Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони

усы вызывали восторг у всех его почитателей. Надреснутым, простуженным голосом он декламировал головокружительные афоризмы или с ужасным греческим акцентом, но на безупречном французском сочинял на ходу вот такие стихи:

Не говорите, будто жизнь – беспечный карнавал, Так мыслит лишь глупец иль низкая душа, Но не усматривайте в ней несчастье и провал, Чтоб трусом не прослыть, не стоящим гроша.

Антуан неизменно восхищался этим сыном греческого юрисконсульта, рожденным под солнцем Эллады, но превратившимся в страстного француза. Он появлялся в «Клозери» отчасти ради того, чтобы послушать поэта, отчасти в уверенности, что найдет здесь слегка сумасшедшую, но сердечную атмосферу, в которой снова станет студентом, как когда-то. Здесь его неизменно хорошо принимали. Это объяснялось, несомненно, его талантом, но также его общеизвестной щедростью: стоило ему узнать о чьем-нибудь несчастье – и он торопился помочь. Так он искупал вину – слишком легкие деньги, которые приносила ему невероятная способность открывать сейфы и прикидываться легкомысленным гулякой.

Однако в тот вечер кафе пустовало. Объяснялось это не столько поздним часом, сколько ненастьем, всегда свирепствующим в начале весны. Даже здешняя жаркая печка не могла заставить потенциальных клиентов скинуть тапочки и натянуть ботинки. В самом темном углу сидела всего одна молодая пара, пользуясь тем, что там уже выключили газовые светильники. Эти двое давно уже беседовали, наклонившись над пустыми рюмками. Еще в кафе задержался старик с длинными седыми усами, которого можно было бы принять за провинциального нотариуса, если бы не картуз с ушами, которого он не снимал ни зимой, ни летом. Его называли папаша Муано[10], потому что он вел с местными бесчисленными пернатыми бесконечные беседы, подкармливая их хлебом и семечками. О нем мало что было известно, за исключением того, что у него нет ни единой близкой души, что он получает кое-какую ренту и проживает в маленьком домике на улице Кампань-Премьер.

Он ежедневно часами просиживал в «Клозери», читая газету, играя в карты то с одним, то с другим, и просто о чем-то размышляя. Старик не отличался словоохотливостью, зато умел слушать и охотно угощал приятелей винцом; за это его любили и всегда позволяли оставаться до закрытия, не выставляя за дверь.

Появление Антуана во фраке, пальто и белом шарфе через плечо нисколько его не потревожило. Он лишь приветливо махнул ему рукой, а затем подозвал хозяина в фартуке, который, подвернув рукава, протирал рюмки и словно спал на ходу. Тот при появлении Антуана встряхнулся и радостно подбежал к нему.

– Кто это нас посетил? Уж не месье ли Антуан? Откуда вы в такой час? Вас не было видно уже много месяцев.

– Вы отлично знаете, что я – перелетная птица, старина Люсьен. Но мне неизменно приятно возвращаться к. вам.

– Тем более в таком шикарном виде! Вообще-то ваша элегантность для нас вполне привычна. Вы настоящий милорд!

– Специальный мундир, в котором полагается скучать в Опере.

Люсьен от души посмеялся.

– Если там так тоскливо, то нечего туда ходить.

– Я водил туда двух знакомых американок, которые требуют, чтобы я знакомил их с Парижем. Что ж, время от времени человеку полезно жертвовать собой… А теперь налейте всем по рюмочке вашего заветного коньяку.

1 Люсьен навалился на стойку и прошептал клиенту в самое ухо:

– С вашего позволения, месье Антуан, вон тем двоим малышам в углу следовало бы подать чего-нибудь, что поддержало бы их силы. Они торчат здесь уже несколько часов, а выпили всего по чашечке кофе. Я сам собирался накормить их хлебом с паштетом, прежде чем выставить. Да еще эта погода!

– Им негде жить?

– У нее есть: она прислуживает девице, имеющей свой дом на улице Томб-Иссуар. Зато его домовладелица выставила на улицу, потому что у него нечем было платить за постой…

– Кто такой?

– Студент юридического факультета. Но учеба дорого обходится, тем более провинциалу, которому не на что жить.

– Тогда отдадим другую команду: коньяк папаше Муано, вам и мне. Им какой-нибудь еды и «бужоле», но только когда они заморят червячка. Главное, не упоминайте меня. Терпеть не могу, когда меня благодарят.

Антуан вынул из кошелька стофранковую купюру и сунул ее в руку хозяина, который умилился его щедростью.

– Узнаю вас, месье Антуан. Неизменное благородство!

– Когда можешь себе это позволить, было бы преступлением сдержаться.

Бросив на стул пальто и шапокляк, художник устроился поудобнее на банкетке из искусственной кожи рядышком со стариком, который сердечно пожал ему руку со словами:

– Люсьен прав: долго же вы пропадали! Путешествовали?

– Что-то в этом роде. Как ваше здоровье, дружище? Разве в такой час и в такую погоду вам не полагается нежиться под периной?

– Под периной, как вы выражаетесь, меня охватывает тоска. Там мне кажется, что я уже мертв. Здесь мне лучше: тепло, есть, с кем переброситься словечком…

– Как поживает Мореа?

– Грек? Его свалил грипп, так что он вынужден сидеть дома, как это его ни бесит.

Когда хозяин, обнеся клиентов и чокнувшись с каждым, удалился, чтобы приготовить «закуску для молодежи», папаша Муано спросил чуть слышно:

– Вы привезли… кое-что занятное? Американки?..

– Они мои подопечные, а значит, неприкосновенны. Об этом приходится только сожалеть, потому что, не стану от вас скрывать, они действуют мне на нервы. Особенно одна! Настолько уверена в себе, в своей красоте… и настолько же лишена всякого темперамента! Поверите ли, она сравнивает любовь с электрическим током!

Старик посмеялся и, прикрыв глаза, с видом знатока попробовал коньяк.

– Вы ухаживаете за ней?

– Боже меня сохрани! Хотя… было бы полезно преподать ей урок.

– Так сделайте это!

– Как-то не хочется. Кроме того, моего шарма здесь оказалось бы недостаточно, хотя ее муж старше меня годами. Чтобы дал трещину покрывающий ее лак – ведь она считает себя выше всех на целую голову! – потребовался бы всепожирающий огонь страсти. Я совершенно не способен предложить ей такую роскошь.

– Зачем она приехала во Францию?

– Накупить всякой ерунды, развлечься. Муж остался дома, а ее охраняет пожилая тетка. Да, еще она гоняется за призраком королевы Марии-Антуанетты! Не скрою, мне уже осточертело состоять при ней ментором. Свет, по которому она сходит с ума, мне скучен.

– Ну, и выбросьте ее из головы! Поверьте мне, женщины такого сорта рано или поздно находят себе повелителя… Вам действительно нечего мне продать?

На самом деле папаша Муано, безобидный на первый взгляд завсегдатай «Клозери де Лила» в картузе с ушами и помятым воротничком, втихаря промышлял скупкой краденого, что приносило ему недурные барыши. Когда у Антуана появлялась нужда сбыть украденную драгоценность, он обращался к нему, поскольку