки гнева. — Я же просил подождать! Почему ты вечно не слушаешь и делаешь всё по-своему?

Рени виновато опустила голову.

— Прости, мой ангел.

— Ну, нет! Будь ты проклята! — намереваясь уйти, Михаил резко отстранился, но во взгляде жены светилась такая огромная и беззащитная в своей уязвимости любовь, что он передумал и обречённо поник.

— Поверь, мой ангел! Я не хотела тебя расстроить! — лихорадочно зашептала Рени, прижавшись щекой к его щеке. — Будь хоть капля надежды, я не посмела бы ослушаться твоих указаний… — она заглянула в страдающие глаза мужа и горько усмехнулась. — Я права, всё бесполезно, мои дни сочтены.

— Неправда! — вскинулся Михаил. — В запасе ещё было время, а ты взяла и пустила все труды псу под хвост! — он обнял Рени и горестно произнес: — Кошка, дни и ночи я работал в поисках выхода, и обязательно нашел бы его, клянусь! Ты же знаешь, я никогда не сдаюсь. Я сделал бы для тебя все возможное и невозможное.

— Знаю, милый! Я верю, что ты всё можешь, но нет смысла мучить себя бесплодными попытками. Признай, что ты не господь бог. Пойми, я совсем тебя не вижу и это грустно. Мой ангел, больше я не хочу терять драгоценное время. Порой мне кажется, что оно утекает как песок между пальцев. И чем больше я жадничаю, пытаясь его сберечь, тем безвозвратней мои потери.

От искренней печали в голосе жены, у Михаила болезненно заныло сердце.

«Так тебе и надо! — мысленно сказал он себе. — Дурак! Думал, что можешь столько лет пользоваться ее любовью и ничего не давать взамен? Какой самообман! Вот и наступило время расплаты, когда упущенного, как и прожитых лет, уже не вернешь».

— Всё равно не понимаю, как ты могла так поступить, — с горечью в голосе произнес он. — Как ты посмела отобрать у нас последнюю надежду?

Не ожидая ответа, Михаил крепко до боли сжал жену в своих объятиях, словно они могли оградить её от вечности, и уткнулся в переливчатую массу волос, знакомо пахнущую полуденными травами и медом.

На плечо Рени закапали горячие слёзы. Она ласково провела рукой по распущенным волосам мужа. Их волнистые шелковистые пряди медового цвета слегка пружинили под ее чуткими пальцами, доставляя ей своей гладкостью и мягкостью несказанное чувственное удовольствие.

— Поплачь мой ангел, и прости за причинённую боль. Не прячь своих слёз, в них нет ничего постыдного. Они бальзам для моего измученного сердца.

— Я и не прячусь.

Щемящая нежность затопила сердце Михаила. Он не сопротивлялся, когда Рени взяла его лицо в ладони и, стремясь запомнить, исследовала любящим взглядом каждую его черточку.

— Любовь моя, ты позаботишься о девочке?

— Конечно! Я же люблю Мари, как родную дочь, — с недоумением отозвался Михаил, до него не сразу дошло, о ком идёт речь.

— Мой ангел, я говорю об Аннабель.

— Нет! — с яростью воскликнул он, услышав ненавистное имя. — Даже не проси! Нужно было не поддаваться на твои провокации, а сразу уничтожить мерзкое отродье, как только она появилась в нашей семье.