Фантастика, 1991 год - Сборник

Недобро сверкнул взгляд Цирцеи.

– А знаешь ли ты, что день и ночь в ее доме пируют женихи? И откуда тебе известно, не отдала ли твоя жена сердце кому-нибудь из них. Они молоды и пригожи, а ты красив только здесь, со мной!

С тяжелым сердцем внимал этим словам Одиссей. Страшным будет гнев отвергнутой богини. Не поторопился ли он, выбросив чудесный корень? Тоскливому взору его уже представлялись черные волны жестокого моря, наотмашь бьющие его многострадальный корабль, свирепый ветер, ломающий мачту и товарищей, захлебывающихся в соленой воде.

Впрочем, какие товарищи, если почти все они толкутся сейчас в грязном загоне и хрюкают от удовольствия, когда добрая служанка мимоходом щекочет им спины.

– Опомнись, богиня, в тебе говорит отчаянье. Зачем ты тратишь свою душу на человека, ее недостойного? Придет однажды тот, кого ты ждешь, с чем выйдешь ты ему навстречу?

И тогда Цирцея рассмеялась:

– Я живу на этом острове всегда, понимаешь ты, человек, всегда! И ни разу - слышишь? - ни разу за это необозримое время не пришел тот, о ком ты говоришь… Так пусть же я сама возьму то, что изначально должно принадлежать мне, потому что твоя Пенелопа -это просто ошибка богов. Быть может, ты заметил уже, что мой волшебный жезл не причинил тебе вреда. Это ли не говорит о том, что именно тебя я ждала?

– Это говорит только о том, что я не свинья,- хотел возразить Олег Иванович,- но почувствовал, что столь прозаическое вкрапление нарушит их поэтический диалог, и воздержался.

Олег Иванович оказался в затруднительном положении. К его чести надо сказать, что у него и мысли не было остаться с Цирцеей. Он был, прежде всего, человеком долга и на поводу у своего сердца ходить не привык. Его удивляло и даже несколько тяготило столь бурное проявление чувств. “В конце концов, кому, как не ей, знать, что я не свободен! Что за невоздержанность?” - с раздражением думал он. Но так думал Олег Иванович, Одиссей же печально смотрел в разгневанное лицо богини. Легкими тенями вставали в его памяти смертные женщины, которых он знал когда-то. С ними ему было легко, и оставлял он их просто, без мук, ведь ни одна из них не посягала на его душу, не требовала любви, довольствуясь малым. Крохотная частичка души, которую он отдавал бывшим возлюбленным, вырастала вновь, и он сам чувствовал себя, словно ящерица, у которой снова отрос хвост, оборванный глупыми детьми. И даже Пенелопе он не отдал всего себя, любя больше всего на свете свободу и возможность уйти в любой момент. Пенелопа же знала об этом и не пыталась держать мужа при себе. Может быть, именно поэтому Одиссей так стремился сейчас домой.

Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не толкнуть моего героя в объятия несчастной Цирцеи, так велико мое сострадание. И если бы это действительно был Одиссей, как он есть, то именно так я и поступила бы. Ведь эрудированный читатель помнит, что Одиссей долгое время оставался на острове в гостях у Цирцеи, давая отдохнуть усталым товарищам и ожидая, когда они снова станут готовы к опасному путешествию.

Но тот Одиссей, о котором рассказываю я, не настоящий. Он (да простит меня великий Гомер) наполовину плод моей фантазии. Впрочем, может быть, Олег Иванович тоже не настоящий? Может быть, именно его я придумала? И сестру Марину. И усталую Музу, на которую можно сослаться в случае чего.

Впрочем, я не права. Конечно, выдуман мной только Одиссей: ведь именно его поступки я могу предугадать, а как поступит в необычной ситуации живой человек, узнать заранее можно, но трудно. Очень трудно.

Иначе не разводили бы мы руками: “Кто бы мог подумать”. Поэтому я прерываю свой рассказ, тем более что сказала уже все, что хотела сказать, а вмешиваться в чужие отношения - не в моих правилах. Пусть люди все решают сами. Но кажется, они уже ничего не успеют решить: я возвращаюсь в комнату, где уже трезвонит поставленный в пустое ведро будильник. Другим способом прервать сон моего героя сложно. Сейчас они проснутся, и Олег Иванович шмыгнет в ванную, стараясь не смотреть на Марину. И Марина ничего не скажет, потому что знает: с первыми же словами забудется то, что всю ночь нашептывали ей я и мой соавтор - Муза.

И только за утренним чаем хлопнет себя по лбу несчастный Одиссей: “А как же ребята? Они-то как?” Но поздно, мой друг. Поздно.

АНДРЕЙ САМОХИН ОМУТ НА ПУСТОТУ

В самом центре Москвы, в подвальной лаборатории Московского института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова, горят лампочки, которые питаются от пустоты, а точнее - от всепроникающей энергонасыщенной субстанции, которую ошибочно назвали вакуумом. Руководитель лаборатории - один из ведущих специалистов страны по диагностике плазмы профессор А. Чернетский считает, что модель плазменного генератора, созданная им вместе с коллегами, не что иное, как прообраз будущей экологически чистой энергетики: электростанций, транспорта, двигателей самолетов и космических кораблей.

Электрическая схема профессора Чернетского настолько проста, что на первый взгляд кажется наглядным пособием для школьного урока физики. Переменный ток из электросети, силовой трансформатор, конденсаторы, катушки индуктивности, разрядник, несколько обычных лампочек накаливания, амперметр, вольтметр. Вот, пожалуй, и все. Что необычного можно получить из такого набора элементов?

Чернетский подает в схему небольшой ток: стрелки приборов еле отклоняются от нуля, лампочки слабо мерцают. “Внимание!” - говорит профессор, “зажигая” разряд. Между двумя электродами из твердого сплава возникает синяя пульсирующая нитка плазмы. И вдруг одновременно с этим лампочки без всякой видимой причины вспыхивают ослепительным светом. Стрелка вольтметра остается в покое, зато стрелка амперметра резко перепрыгивает несколько делений, свидетельствуя о двукратном увеличении силы тока. Так продолжается до тех пор, пока профессор не выключает разрядник. Чернетский испытующе смотрит на очевидца: “Энергия, поступавшая в цепь из сети, не менялась. Как вы думаете, откуда взялся дополнительный ток?”…Открытие было сделано около пятнадцати лет назад и началось с парадокса. При испытании плазменного высокочастотного генератора однажды не сошелся баланс вкладываемой и получаемой энергии. Коэффициент полезного действия оказался… гораздо больше единицы, чего, как известно, не бывает.

Святая святых - закон сохранения энергии - стоял за спиной физиков как неумолимый обвинитель. Сперва ученые предположили самое простое: в расчеты вкралась ошибка. Однако, тщательно проверив эффект при повторных опытах на разных схемах, убедились: “выход” энергии упрямо оказывался больше “входа”. Таинственный разряд, стимулирующий выделение дополнительной энергии, назвали самогенерирующим.