Камера - Джон Гришем

– Я только что из блока особого режима. Кэйхолл бодр и ничуть не походит на вялый подсолнух, о котором писали газеты. – Полковник сделал паузу, давая подчиненным возможность оценить его юмор. Никто не улыбнулся. – Он съел завтрак и успел поднять шум из-за предусмотренной внутренними правилами прогулки. Слава Богу, хотя бы один человек в Парчмане абсолютно нормален. На этот час из Джексона не поступило никаких вестей, поэтому все действуют по плану. Я прав, мистер Манн?

Сидевший за столом у окна Лукас Манн даже не повернул в его сторону головы.

– Да.

– Нашу задачу осложняют два тревожных момента. Первый – пресса. Я отдал приказ сержанту Морлэнду – он здесь присутствует – взять ее на себя. Журналистов проводят в комнату для посетителей, охрана проследит за тем, чтобы они и шагу оттуда не сделали. В четыре пополудни я разыграю лотерею: на пять свидетельских мест претендуют более сотни писак. Пусть не обольщаются.

Второй момент – поддержание порядка. По распоряжению губернатора в поддержку находящимся у ворот тюрьмы национальным гвардейцам направлены тридцать десантников. С минуты на минуту они будут здесь. Предлагаю всем держаться как можно дальше от ку-клукс-клановцев и скинхедов. Вчера за воротами произошли две стычки, сегодня ситуация может обостриться. Нам необходима предельная бдительность. Вопросы?

Тишина.

– Отлично. Уверен, все вы отнесетесь к своим обязанностям с максимальной ответственностью. Можете идти.

Отсалютовав, Наджент горделиво выпятил грудь.

* * *

Разложив доску с черно-белыми квадратиками, Сэм оседлал скамейку и принялся терпеливо ждать Джей-Би Гуллита, поднося время от времени к губам стаканчик с остатками кофе.

На пороге Семнадцатого блока Джей-Би остановился, чуть отвел от спины сомкнутые стальными браслетами кисти рук. Когда наручники были сняты, он с облегчением потер запястья, ладонью прикрыл от ярких лучей солнца глаза, подошел к скамейке и уселся напротив друга.

Кэйхолл внимательно изучал доску.

– Есть новости, Сэм? – срывающимся голосом спросил Гуллит. – Скажи мне, что этого не произойдет.

– Твой ход, – глядя на кружочки шашек, проговорил сквозь зубы старик.

– Этого не произойдет, – повторил Джей-Би.

– Сегодня твоя очередь заходить. Начинай. Веки Гуллита дрогнули и медленно опустились.

* * *

Предполагалось, что чем дольше тянет суд с объявлением окончательного решения, тем весомее шанс получить отсрочку. Однако столь незамысловатой житейской мудростью руководствовались лишь дилетанты. Ни в девять, ни в девять тридцать утра никаких известий из кабинета Слэттери не было.

Ждал их Адам у Гетса Кэрри, чей офис превратился за минувшую ночь в форпост защитников Кэйхолла. На противоположном конце города Гарнер Гудмэн продолжал бросать в бой все новые силы аналитиков: телефоны горячей линии звонили не переставая. Профессор Гласе дежурил возле здания федерального суда.

В случае отказа Слэттери предоставить Сэму отсрочку Джон Брайан Гласе немедленно отвез бы, но в суд уже апелляционный, оригинал новой петиции. В качестве последнего средства Гете подготовил протест на имя главы Верховного суда страны. Оставалось одно – ждать. И все трое ждали.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Адам начал крутить телефонный диск. Позвонил в Беркли сестре. Судя по сонному голосу, Кармен чувствовала себя вполне сносно. Позвонил тетке: особняк молчал. Позвонил в банк Фелпса, где трубку сняла секретарша. Набрал номер филиала фирмы в Мемфисе и сообщил Дарлен, что понятия не имеет, вернется к ним или нет.

Личный номер Макаллистера оказался занят. “Похоже, – промелькнула мысль у Адама, – Гарнер успел и здесь”.

Дозвонившись через коммутатор Парчмана до Сэма, он рассказал деду о вчерашнем слушании, причем не забыл упомянуть досточтимого Ральфа Гриффина. Сержант Пакер, добавил Адам, тоже давал показания и говорил только чистую правду. “Буду у тебя к полудню”, – закончил он. Дед просил поторопиться.

В начале двенадцатого имя Слэттери склонялось на все лады. Терпение Адама лопнуло. Он связался с Гудмэном:

– Еду к Сэму.

По автостраде номер 49 до Парчмана было около двух часов езды – при условии соблюдения дозволенного скоростного режима. Поймав на шкале приемника станцию, хваставшуюся двумя выпусками новостей в час, Адам почти двадцать минут слушал нудную дискуссию о небывалой активизации игорного бизнеса на юге страны. В информационном выпуске в одиннадцать тридцать не было ни одной новости о Сэме.

