Рокоссовский - Борис Соколов

7-я гвардейская армия за тот же период потеряла 28 578 человек, в том числе 6086 убитыми, 3975 пропавшими без вести и пленными, 18 458 ранеными и больными (последних было только 591), а также 59 человек, выбывших из строя по иным причинам. Если добавить эти потери к тем потерям, что перечислены в донесении штаба Воронежского фронта за период с 4 по 16 февраля, то последние возрастут до 28 534 убитых, 33 469 пленных и пропавших без вести и 77 239 раненых и больных.

Теперь количество пропавших без вести оказывается практически равно количеству советских пленных, захваченных войсками Манштейна в период осуществления операции «Цитадель» с 4 по 16 июля. Однако, по сведениям Л. Н. Лопуховского, до конца июля 6,4 тысячи человек, прежде числившихся пропавшими без вести, вернулись в части Воронежского фронта. Можно предположить, что не менее шести тысяч из числа вернувшихся пропали без вести до 16 июля. Тогда число тех пропавших без вести, кто попал в плен или был убит, сократится до 27,5 тысячи. Как минимум 7500 пленных не были учтены в официальных безвозвратных потерях штабом Воронежского фронта. Но вместе с тем представляется совершенно невероятным, чтобы в число пропавших без вести входили только те, кто попал в плен. Учет безвозвратных потерь в Красной армии был очень плохим. Погибшие красноармейцы, о смерти которых не было достоверных данных, зачислялись в пропавшие без вести.

Масштаб недоучета советских потерь хорошо иллюстрирует следующий пример. 5 июля 1943 года, к началу Курской битвы, войска Центрального фронта, которыми командовал Рокоссовский, насчитывали 738 тысяч человек и в ходе оборонительного сражения по 11 июля включительно потеряли убитыми и пропавшими без вести, согласно данным сборника «Гриф секретности снят», 15 336 человек и ранеными и больными 18 561 человека. К моменту перехода Красной армии в наступление на Орел, 12 июля, состав войск Центрального фронта почти не изменился: прибыла одна танковая и убыли две стрелковые бригады. Танковая бригада тогда по штату насчитывала 1300 человек, а в одной стрелковой бригаде было 4,2 тысячи человек. С учетом этого к началу Орловской операции Центральный фронт должен был располагать 697 тысячами человек личного состава. Однако, как утверждают авторы книги «Гриф секретности снят», в тот момент в войсках Рокоссовского насчитывалось только 645 300 человек. Значит, истинные потери Центрального фронта в оборонительном сражении под Курском были как минимум на 51,7 тысячи больше, чем утверждает официальная статистика. И это только при условии, что в войска Центрального фронта в ходе оборонительной операции не поступало маршевое пополнение. Если же такое пополнение поступало, то реальные потери должны были быть еще выше. Не могло же сразу такое количество людей дезертировать или просто исчезнуть неведомо куда, да еще в условиях ожесточенных боев и в безлесных курских степях!

Следует подчеркнуть, что основная часть недоучтенных советских потерь должна была падать на безвозвратные потери, прежде всего на пропавших без вести, так как раненых, поступавших в госпитали, считали гораздо более точно, чем погибших.

Еще будучи начальником штаба Донского фронта, генерал Малинин писал в нижестоящие штабы в период завершения Сталинградской битвы: «Просматривая ежедневно итоги дня о количестве уничтоженной живой силы и техники и захваченных трофеях, я пришел к выводу, что эти данные значительно завышены и, следовательно, не соответствуют действительности». Но точно так же занижались и потери собственных войск, особенно безвозвратные, в том числе и в донесениях войск Центрального фронта.

С учетом всего вышесказанного данные о потерях Воронежского фронта, содержащиеся в донесении его штаба, тоже оказываются заниженными, особенно в части безвозвратных потерь. Можно предположить, что в числе пропавших без вести погибших должно было быть как минимум столько же, сколько и пленных. Тогда истинное число пропавших без вести в составе Воронежского фронта в период с 4 по 16 июля можно оценить в 68 тысяч человек. В этом случае общие потери фронта в указанный период можно оценить в 133,4 тысячи человек, безвозвратные — в 86,1 тысячи.

