Франкенштейн. Подлинная история знаменитого пари - Перси Биши Шелли

Миновав мыс на противоположной стороне, мы увидели реку Дранс, вытекающую из горной расселины; у впадения в озеро она образует долину, изрезанную многочисленными рукавами. Тысячи besolets – красивых водяных птиц, вроде чаек, но поменьше, с пурпуровым оттенком спинки, садятся на мелководье, там, где река вливается в озеро. По мере приближения к Эвиану горы все более отвесно спускались к озеру, и лесистые утесы нависали над блестящим шпилем.

В Эвиан мы приехали около семи часов, испытав за день больше резких перемен погоды, чем я когда-либо наблюдал. Утро было сырым и холодным; потом дул восточный ветер и неслись высокие облака; позже были грозовые ливни, а ветер непрестанно менялся; затем подуло с юга, и над вершинами повисли летние облака, сквозь которые ярко синело небо. Спустя полчаса после нашего прибытия в Эвиан из темной тучи прямо над нами несколько раз сверкнула молния и все еще сверкала, когда туча уже рассеялась. Diespiter per puro tonantes egit equos243. Однако на меня это явление не произвело того действия, что на Горация.

Не помню более жалкого и убогого зрелища, чем вид обитателей Эвиана244. Надо сказать, что контраст между подданными короля Сардинии и гражданами свободной Швейцарской республики, отделенными друг от друга всего лишь несколькими милями, красноречиво говорит о пагубном действии тирании. Здесь есть минеральные воды, eaux savonneuses245, как их называют. Вечером у нас произошли некоторые затруднения с паспортами, но едва лишь синдик246 услышал имя и титул моего спутника, как извинился за задержку. Постоялый двор оказался хорошим. В пути мы издали увидели на холме, поросшем сосновым лесом, развалины замка, напоминавшие мне замки на Рейне.

Мы покинули Эвиан на следующее утро, при таком сильном ветре, что пришлось оставить всего один парус. Волны были огромные, а наша лодка так тяжело нагружена, что это представляло некоторую опасность. Однако мы благополучно достигли Мейери, быстро миновав могучие леса, нависшие над озером, прелестные зеленые лужайки и горы с обнаженными ледяными вершинами, выраставшими прямо из скал, в подножье которых глухо ударялись волны.

Здесь мы услышали, что императрица Мария-Луиза, в память Сен-Пре, провела ночь в Мейери еще до того, как была выстроена нынешняя гостиница, и когда жалкая деревушка не могла предоставить никаких удобств.

Как это прекрасно, что человеческие чувства, когда за них у врат Власти ходатайствует гений, волнуют даже тех, кто всех выше вознесен над простыми обязанностями и радостями. Признание их было к лицу императрице и подтверждает добрую память, какую она по себе оставила у великого и просвещенного народа. Бурбоны – те не посмели бы и вспомнить о Руссо. Императрица обязана этим той демократии, над которой династия ее супруга надругалась, но которую эта династия все же до некоторой степени представляла среди наций. Этот небольшой случай показывает, что старые взгляды, как и любая власть, стремящаяся их возродить, не имеют ни прав, ни шансов на длительное существование.

Здесь мы пообедали и отведали меда – лучшего, какой я ел в жизни, душистого, точно горные цветы. Возможно, что он-то и дал деревне ее имя. Мейери известно как место, куда был изгнан Сен-Пре; но даже без чародея Руссо это был бы поистине волшебный уголок. Он укрылся в тени сосен и каштановых и ореховых лесов, обширных и роскошных, не имеющих себе подобных в Англии. Леса перемежаются ярко-зелеными лощинами, усеянными множеством редких цветов и благоухающими тимьяном.

Когда мы уезжали из Мейери, волны, казалось, немного стихли; мы пошли вблизи берега; он становился все прекраснее с каждым мысом, который мы огибали. Однако мы обрадовались слишком рано; ветер стал крепчать и достиг огромной силы; налетая с дальней оконечности озера, он вздымал волны огромной высоты и превратил поверхность воды в клокочущую пену. Один из наших лодочников, крайне тупой малый, непременно хотел идти под парусом, когда лодка в любой миг могла быть опрокинута ураганом. Увидя свою ошибку, он совсем спустил парус, и лодка на миг перестала слушаться руля; к тому же руль был настолько поломан, что с ним трудно было управляться; на нас обрушилась волна, за ней – другая. Мой спутник, отличный пловец, снял сюртук, я сделал то же, и мы скрестили руки, ежеминутно ожидая, что лодка затонет. Однако парус подняли снова, судно послушалось руля, и хотя волны были все еще высоки и опасность не миновала, мы через несколько минут вошли в тихую бухту у деревни Сен-Женгу.

Близость смерти вызвала во мне различные чувства, в том числе и страх, хотя не он был главным. Мне было бы легче, будь я один; но я знал, что мой спутник попытался бы спасти меня, и мне было унизительно сознание, что он подверг бы свою жизнь опасности ради моей. Когда мы достигли Сен-Женгу, собравшиеся на берегу жители, которые редко видят столь хрупкие суденышки, как наше, и вообще не отваживаются плавать в такую погоду, обменялись изумленными и одобрительными взглядами с нашими лодочниками, которые так же, как и мы, были рады ступить на твердую землю.

Сен-Женгу еще красивее, чем Мейери; горы здесь выше и более круто спускаются к озеру. Их вершины еще хранят много снега в своих расселинах и в руслах невидимых потоков. Одна из самых высоких называется Рош-Сен-Жюльен; лес под нею гуще и обширнее; особую прелесть придают этой местности каштаны; она сохранится в моей памяти, отличная от всех других горных мест, где я побывал.

Так как мы прибыли туда рано, мы наняли экипаж, чтобы поехать к устью Роны. Дорога шла между озером и горами, в тени могучих каштановых рощ, вдоль потоков, питающихся горными снегами и образующих сталактиты на скалах, с которых они низвергаются. Мы видели исполинский каштан, поваленный утренним ураганом. Там, где Рона впадает в озеро, вздымалась гряда огромных валов; река здесь такая же быстрая, как и при выходе из озера, но мутная и темная. Мы проехали еще около одного лье по дороге к Ла-Валэ и остановились у замка Латур-де-Бувери; здесь, как видно, пролегает граница между Швейцарией и Савойей, так как у нас спросили паспорта, думая, что мы едем дальше, в Италию.

По одну сторону дороги нависала огромная Рош-Сен-Жюльен, а сквозь замковые ворота виднелись снежные горы Ла-Валэ, окутанные облаками; по другую лежала заросшая ивняком долина Роны, являвшая разительный контраст с остальными ландшафтами, которые замкнуты темными горами, вознесшимися над Клараном и Веве и разделяющим их озером. Среди долины высится небольшой одинокий холм, где из каштановой рощи выглядывает белый