Зеленый фронт (СИ) - Агишев Руслан

***

4 декабря 1941 г. г. Москва. Кремль.

Александр Николаевич Поскребышев поднял голову и бросил недовольный взгляд на ерзающего капитана — одного из примелькавшихся порученцев Берии Л.П., который опять порывался встать. В этот момент на этого самого худосочного капитана было страшно смотреть. Его вытянутое лицо выражало столь явное отчаяние, что Посеребышев встал и со вздохом подошел к двери кабинета.

— … Прошу вас, Борис Михайлович, — негромко прозвучал голос Сталина, сидевшего в полоборота к присутствующим с неизменной трубкой в руках.

Невысокий полноватый человек в строгом френче темно-зеленого цвета встал из-за стола и подошел к карте.

— Товарищ Сталин, члены Государственного комитета обороны, приглашенные, к настоящему моменту сформированные нами десять резервных армий заканчивают выдвижение на позиции, — деревянная указка острым кончиком уперлась в оконечность Москвы. — Две из них — 1-я ударная и 20-я к концу месяца были сосредоточены в районе Москвы — на правом крыле Западного фронта. Сюда перебрасывались также соединения 60, 24 и 26-й армий. Южнее Рязани сосредоточивалась 10-я армия, а в районе Ряжска и Раненбурга — 61-я.

Шапошников на несколько секунд остановился, переводя дух.

— К контрнаступлению будут привлечены войска Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов. Поддерживать наступающие войска на всем протяжении фронта будет авиация Московской зоны обороны, 6-й истребительный авиационный корпус ПВО, две резервные авиационные группы ВГК, а также дальнебомбардировочная авиация. Последнее позволит нам достичь превосходства в воздухе… Тактическая цель операции заключается в том, чтобы одновременными ударами армий Западного фронта во взаимодействии с левым крылом Калининского и правым крылом Юго-Западного фронтов разгромить ударные группировки противника, действовавшие севернее и южнее Москвы. Стратегическую цель генеральный штаб видит в том, чтобы нанести поражение всей группе армий «Центр»…

— Спасибо, Борис Михайлович, — Сталин был в хорошем расположении духа, - Вот видите товарищи, нам удалось сконцентрировать для контрудара значительные силы. — тут он с усмешкой бросил многозначительный взгляд на одного из сидевших за столом А некоторые, помниться, вот прямо в этом самом кабинете, утверждали, что резервные соединения нужно полностью использовать для пополнения обороняющихся армий. Такие стратеги могли…, - взятый тон, несмотря на все благодушие Сталина, был очень тревожным. — … Что, Александр Николаевич? — он заметил Поскребышева, высунувшегося из-за двери. — Так… Товарищ Берия, видимо, кто-то считает, что у вас могут быть какие-то более важные дела, чем участие в заседании Государственного комитета обороны… Выйдите и разберитесь!

Это был, конечно, не приговор, но определенно ярко выраженное недовольство, что сразу же поняли все присутствующие. На Берии скрестились взгляды — кто-то смотрел со злорадством, кто-то — с некоторой долей сочувствия. Лаврентий Павлович с непроницаемым лицом встал из-за стола и исчез за дверью.

— Что за …, - тяжелый слова, с начинкой из остро запеченной ненависти, практически сорвались с его губ, когда он закрыл за собой дверь кабинета.

Его порученец, попеременно, то бледнея, то краснея, шагнул ему навстречу.

— Товарищ народный комиссар…, - собрав волю в кулак начал он докладывать в приемной. — Самолет разбился. На борту находился Дед и оперативная группа. Часть документов удалось спасти…, - закончить фразу ему не удалось.

Время словно остановилось. Оно обратилось в какое-то желеобразное состояние, которое превратило людей в кукол. Неподвижные с восковой кожей и сжатыми губами, они были абсолютно безжизненными.

«… Он не долетел, — мысли стали тяжелыми и неповоротливыми, как мельничные жернова, с которые еще в детстве пытался играть юный Лавр. — Разбился… Это же полный крах всей операции! Без Деда он может не пойти с нами на контакт».

