Железная роза - Мария Хомутовская

class="p1">Решив оставить эту затею, Лиз быстрым шагом вышла с кладбища. Наверное, Энтони нарочно не хотел с ней встречаться. Или вовсе не узнал ее, а просто уехал раньше…

Лиз пошла вдоль улицы, но через несколько шагов кто-то тронул ее за локоть. Обернувшись, она замерла: рядом стоял Энтони.

– Позвольте, подвезти вас, мисс, – процедил он и грубо потащил ее к стоящему прямо посреди дороги красному автомобилю.

Лиз стоило бы кричать и отбиваться, но она не стала. Ей казалось важным поговорить с ним. Ведь именно для этого она и рискнула прийти на похороны. Ей казалось, что она должна ему. Ну а если Энтони убьет ее… Значит, так тому и быть.

Энтони втолкнул ее в машину.

– Езжай! – приказал он шоферу.

Усевшись рядом на кожаное сидение, которое жалобно скрипнуло, он прорычал:

– Ты знала, да? Знала, что его убьют?

Лиз сняла дурацкую шляпку с вуалью.

– Это был один из возможных исходов.

– Ты говорила, что никто не пострадает! – выплевывал обвинения ей в лицо Энтони. – Но вы заставили его подписать этот документ!

– Я говорила, что ему придется заплатить за свои преступления, – опустив глаза, сказала Лиз. – Рано или поздно.

– Лживая сучка! – рявкнул он.

Лиз взглянула на него. У Энтони дрожали губы.

– Энтони, мы хотим помочь людям. Этот закон нужен Лэмпширу. А твой отец… Если бы ты знал, что он совершил…

– Да плевать я хотел, что он совершил! – вскричал он.

Его рот скривился, а из глаз потекли слезы. Повинуясь безотчетному порыву, Лиз обняла его. Энтони тоже обхватил ее руками, прижав к себе, словно она была его последним убежищем в этом мире.

Он рыдал, всхлипывая, как ребенок. Внезапно Лиз поняла, что он только ради этого и затащил ее в машину: чтобы поплакать у нее на плече.

«Я с тобой, Энтони, – мысленно говорила она, не решаясь произнести это вслух. – Я понимаю, как тебе больно».

– Прости меня, – только прошептала она.

Наконец он выбрался из ее рук, сел прямо и, глядя в пол, произнес:

– Он оставил мне все деньги и людей. Все – мне одному. Мать рвет и мечет, ей достались жалкие двести тысяч. А Элен я должен содержать до замужества.

– И что ты будешь делать? – спросила Лиз с замиранием сердца.

Какой выбор сделает Энтони?

Он вытер лицо тыльной стороной ладони и достал из кармана револьвер.

Сердце Лиз ухнуло в пятки, оставив в груди гулкую пустоту.

– Ты же вроде слышала мою речь? – револьвер он положил на колени. – Вы подставили моего отца. Заставили его подписать указ…

Лиз не смела пошевелиться. Энтони поднял на нее глаза.

– Но Эстер хуже! – выплюнул он. – Он и кучка напыщенных болванов, которые его поддерживают! Они сидели с отцом за одним столом, пили его виски и играли с ним в покер! Они приходили к нему, когда нужны были деньги, когда нужно было разобраться с кем-то. А потом просто позволили избавиться от него, как от ненужной вещи, без суда и следствия! И ни один из них не хочет верить мне, не хочет идти против Эстера! А он смеет смотреть мне в глаза, являться в мой дом, да еще и ставить мне какие-то условия!

Руки Энтони сжались в кулаки.

– Я был там! Увидел утреннюю газету, а потом позвонил Эстер, и я почуял неладное. Я приехал на вокзал, и я видел, как Эстер и рыжий охранник столкнули его под поезд!

Лиз облизнула пересохшие губы.

– Рыжий охранник? Которого зовут Фредерик?

Энтони кивнул.

– Я знаю его! – сказала Лиз. – Он раньше служил у сэра Уоррена, а потом перебежал к графу, подставив своих друзей!

– Я знаю! – перебил он. – Я так много узнал за последние дни, что просто в голове не укладывается! Папа рассказал мне… про вас, про тайную жизнь богачей Суинчестера, про заговоры и убийства, про Рождественский аукцион… Он как будто чувствовал…

Энтони сжимал и разжимал кулаки, но Лиз все-таки спросила:

– И где теперь Фредерик?

– Увидел меня и сбежал! А Эстер несет чушь, что мне все показалось! Что он ни при чем! Но рыжий мог это сделать только с его подачи. Такой не убьет просто так.

Он взялся за рукоятку револьвера.

– Я проучу Эстера и остальных двуличных негодяев, которые уже грызут друг другу глотки за отцовский пост! А вы поможете мне!

– О чем ты, Энтони? – нахмурилась Лиз.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне уничтожить Эстера и добиться должности мэра. По новому закону смертная казнь ждет каждого, кто вздумает продавать людей в Лэмпшире, а у отца все сделки Эстера записаны! Я могу натравить на него всю полицию округа! Но мне не справиться одному.

Лиз замялась.

– Но Энтони… Ты только что сказал, что считаешь нас виновными в смерти отца. Как мы можем тебе доверять?

– А я плевал на ваше доверие! – разозлился он. – Или вы со мной или против меня! Вот и весь твой нехитрый выбор, Лиз Коулман!

И он наставил на нее револьвер.

Лиз сглотнула.

– Я же не могу решать за всех.

– А придется!

Дуло револьвера уткнулось в ее бежевое пальто. У Энтони был какой-то отчаявшийся, сумасшедший взгляд. Лиз невольно вспомнила, что подобный взгляд был у него в поезде, когда он расстегнул ее наручники и отпустил, спасая от смерти.

– Хорошо, мы поможем тебе. Но ты освободишь всех своих рабов! – твердо сказала Лиз. – Если станешь мэром, будешь проводить политику против рабства!

– Здесь я правила устанавливаю! – рявкнул он.

– Тогда стреляй! Потому что других условий мы не примем, – сказала Лиз, глядя ему в глаза.

Энтони медленно опустил револьвер. Он сунул левую руку в карман, вытащил и протянул ее какую-то вещицу.

– Вот. Считай, что я согласен на твои условия. Пора положить этому конец.

Вздрогнув, Лиз взяла в руки металлическую печать с ританским флагом.

– Эстеру я не отдал, но он еще придет за ним, – произнес Энтони.

И Лиз поняла, что он доверяет ей свою жизнь, потому что не знает, на что может пойти Эстер ради этой мелочи.

– Я помогу тебе, Энтони, – сказала она. – Я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь.

***

Розалин пыталась состряпать обед. Получалось не очень: на большой кусок теста не хватило начинки, и это поставило ее мясной рулет в неловкое положение.

Вообще-то она надеялась, что Лиз к этому времени уже вернется. Или придет Эсми. Словом, на сражение с рулетом в одиночку она не рассчитывала.

– Схожу к мадам Люсинде, заберу уголь, – вырвал ее из размышлений голос Алекса.

Он на ходу накидывал старушечий наряд.