В гору - Анна Оттовна Саксе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яна он нашел в большом сарае, где тот любовался тремя жнейками. Очевидно, они только что были получены и Приеде еще не успел их осмотреть.
— Здорово, хозяин! — весело крикнул Озол. — Ишь, разбогател. Как бы не возгордился.
— Что ты, что ты, — отмахнулся Ян обеими руками. — Я вот смотрю, хорошие машины. Почти новые.
— Будут ли они под силу твоим клячам? — шутил Озол.
— Да ну, неужто парой не потянут?
— Конечно, будешь стегать, так потянут, пока дух вон, — подзадоривал его Озол.
— У меня только один немного послабее, — простодушно принялся рассказывать Ян. — Иногда у него ноги не гнутся. Наверно, в конюшне Калинки ревматизм схватил. Остальные потянут.
— Ну, не скрытничай, покажи мне твоих кляч, — Озолу хотелось поскорее посмотреть, как теперь выглядят лошади.
Ян не заставил, как в свое время Калинка, упрашивать себя. Он так проворно зашагал к конюшне, что Озол с трудом успевал за ним.
Двери конюшни были распахнуты, и там внутри кто-то орудовал щеткой.
— Но скажи, где ты взял этих лошадей? — Озол состроил удивленное лицо. — Тракторная станция новых, что ли, дала?
— Как? Разве не помнишь? Зимой ведь при тебе переводили, — в свою очередь удивился Ян.
— Помню, но это не те лошади! — воскликнул Озол.
— Как же не те? — возразил Ян. — Вот — две вороные, четыре гнедые и одна рыжая кобыла. А одна гнедая стоит отдельно, она ожеребилась. Чесоточных вылечили. Ты сам лекарство присылал.
— Ну, послушай, Ян, я как сейчас помню, что это были за лошади! Кожа да кости! Я уже думал, что они больше не жильцы, но мы увели их, чтобы напоследок хоть погрелись в теплой конюшне. — Озол совсем сбил с толку Яна.
— Да нет же! — не соглашался Ян. — Если лошадь как следует кормить, она поправится.
— Ведь это львы, а не лошади, — хвалил Озол, любуясь откормленными и вычищенными животными. — Тебе за такую работу надо медаль дать. — Он посмотрел на Яна и увидел, что его лицо озарила гордая и радостная улыбка: его работу оценили, ее признали и похвалили.
— Я покажу тебе жеребят, — ему не терпелось свести Озола в смежное отделение, словно он боялся, что Озол может уйти, не посмотрев.
— Буланый весь в мать. Такой длинноногий. Другая — кобылка, гнедая, с отметиной на лбу.
Жеребята, услышав голос Яна, радостно заржали. Они выбежали навстречу и мягкими мордочками ткнулись в его руки.
— Пошли, пошли, — ласково отгонял их Ян. — Как дети, все ждут, чтобы принесли полакомиться. Эй, ты, Банга, — крикнул он на гнедую кобылу, — опять разлеглась. Она у нас такая грязнуха, — объяснил он Озолу. — Ложится куда попало.
Налюбовавшись на поправившихся лошадей, они вышли из конюшни. Озол думал, что Яну больше нечего показывать и что тот ведет его в дом. Но Приеде зашагал в сторону коровника, и Озолу пришлось последовать за ним.
— Теперь я тебе покажу еще одни хоромы, — сказал Ян, открывая двери, и Озолу послышалась в его голосе гордость, у него, мол, есть что показать. И в самом деле — в коровнике стояли и лежали пять бурых коров, они неторопливо жевали, шевеля ушами. Потом надо было осмотреть телят и овец, а в отдельном хлеву — огромную тучную свиноматку. Вот каким богатым стало хозяйство Яна. Этих новых питомцев он получил из МТС еще при старом директоре.
— Теперь здесь Эмма хозяйничает, — рассказывал Ян. — Эмма Сиетниек, ну — сестра Густа Дудума, — напомнил он. — Не могла больше вытерпеть у этого старого злыдня, говорит она, вот и пришла сюда. Двое ребят у нее ходят в школу. Летом пособят на работах. Умный паренек у нее — этот Эдвин. Когда приходит по воскресеньям домой, то читает нам книги. И чего только не услышишь!
— Жить веселее, когда молодежь в доме, не так ли, Ян? — улыбаясь, говорил Озол.
— Конечно, веселее, — подтвердил Приеде. — Вот девочка, Гайдиня, эта любит петь. Эмма говорит, что в доме Густа рта не раскрывала. А теперь — как иволга.
— Теперь Калинка к тебе с водкой не пристает? — вспомнил Озол.
— Один раз пробовал. В самом начале. Пришел с бутылкой самогона. Но Эмма выгнала. Говорит, если еще раз явишься, первой попавшейся палкой перекрещу. Она строгая. Мне, говорит, детей надо воспитывать, а они ничему хорошему у пьяниц не научатся.
Они вытерли ноги о разостланные перед кухней еловые ветки и через сени прошли в кухню. Здесь все блестело — стены, белая изразцовая плита, латунные дверные ручки и кран от водопровода. Озол вспомнил, как хозяйничала здесь зимой Розалия Мелнайс, и теперь в самом деле не узнал кухни. А Ян уже рассказывал:
— Когда я сюда перебрался, здесь было грязнее, чем в батрацкой у Думиня. Но Эмма сказала: «Я в таком хлеву жить не стану. Ты мужчина — выбели стены, а я выскребу всю грязь».
— Выходит, Эмма серьезная женщина? — похвалил Озол.
— Все аккуратно делает, будь то для скотины или для человека, — восторгался Ян.
Вошла Эмма, высокая и стройная, в белом фартуке. Поздоровавшись с Озолом, она побранила Яна за то, что принимает гостя на кухне и не приглашает в комнату.
— У вас такая чистая кухня, что приятно в ней побыть, — похвалил Озол, и Эмма, довольная, заулыбалась.
— Так пойдем же в комнату, раз приглашают, — сказал Ян. — Да, кто мог бы подумать, что я когда-нибудь буду жить в имении? Словно какой-нибудь барон.
— Довольно бароны пожили и повластвовали. Теперь и рабочий человек может вечером прилечь на мягкую постель, — ответил Озол, окидывая взглядом комнату с пышно застланной кроватью. — Ну-ка, Ян, расскажи, как ты думаешь справиться с работами. Сколько у тебя земли?
— Сорок гектаров. Все — пахота да луга.
— Тогда тебе нужно больше работников. Лошадей тоже маловато. Иначе новохозяевам ничем не поможешь.
— Да я ведь не знаю, могу ли сам нанимать людей, или нет, — сказал Ян. — Старый директор МТС говорил — если можешь сам найти хорошего человека, бери. А теперь новый по-другому — сам не нанимай, я тебе пришлю. А Эмма говорит — если понашлют нам всяких лентяев, толку не будет.
— Почему старого директора перевели на