Количество убитых советских солдат в период с 4 по 16 июля Манштейн оценил в 17 тысяч, а число раненых — как минимум в 34 тысячи. Получается, что он занизил оценки советских санитарных потерь в 1,4 раза, а безвозвратные потери — в 1,7 раза. Как отмечает Манштейн, в ходе «Цитадели» войска его группы армий потеряли 20 720 человек, в том числе 3330 — убитыми и пропавшими без вести. Данные Манштейна, возможно, занижают и немецкие потери, однако общий итог остается неизменным: в ходе Курской битвы немцы потеряли как минимум в пять раз меньше солдат и офицеров, чем советские войска.

Крайне неблагоприятным для Красной армии было также соотношение потерь боевой техники. Всего на северном фасе Курской дуги в период с 5 по 14 июля немецкая 9-я армия безвозвратно потеряли 88 танков и штурмовых орудий (в том числе 4 «тигра» и 19 «фердинандов»), а на южном фасе дуги в период с 5 по 17 июля войска группы армий «Юг» безвозвратно потеряли 190 танков, штурмовых орудий и САУ (в том числе 6 «тигров» и 44 «пантеры»). Войска Воронежского фронта в ходе оборонительного сражения под Курском с 5 по 17 июля безвозвратно потеряли 1886 танков и САУ. Это дает соотношение безвозвратных потерь в бронетехнике 10:1 в пользу немцев. Безвозвратные потери Центрального фронта в танках и САУ в ходе оборонительного сражения под Курском можно оценить в 410 танков. Вероятно, не меньшее число машин было повреждено. К этому надо добавить еще 28 безвозвратно потерянных САУ. Но эта оценка потерь дана без учета восполнения бронетехники. Такое восполнение к началу наступательной операции, если принять, что к этому времени вышло из строя около 800 танков, должно было составить порядка 500 машин. Если среди этих новых танков доля безвозвратных потерь была примерно той же, что и среди танковых соединений, задействованных на начало операции, то к 410 безвозвратно потерянным танкам надо добавить еще примерно 120 машин. Тогда общие безвозвратные потери бронетехники Центрального фронта в ходе Курской оборонительной операции можно оценить в 530 танков и 28 САУ. Соотношение с безвозвратными потерями танков и штурмовых орудий 9-й немецкой армии оказывается 6,3:1 в пользу немцев. Тем не менее это в полтора раза лучше показателя, достигнутого Воронежским фронтом.

Рокоссовский достиг лучших результатов, чем Ватутин, как благодаря своему полководческому таланту, так и благодаря некоторым объективным обстоятельствам. Как уже упоминалось, Центральный фронт должен был перейти в наступление раньше, чем Воронежский фронт, поэтому у Рокоссовского в момент начала «Цитадели» оказались под рукой артиллерийский корпус прорыва и гораздо больше боеприпасов, чем у Ватутина. Кроме того, протяженность танкоопасных направлений на Воронежском фронте была вдвое выше, чем на Центральном. Важное значение имело также то, что немецкая группировка, наступавшая на южном фасе Курской дуги, имела примерно на 300 танков больше, чем группировка, наступавшая против Центрального фронта, а также включала в себя три отборные моторизованные (фактически — танковые) дивизии СС и элитную моторизованную дивизию «Великая Германия», каждая из которых значительно превосходила по боеспособности обычную танковую дивизию вермахта. Но это никак не умаляет заслуг Рокоссовского. Тут надо принять во внимание хотя бы следующий факт. Если в начале сражения танков на Центральном и Воронежском фронтах было почти поровну, а в ходе оборонительной операции Центральный фронт получил лишь несколько сот танков в восполнение потерь, то Воронежский фронт только в составе 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской армий, а также отдельных танковых корпусов получил дополнительно около тысячи танков и САУ, не считая нескольких сотен танков, поступивших в восполнение потерь. Однако свое весьма значительное превосходство в танках Ватутин так и не смог реализовать, тогда как Рокоссовский, правильно распределив силы и средства, сумел не допустить прорыва обороны Центрального фронта.