Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 - Наталия Ильина

Между тем утверждение Г. Штэрнъельма о том, что имя гиперборейского мудреца Абариса - результат искажения шведского имени Эварта или Ивэрта, равно как и «этимологические» опыты О. Рудбека по поводу древнешведского происхождения имени Борея, давно никем не принимаются всерьез. Почему же по существу идентичные им утверждения норманистов о том, что княжеское имя Рюрик - это древнескандинавское Hrorekr, в силу чего постулируется скандинавское происхождение также и самого носителя этого имени, по-прежнему находят себе место в академической науке? Такая система «доказательств» - тоже детище историософских утопий XVI-XVII вв., а утопии могут порождать только утопии. Рассуждения норманистов о происхождении имени Русь от древних шведских названий Рослагена при посредстве финского Руотси по существу эквивалентны умозаключениям Рудбека о происхождении греческой Гипербореи от древнешведского Yfwerbomes Öö, Острова высокородных. И это не повод для насмешек: если вспомнить, сколько времени и сил образованных и трудолюбивых людей израсходовано на обоснование такой этимологии Руси, то эта эпопея приобретает трагический колорит. Особенно, если оказывается, что эта беззаветная приверженность к Рослагену - области, принадлежавшей свеям, происходит, в сущности, оттого, что Ю. Буре когда-то воскликнул: «А гипербореи - это свеи!» и породил мысль об основоположничестве свеев. И сие возымело большую власть над умами, нежели данные ПВЛ о том, что свеи - другой народ относительно варягов-руси.

3. Свидетельством утопической природы норманизма служит неспособность его сторонников выйти за пределы методологии XVI-XVII вв. Утопия не обладает способностью саморазвития, обеспечивающего движение от старого к новому, а лишь воспроизводит саму себя. Примеры с антропонимами и топонимами - одно из подтверждений справедливости такого заключения. Но такую же сохранность в современной науке обнаруживают и другие «открытия» рудбекианизма. Например, идея исходно скандинавского происхождения древнегреческих культов, в частности, культа Аполлона, обрела новую жизнь в попытках норманистов отождествить культы Перуна и Волоса с культами Тора и Одина (или, по крайней мере, доказать наличие последних на Руси). Стремление рудбекианцев увидеть в древнегреческих источниках от Геродота до Диодора Сицилийского пересказ древнешведской устной традиции получило продолжение в попытках вывести происхождение ПВЛ из древнешведского дружинного эпоса или исландских саг.

4. Рудбекианизм едва ли получил бы общеевропейскую популярность, если бы не попал в струю такого влиятельного течения общественной мысли, как готицизм, и не был подкреплен авторитетами английского готицизма и французского Просвещения. Работы О. Рудбека и его предшественников ждало такое же забвение, какое выпало на долю сочинения И. Горопиуса, связавшего мифы о гипербореях с кимврами и не задевшего таким образом интересы ни одного из преобладавших в Западной Европе XVI-XVII вв. направлений общественной мысли.

Первым из них был спор о славянском и германском начале, чьи предки древнее и славнее, начавшийся в XVI в. в немецко- и славяноязычной среде Западной Европы, в условиях становления национальных государств. Вторым явился готицизм, зародившийся под влиянием антинемецкой пропаганды в Италии XVI в., как реакция на выступления вождей Реформации против Римско-католической церкви. Под обстрел этой пропаганды попала и роль готов в истории, которая стала представляться в сугубо негативных тонах, как олицетворение всего грубого, варварского, разрушившего Рим - цитадель классической культуры[39]. Развивался такой взгляд постепенно, на основе ренессансных поисков античных истоков европейской культуры. Уже Петрарка (1304-1374) расценивал последовавший за античностью готский период европейской истории как период беспросветного варварства[40]. Именно в этой насыщенной идеологическими испарениями среде и расплодились историко- пропагандистские сочинения ответного характера, прославлявшие готов и их деяния, отождествлявшие готов с германцами и обнаруживавшие готские корни едва ли не во всех европейских культурах. Первоначально защитный характер этого историко-литературного направления воодушевлял его представителей пафосом несправедливо гонимых страдальцев. Апофеозом готицизма и рудбекиианства в первой половине XVIII в. стали работы таких видных мыслителей как Монтескье и Вольтер.

