Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
мучила совесть, что мы, по сути, учинили над ними расправу, что-то неладное творилось в нашем обществе[1145].
Разумеется, совесть мучила второго секретаря крайкома не без посредничества супруги, которая как философ по образованию была знакома с Садыковым лично, по кафедре в Сельхозинституте. Садыков был убежденным коммунистом, своеобразным партийным демократом в духе большевиков первой волны и сторонником борьбы с партийным чиновничеством[1146]. Свои взгляды он изложил в изданной в Ставрополе в 1968 году монографии под говорящим названием — «Единство народа и противоречия социализма»[1147]. За нее он и попал под каток партийной критики.
Горбачев, по его мнению, достаточно мягко отнесся к нему в ходе проработки. В последующие десятилетия, вплоть до середины 1990-х, перебравшийся в Уфу Садыков поддерживал с четой Горбачевых переписку, в которой много места была уделено полемике[1148].
Раиса Горбачева через своих однокурсников и однокурсниц, мужей подруг, да и будучи сама социологом по второму образованию, поддерживала связи с московской прогрессистской академической средой, в которой Лисичкин был заметной фигурой.
В круг союзников Лисичкина (о котором мы говорили в третьей части книги) входил и редактор экономического отдела «Литературной газеты» Александр Агранович, который продолжил его привлекать в качестве экономического публициста после ухода из «Известий»[1149]. Лисичкин был не единственным сторонником либерализации экономики из числа авторов отдела. Среди других публицистов экономических страниц «Литературки» 1970-х, перечисленных бывшим ответственным секретарем газеты Юрием Изюмовым в подробном очерке, посвященном Аграновичу и его отделу, многие стали ведущими экономическими и экологическими публицистами эпохи перестройки:
В его [Аграновича] действующем активе были Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Владимир Тендряков, Борис Можаев, Гавриил Троепольский, Борис Рябинин, Геннадий Лисичкин, Юрий Черниченко, Николай Петраков, Николай Шмелев…[1150]
Касательно самого Аграновича Изюмов отмечает:
Его генеральной темой была демократизация управления производством. В своих статьях и проводимых дискуссиях он доказывал, что участие в управлении каждого члена коллектива полезно не только для дела, но в неменьшей степени для самих рабочих. <…> На примере нескольких заводов, прежде всего Калужского турбинного (завода, где главным экономистом работал кандидат экономических наук и редактор знаменитого альманаха «Тартуские страницы» Роман Левита — приятель Арона Каценелинбойгена и социолога Владимира Шляпентоха[1151]. — Н. М.), газета год за годом показывала, как накапливается и развивается опыт передачи на само производство решения вопросов, которые прежде были прерогативой администрации. Эти материалы изучались по всей стране. К первопроходцам посылали делегации, перенимали то, что нравилось, вносили свои коррективы.
Агранович обращался к читателям:
Присмотритесь. Рядом с вами кто-то ищет и находит рациональное в демократических, гуманных правилах организации рабочего времени, при которых дисциплина вырастает на почве доверия. Кто-то утверждает новые способы подбора командиров производства, основанные на гласности, выборах, учете общественного мнения. Кто-то сквозь плотную завесу неотложных производственных забот протягивает руку личности, создает в своем коллективе нравственно-психологический климат, исполненный добра и уважения… Не ждем одних лишь побед на трудной стезе социального экспериментирования. Многое обдумывается, проверяется тут впервые. Это — обращение к будущему, разведка боем, шаги за черту привычного[1152].
Эта цитата из Аграновича удивительно перекликается со многими риторическими конструкциями Горбачева периода перестройки. Вполне вероятно, что его и его коллег экономическая публицистика 1970-х, публикуемая в «Литературке» — вероятно, главном прогрессистском издании 1970-х — первой половины 1980-х годов, — могла формулировать симпатии и антипатии будущего Генерального секретаря[1153]. Недаром, как говорилось в начале этой части, свою первую важную встречу по определению внутренней идеологии Горбачев в марте 1985 года провел с главным редактором «Литературки» Александром Чаковским.
В мемуарах Горбачев приводит важную для него цитату из материалов XIX партийной конференции, где утверждается, что партия осуществляет только общее политическое руководство:
Что касается путей и методов решения конкретных хозяйственных и социально-культурных вопросов, то здесь широкая свобода выбора предоставляется каждому органу управления, трудовому коллективу, хозяйственным кадрам[1154].
Таким образом, Горбачев и его единомышленники выделяли три субъекта экономических отношений, причем один из них был новым для советской экономической дискуссии, ведущейся со времен «косыгинской реформы», а именно трудовой коллектив. Отношения в этом треугольнике (коллектив, «орган управления», «хозяйственные кадры») должны были регулироваться целым корпусом нормативных актов, как законодательных, так и ведомственных, «подзаконных». На их разработку, принятие и введение в действие требовалось время. Много времени, поскольку фактически требовалось переработать законодательную базу всей системы управления в СССР.
Как юрист, Горбачев не мог этого не понимать, тем более что административное право его в университете интересовало, а вот хозяйственное право — не очень[1155]. Однако заявленная им в январе 1987 года первоначально на встрече в Политбюро, а затем на январском пленуме ЦК КПСС глобальная реформа управления, нацеленная на выборность руководителей всех уровней, обошлась без предварительной юридической проработки[1156].
По утверждению Владимира Коссова, реальным автором закона стал экономист Леонид Абалкин, и он, в отличие от обычной практики в экономической сфере, где крупные идеи сначала обыгрывались в виде экспериментов в отдельных отраслях и группах предприятий, был введен в дело без предварительной подготовки[1157].
Михаил Шкабардня, до середины 1989 года возглавлявший Минприбор, а затем ставший управляющим делами Совета министров, констатирует:
В пылу демократических преобразований в 1988 году был принят Закон о государственном предприятии. <…> Уйти от дефицита, который царил почти 70 лет, оказалось не так-то просто. Для этого ведь, кроме нового хозяйственного механизма, требуется еще и новая структура государственного управления. Ни того, ни другого не было, а действующие структуры управления уже не соответствовали новому статусу предприятий. Сотни организаций и предприятий из-за дефицита материалов и комплектующих искали помощи министерств и ведомств, которые в условиях действия закона о государственном предприятии решать эти проблемы не могли — предприятия стали самостоятельными и поручения министерств для них уже не указ. Круг формирования устойчивого дефицита вновь замкнулся. <…> На заводах и фабриках из-за недостатка материалов и комплектующих начались массовые простои, а в магазинах — пустые полки, дефицит товаров и очереди, очереди…[1158]
Результатом этого решения стала