Он гнал “сааб” со скоростью девяносто миль в час, без колебаний пересекая на пологих поворотах желтую разделительную полосу. Он с ревом проносился через небольшие поселки, не отдавая себе отчета в том, куда, собственно говоря, спешит. Парчман слишком удален от поля битвы, последнее сражение разворачивается в Джексоне. “Значит, – подумал Адам, – буду сидеть рядом с Сэмом, считать оставшиеся часы. Или праздновать фантастическую удачу”.

В городке из десятка домишек с поэтическим названием Флора он остановился, чтобы долить в бак бензина и выпить банку кока-колы. Служащий заправки уже вытащил из горловины бака шланг, когда приемник разразился долгожданным известием. Голос диктора вибрировал от с трудом сдерживаемого волнения. Только что федеральный судья Флинн Слэттери отклонил последний предъявленный по делу Сэма Кэйхолла протест, в котором адвокат осужденного требовал признать своего клиента невменяемым. Отказ его чести должен быть через час обжалован в апелляционном суде. Таким образом, патетически подчеркнул диктор, мистер Кэйхолл сделал еще один шаг к газовой камере.

Вместо того чтобы нажать на педаль газа, Адам сбросил скорость и поднес ко рту банку колы. Правой рукой он выключил радиоприемник. На протяжении доброго десятка миль он проклинал Флинна Слэттери, призывая на его голову все мыслимые беды. Шел первый час дня. Как бы судья ни был занят, он вполне мог принять решение часов пять назад. Дьявол, при известном мужестве – даже вчера вечером! Сейчас Джон Брайан Гласе уже имел бы на руках постановление апелляционного суда.

С самого начала Сэм говорил, что власти штата жаждут казни. Экзекуции свершались в Луизиане, Техасе, Флориде. Более или менее регулярно заключенных убивали именем закона в Алабаме, Джорджии и Виргинии. Миссисипи срочно требовалась жертва: преступность растет, а правосудие дремлет. Пора, пора показать гражданам, что они под надежной защитой.

В конце концов Адам и сам в это поверил.

Пустую банку он швырнул в окно, чем грубейшим образом нарушил принятый недавно в штате закон по охране окружающей среды. По-другому выразить свое презрение к власти Адам не мог.

В мозгу возник образ деда: он сидит перед телевизором и смотрит новости. Жаль старика. “Защитник из меня вышел никудышный, – думал Холл. – Клиент обречен. Все”.

* * *

Давно ожидаемая весть переполошила расквартированную в комнате для посетителей армию журналистов, телеоператоров и фоторепортеров. Разделившись на группы, люди прилипли к экранам портативных телевизоров, которые были настроены на частоты всего двух станций – Джексона и Мемфиса. Небольшой участок земли, что прилегал к воротам Парчмана, ограждали металлические барьеры, вдоль которых прохаживались десантники.

Движение на обочине автострады стало заметно оживленнее. Не менее сотни расистов под руководством приземистого и грудастого, несмотря на белый балахон, мужчины топали ногами и громко скандировали воинственные лозунги. Рядом маршировали скинхеды и нацисты, слаженно выкрикивая непристойности в адрес судей, прокуроров и администрации тюрьмы. На изрядном удалении от них под ярким зонтом скорбно раскачивались монашенки.

Сидя у телевизора, Сэм держал в руке пластиковую тарелку с порезанным на дольки яблоком – обед перед последним ужином. На экране молодой чернокожий адвокат, чьего имени Кэйхолл никогда не слышал, объяснял репортеру, каким будет следующий шаг защиты.

Годы назад Бастер Моук довольно точно подметил: в последние дни юристов вокруг тебя крутится столько, что не поймешь, кто из них искренне хочет помочь, а кто, напротив, торопится затянуть на твоей шее петлю. Но Сэм был уверен: Адам полностью контролирует ситуацию.

Когда от яблока ничего не осталось, он поставил тарелку на пол, подошел к решетке и, глядя в ничего не выражавшие глаза стража, ухмыльнулся. За дверью, что вела в коридор отсека “А”, стояла тишина. Приглушив звук телевизоров, сидельцы с болезненным интересом следили за экранами. Неестественная тишина эта действовала на нервы.

Сэм сорвал с себя опостылевший красный наряд, скомкал, швырнул в угол. На безукоризненно заправленную койку один за другим легли подарки Донни. Кэйхолл осторожно расстегнул пуговицы рубашки, сунул в рукава руки. Сидела рубашка превосходно. Затем он скинул резиновые тапочки, влез в плотные до хруста рабочие штаны, застегнул “молнию”. Брючины оказались дюйма на два длиннее, чем нужно. Сэм присел на койку, аккуратно подвернул манжеты. Порадовали носки – пушистые, мягкие. Черные ботинки были немного великоваты, но ступня чувствовала себя в них удобно.