Все это следует иметь в виду, чтобы осознать, что во взглядах Г. 3. Байера, Г. Ф. Миллера и А. Л. Шлёцера не было ничего самостоятельного. Они привезли в Россию модные новинки идейной жизни Западной Европы. Г. 3. Байеру русская наука «обязана» рудбекианизмом. Г.Ф. Миллер и А. Л. Шлёцер выступили эпигонами теории Общественного договора, объединившей идейно-политические и историософские взгляды философов-просветителей, согласно которым государственности с наследственной властью предшествовал период свободы и народоправства с выборными правителями. Достаточно напомнить, что работа Ш. Л. Монтескье «О духе законов» была опубликована в 1748 г., т. е. за год до диссертации Г. Ф. Миллера «О происхождении имени и народа российского» (1749), в которой утверждалось, что до призвания варягов «правление было демократическое» и «новгородцы были без владетелей». Под влиянием этих идей Рюрик потерял права наследного князя и превратился в безродного наемника. Во второй половине XVIII века Ф. М. Вольтер, ставший наиболее влиятельным представителем французского Просвещения, выдвинул новый лозунг. В своих исторических работах, особенно в многотомном труде «Опыт о нравах и духе народов» (1756-1769), он выступил с резкой критикой официальной исторической науки и обосновал так называемый метод исторической критики, опираясь на который в массе собранных фактов следовало отделять достоверное от вымысла и тем самым очищать историю от всего «чудесного и фантастического». И пожалуйста, уже в 1762-1769 гг. А. Л. Шлёцер с энтузиазмом неофита приступает к «очищению» Нестора с целью предоставить пример, «каким образом можно и должно исправить самого Нестора с помощью прочих исторических знаний... Очистить еще мало обработанную историю от басней, ошибок и вздорных мнений»[41].

5. Влияние собственно готицизма также прослеживается во взглядах норманистов. Из готицизма, в частности, перекочевала идея о возможном приоритете экзогенного фактора в становлении государственности, при условии, разумеется, что в роли экзогенного фактора выступает готско-германское начало. Эта идея выросла из идеализации прошлого готов, якобы создавших государственность во Франции и Англии в результате своих завоеваний и соответственно давших свои имена вновь образованным государствам. Аналогичная же аргументация при доказательстве скандинавского происхождения имени Руси прослеживается и у Г. Ф. Миллера, ссылавшегося на то, что «подобным почти образом... галлы франками и британцы агличанами именованы»[42]. Применяется она и сегодня.

Нельзя не отметить, что укоренению среди советских исследователей идеи приоритета внешнего фактора при образовании государств на примере гото- германских или норманских завоеваний весьма содействовала статья К. Маркса «Тайная дипломатия XVIII в.», написанная в конце 50-х годов XIX в., а в полном виде опубликованная лишь после его смерти, в 1899 г., но так и не включенная ни в одно из собраний сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, изданных в советское время[43]. В этой статье К. Маркс предпринял краткий экскурс в историческое прошлое России, и единственным автором, на работы которого он при этом опирался, был A. Л. Шлёцер. Вслед за ним К. Маркс рассматривал начало русской истории как «естественный результат примитивной организации норманского завоевания, вассалитет без ленов или лены, представленные только данью, где необходимость новых завоеваний поддерживалась постоянным притоком новых варяжских искателей приключений, которые жаждали почестей и добычи. Если предводители пытались приостановиться, то их верные сподвижники вынуждали их двигаться дальше. И как в России, так и во французской Нормандии наступал такой момент, когда предводители посылали своих распущенных и ненасытных соратников на новые завоевания уже с одной-единственной целью, только чтобы избавиться от них. Завоевательные походы первых Рюриковичей и их завоевательская организация ни в чем не отличались от норманнов в других частях Европы. Можно было бы возразить, что победители и побежденные слились воедино в России быстрее, нежели в других областях, завоеванных скандинавскими варварами, что предводители очень скоро смешались со славянами, каковое видно из их браков и их имен. Но надо помнить, что сподвижники этих предводителей, которые составляли как их охрану, так и их совет, продолжали состоять исключительно из варягов, что и Владимир, олицетворявший собой пик развития готской России, и Ярослав, олицетворявший начало ее конца, сидели на ее троне силой варяжского оружия.... В период правления Ярослава господство варягов было подорвано, одновременно с чем исчезают завоевательские устремления первого периода и начинается закат готской России. История этого заката показывает еще более отчетливо, что завоевание и образование государства в империи Рюриковичей носило исключительно готский характер»[44].