Несущая свет. Том 2 - Донна Гиллеспи

— У меня есть еще одно послание для госпожи от иностранца по имени Деций, который прислал его Зигвульфу из лагеря херусков.

Сердце Аурианы забилось часто и прерывисто, она почувствовала в нем резкую боль, словно кто-то царапнул его осколком острого камня.

«Значит, Деций прибился к кочующим херускам», — подумала она.

Воины ушли. Фастила тоже поднялась, собираясь последовать их примеру.

— Фастила, останься!

Ауриана дернула проходившую мимо нее женщину за рукав платья из грубой серой ткани. Присутствие Фастилы всегда придавало Ауриане спокойствие и уверенность, и это было загадкой для дочери Бальдемара. Скорее всего, наибольшую роль здесь играли жизнерадостность и приветливость, готовность разделить с ней все душевные тревоги и сомнения. Их сближало также и то, что Фастила, подобно Ауриане, большую часть своей жизни прожила в отдалении от своей семьи. Фастила довольствовалась своим положением и не прилагала никаких усилий к его изменению. Поэтому их союз несмотря на большую разницу в характерах не становился слабее. С самого начала войны Фастила безотлучно находилась при Ауриане в качестве добровольного телохранителя, хотя, будучи защитницей святынь Водана, ей больше пристало бы жить в одной землянке со своими товарками.

Фастила бросила на Ауриану взгляд, в котором сквозила явная озабоченность, а затем села на полое бревно, использовавшееся обычно как барабан. За спиной у нее висел круглый, видавший виды щит.

Юноша принялся монотонно пересказывать послание Деция, которое он хорошо вызубрил.

— Я отдал бы свободу и все, что у меня есть за одну лишь ночь с тобой…

«Неужели у Деция появилось хоть что-нибудь? — подумала Ауриана. — У него раньше не было ничего стоящего».

— Любимая, у нас лишь одна жизнь. О другой мне ничего не известно. Знай, ты обречена! Я умоляю тебя — спасайся! Не приходи ко мне, это слишком опасно. Не пытайся вернуться к Рамис и своему ребенку — враг ожидает тебя на этом пути и уже расставил ловушки. Ты должна бежать в деревню Тарин на реке Эльба. Туда, где живут семноны. Там я найду тебя, когда кончится весь этот жуткий кошмар.

Встав, Ауриана отвернулась в сторону и устремила свой печальный взгляд на стоящие неподалеку сосны.

Деций, несмотря на все ее многочисленные объяснения так и не смог понять, что она и ее народ неразделимы. С таким же успехом можно любую конечность тела отделить от него и уговорить бежать на восток.

— Есть еще два слова, моя госпожа. «Прости меня. Я жертва».

Ауриана закрыла глаза. Даже теперь приходилось иметь дело с тактикой Деция, легко узнаваемой в действиях херусков, которые постоянно нападают на хаттских фуражиров. Сами они бы никогда до этого не додумались.

«И все же, что бы ни случилось, Деций, старое очарование продолжает действовать. Ты еще извлекаешь пользу из той идеи, которую данным-давно посеял в моей голове. Человека никогда нельзя винить за обстоятельства, в которых он оказался по воле судьбы. Чтобы выжить, приходится пускаться на все. По нашим законам ты почти такой же преступник, как и Одберт, но любовь слепа и хитра, она умеет обходить самые трудные препятствия. И тогда все твои проступки кажутся несущественными. Хоть мне и не дано познать твой разум, но я знаю твое сердце и не могу себя заставить относиться к тебе как к врагу.

Так думала Ауриана.

— Скажи ему… — начала она и тут же умолкла.

А что ему сказать? Что любовь и ненависть смешались в ней, словно яд с медом? Что она умирает от тоски по прикосновению его шершавой щеки, по его сильным и нежным рукам? Что если он войдет в эти ворота, его наверняка придется отдать жрецам, которые приговорят его к смерти за предательство. Он страдает? Что ж, жизнь гораздо проще, и нужно положить конец его страданиям.

— Скажи ему «Да. Я прощаю». Передай ему вот это.

Отрезав свой локон, она положила его в кошель из выбеленной ткани и дала гонцу. Глаза юноши широко раскрылись от изумления. Считалось, что Ауриана обладает некоей силой, которой ее наделил бог Водан, и вдруг она дарит локон своих волос чужеземцу! Но тем не менее, гонец с почтением принял в руки кошель и, поклонившись, удалился.

На следующее утро к Ауриане явилась самая ловкая из шпионок, женщина из рода бруктеров по имени Гвала. Среди попутчиц Восьмого легиона она все время следовала за римлянами, продавая им разные сомнительные товары вроде снадобья для усиления половой способности мужчин. Не брезговала она и торговлей вещами, украденными у римских командиров. Их охотно покупали вожди варварских племен. Угловатая и приземистая, похожая на коробку, она была в ширину почти такая же, как и в длину и передвигалась вразвалочку черепашьим шагом. Ее всклокоченные волосы были похожи на заросли кустарника, а кожа покрыта какими-то крапинками. Если добавить сюда широко посаженные и выпученные глаза, то сходство с каким-то ядовитым дьявольским грибом было полным. По мнению Витгерна лучше всего она годилась на роль пугала, потому что даже дикие кошки, завидя ее, стремглав убегали прочь.

Главными источниками информации у нее были молодые красивые девушки местных племен, которые спали с римскими центурионами и трибунами.

— Моя госпожа! — поприветствовала Ауриану Гвала, склонившись ниже, чем следовало.

Она всегда была очень почтительна, хотя Ауриана точно знала, что уважения у нее не было ни к кому, в том числе и к первым людям племени.

— Римляне публично объявили о смерти Одберта. Сам глава Одиннадцатого легиона при всех говорил об этом.

Ауриана почувствовала несказанное облегчение и радость. Ее лицо покраснело от возбуждения.

— Как хорошо! Замечательно!

Она встала и взволнованно начала ходить взад-вперед по палатке, зная, что чаще всего облегчение сменяется новыми огорчениями.

«Уж кому как не римлянам знать, жив их союзник или нет», — рассуждала про себя Ауриана.

— Кто-нибудь видел тело?

Гвала быстро, как птичка, отрицательно покачала головой. И тогда в душе Аурианы зашевелилось разочарование.

— А что еще слышно? — спросила она.

Гвала хорошо поняла, что та имела в виду: готовят ли римляне нападение на их обоз с провизией.

— Они либо умнее, чем мы думали, — ответила шпионка, — либо им пока не до этого. Однако трибун, которого обслуживает Мара, как-то проговорился: «От возвращения домой нас отделяет всего лишь одна засада. Нам придется ждать его проклятого дня рождения».

— Он имел в виду день рождения их Императора, не так ли?

Гвала медленно кивнула.

— Он выпадает на девятый день после январских ид[3], — задумчиво сказала Ауриана.