Все дороги этого мира - Ольга Табоякова

Вот еще одна картинка. Нигмару четырнадцать. Ему сказали, что он никому не нужен. Это девушка, которой он признался в любви, посмеялась над ним. Тоненькая, с длинными волосами Шанни смеялась над его неуклюжестью. Нигмар тогда был полноват, это потом уже детская пухлость ушла. Шанни отнюдь не льстило внимание всеобщего изгоя. Нигмар принял свое положение изгоя и стал им. Тогда у него не хватило сил, чтобы переступить через всеобщее мнение.

Вот другая картинка. В его жизни был еще один такой, как он. Вернее, это Нигмар думал, что тот парень такой же. Но нет, Юсай смог посмеяться над всеми. Он ходил свободный, хоть за спиной его и осуждали. Юсай не бросил учебу, он много чего сделал, и пусть остальные его так и осуждали, но Юсай вырос сильным. Лет через шесть Нигмар встретил Юсая, тот учился у маэстро Льямы и был, как говорят, любимым учеником. Постановки Юсая гремели на весь континент. Тогда Нигмар попробовал отираться с Юсаем, но тот отказал. И отказал странно. Он встретил Нигмара в темном переулке и сказал, что им не по пути. Одного себя он вытащит из болота, но Нигмар должен все делать сам. Слишком дорого Юсаю достаются усилия, чтобы не утонуть. Нигмар тогда не понял, лишь через полгода до него дошло, что имел в виду Юсай.

Фигуры переменились. Новая картинка. Нигмар выбирает, что будет делать в своей жизни. Люди стали ему неинтересны. Это он так думал, а сейчас понял, что это он так трансформировал свой страх. Нигмар желал рисовать, но там надо было сдать экзамен. Экзамен был весьма своеобразным. Надо было выставить свои работы и защитить их. Люди их ругали бы, а он Нигмар должен был их защитить, а потом написать еще одну картину. Художники смотрели, что выйдет из него. Нигмар даже не пытался выставить свои картины. Он сразу знал, что у него ничего не получится.

Потом пришли еще картинки его жизни. Нигмар так и плакал. Он понял, что в его жизни всегда не хватало поддержки. И сейчас ее не было, поэтому он наклонился вперед, и полетел вниз.

Охрана пыталась вмешаться в ход событий, но толком ничего не сделала. Люди не слушались, они потерялись сами у себя, собрать их вместе было невозможно. Лайм пытался остановить уходящего в подштанниках с закрытыми глазами Хэсса. На секунду Лайм потерял Хэсса из виду. Вот он рядом, раз и нет. Хэсс пропал. Лайм дернулся, в эту секунду он ослабил контроль над своей душой. Страх особенно больно ударил и тогда Лайм погиб при попытке побороть свой страх. Не выдержало его сердце, оно разорвалось.

Кхельт почувствовал, что его друга и любовника больше нет в живых. Острое чувство потери собственной души оторвало часть сознания Кхельта и сбило дыхание. Тогда ушел его страх. В горе не осталось места страху. Кхельт держал за руку Илисту. Она плакала и молилась, но сейчас он отпустил ее руку. Словно сомнамбула охранник повернулся и пошел в темную ночь. Шаг и вздох, шаг и выдох. По наитию Кхельт дошел до места, где лежал Лайм. Опустившись на колени, Кхельт потерял дыхание, и первая мысль пробилась сквозь сумрак горя. Ему пришло в голову, что он тоже сейчас умрет. Но тонкий браслет с глазом змеи засветил с руки мертвого Лайма. Кхельт смог, наконец, опять вдохнуть. Осторожно, почему-то опасаясь сделать больно другу, Кхельт снял с его руки браслет. Также медленно он одел его на свою руку. Сколько он так просидел рядом с мертвым, Кхельт не знал. Нашли его утром. Богарта увидела, как он сидит у тела Лайма и плачет. Кхельт был закрыт в круге из своих же собственных ножей.

- Видимо, это его укрыло, - высказал свое мнение Веснушка, Богарта была абсолютно с ним согласна.

Они осторожно подняли Кхельта, Веснушка собрал его ножи. Потом они отвели оцепеневшего охранника в повозку. Порывшись в запасах Хэсса, они смогли напоить Кхельта сонным отваром. Богарте и Веснушке еще много требовалось сделать, следить за Кхельтом не было возможности.

Илисте, когда Кхельт отпустил ее руку, стало еще хуже. Так он хоть как-то ограждал ее от тени безумия, устроившейся рядом с женщиной. Та самая тень имела вполне конкретные очертания. Эта самая тень твердила Илисте, что та стара, одинока и обречена. Илиста смотрела на свои руки и видела, что они стары, все в морщинах и высохли, отдав жизненные соки. Частью своего сознания Илиста понимала, что это морок, но зрение твердило об обратном. Безотчетно применив на практике, навыки актерской школы, Илиста глубоко задышала. С каждым вздохом дыхание успокаивалось, внутри скапливалась энергия, как и надо для выступления. Постепенно стали наливаться силой руки, ноги, ладони стали горячими. Потом получилось выкинуть страх из головы. Открыв глаза, Илиста еще раз посмотрела на свои руки. Они были нормальными, привычными, нестарыми. Зато за изгнанием страха стало хуже. Рядом с Илистой возникла ее бабка.

- Ты скоро станешь такой, - бабка была рядом на расстоянии вытянутой руки, но Илиста не стремилась ее обнять.

- Гыыы, - у Илисты пропал дар речи. Она попыталась что-то сказать, но горло перехватило.

- Хочешь быть всегда молодой? - бабка-искусительница прищурила глазки. Ни одного лишнего слова, никаких ненужных, отвлекающих пояснений.

Когда предлагаешь человеку согласиться получить все и одним махом, никогда не знаешь, что его соблазнит или остановит. Илисту остановило одно маленькое слово "всегда". "Всегда быть кем-то одним не возможно, как не возможно вечно остаться молодым", - была такая присказка у кого-то из знакомых актеров. Грудь у актрисы стала горячей, Илиста мельком подумала, что это сердце выскочило наружу.

- Неее, - Илиста истово замотала головой.

Бабка злобно хрюкнула и истаяла в воздухе.

- Жарко, - Илиста прохрипела и избыла накал эмоций.

Отцепиться от повозки, в которую оказывается Илиста впилась пальцами, было почти невозможно. Разогнув каждый палец осознанным усилием, Илиста свалилась на землю. Темнота стала рассеиваться вокруг нее, и она увидела, что рядом стоит повар Грим. Он также вцепился в повозку, словно за спасительную веревку на отвесном склоне. Илиста смогла разглядеть, что по его лицу струится пот, словно сейчас самый жаркий день лета. Сама он осознала, что чрезвычайно продрогла. Кое-как поднявшись, Илиста отметила, что юбка у нее порвана, а любимый нож засунут за пазуху. Именно он так согревал, пока Илиста общалась с призраком бабки.

Повар Грим тоже боролся с демонами. И если Илиста видела свою бабку, и боялась старости, то повару грезилась вечная дорога. Он и сам не понимал, что он устал от этого пути. Ему было ближе сидеть на месте. Повару иногда снилось, что они вечно ходят по этим дурным дорогам. Днем он не давал таким мыслям даже появляться в голове, а ночью они приходили и будоражили его. Вот и сейчас, повар Грим понял, что они так и будут вечно ходить по этим заколдованным дорогам. Волосы стали дыбом, ледяной ужас обреченности заполнил его тело.