Бах! С громким хлопком время вновь вернулось в свои рамки и словно оттаявшие фигуры зашевелились. Порученец, шевеля бледными губами, еще продолжал отпускать руку от фуражки. Поскребышев в этот самый момент вновь начал перебирать ворох бумаг, лежавших перед ним на столе. Словно в унисон заскрипели стулья двоих — военного и гражданского, оказавшихся случайными свидетелями разговора.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что уже сделано для поиска? — сейчас в голове всесильного наркома билась только одна мысль — найдено ли тело Деда — одного из фигурантов операции «Второй фронт». — Самолет найден?

«А если у немцев? — словно кувалдой вдруг ударило его по голове. — Если он уже у них?».

— Где упал самолет? — Берия неуловимо покачнулся. — Где…?

— Самолет упал за линией фронта, на территории противника, — капитан начинал все больше напоминать живого мертвеца. — Были высланы две разведгруппы. Уже получен ответ: в полете самолет попал под зенитный огонь противника и был вынужден пойти на посадку. Во время посадки командир оперативной группы, следуя полученным инструкциям, ликвидировал все пассажиров, включая объект…

«Дед противнику не достался, — гибкая удавка, неумолимо давившая все это время его горло, на мгновение отступила. — Следы уничтожены… Документы доставлены в Москвы. Надо докладывать…».

— Жди здесь! — в уголках его губ застыли жесткие складки, а лоб прорезала еще одно морщина. — Могут вызвать…, - приоткрыв дверь, он вошел в кабинет.

Присутствующие вновь посмотрели на него. Теперь уже во взглядах многих царило любопытство, густо замешанное на недоумении.

— Вы разобрались, товарищ Берия? — недовольно спросил Сталин, пуская трубку на стол.

— Товарищ Сталин, — негромко кашлянул нарком, который не сел сразу же за стол, как думали многие. — Вот… получено буквально только что, — небольшой листок бумаги, на котором виднелись пара строк, лег на стол перед Сталиным.

В кабинете повисла жгучая тишина. Взгляды присутствующих приковал крошечный документ, в который с молчанием всматривался вождь. Сидевший на дальней оконечности стола, Ворошилов вопросительно посмотрел на Жукова, который недоуменно пожал плечами. Буквально пожирал глазами записку Маленков, давно подозревавший наркома в аппаратных играх против него. Пожалуй, только один Шапошников был совершенно невозмутим; все его мысли занимало готовящееся контрнаступление, одним из главных разработчиков которого был он сам.

— Есть мнение товарищи, сделать небольшой перерыв…, - предложил, как приказал, Сталин. — … и продолжить совещание после него, — сдвинутые стулья быстро остались без своих седоков. — Пока все свободны. Вас товарищ Берия, я попрошу остаться!

Едва дверь за последним из уходящих закрылась, как вождь встал с места и, тяжело ступая по паркету, начал приближаться к наркому. Медленно впечатывались в пол ярко начищенные сапоги, глухо стучала о руку курительная трубка…

— … Мы столкнулись с очень странным, даже не побоюсь этого слова, удивительным, явлением, — ярко проявившийся с первых же звуков грузинский акцент сообщил Берии о том, что вождь взбешен. — … которое открывало перед нашей наукой такие возможности, что …, - Лаврентий Павлович с ужасом осознал, что он почему-то не слышит окончания некоторых фраз — их словно кто-то проглатывал. — Мы договорились с этим, как это ни странно звучит, существом о сотрудничестве и взаимной помощи. А это новые лекарства…

Негромкий голос разносился по кабинету, набирая силу примерно в центре стола и медленно затухая где-то в углах помещения.

— Ты же помнишь, Лаврентий, Семя жизни? — Сталин впервые за то время, ка они остались наедине, взглянул ему в глаза. — Только одно это, подаренное нашим союзником, позволило взглянуть за такие горизонты, что никому и не снились. Полноценная жизнь на протяжение столетий, отсутствие болезней, страхов, физической немощи…, - скрип сапогов прекратился; он остановился за спиной наркома. — Вот, что мы получили, Лаврентий! Получили! И ПРОСРАЛИ!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Берия практически не дышал, отчетливо понимая, что в эти секунды его жизнь висит практически на волоске и от одного единственного, сказанного им слова, может зависеть все!