«Моссад» и другие спецслужбы Израиля - Александр Север

Весной 1960 года израильская контрразведка зафиксировала его встречу с резидентом чехословацкой разведки в одном из пригородов Тель-Авива. Летом того же года был задержан. В ходе следствия выяснилось, что он заработал 5000 долларов США – стоимость просторной квартиры в Хайфе. Был приговорен к 4 годам тюремного заключения.

В апреле 1963 года был освобожден по амнистии и уехал в ФРГ. Умер в начале девяностых годов [486].

Когда в 1956 году на Западе был опубликован секретный доклад Никиты Хрущева «О разоблачении культа личности Сталина», то считалось, что его добыла американская разведка. Прошло несколько лет, и в СМИ сообщили, что на самом деле его добыли израильтяне, но, чтобы не ссориться с СССР, подарили его США. Позднее прозвучало и кодовое название этой операции – «Бальзам». На самом деле Тель-Авив подарил Вашингтону этот документ по другой причине – израильтянам он был не нужен, зато американцы готовы были за него заплатить миллион долларов. По тем временам колоссальная сумма. До сих пор неизвестно, получил ли Израиль обещанную награду, но политические дивиденды были огромными. Во-первых, Израиль доказал Вашингтону, что способен добывать сверхценную информацию. Во-вторых, слава спецслужб Израиля еще больше возросла.

В девяностые годы был назван человек, который в одиночку сумел добыть экземпляр секретного доклада и на несколько часов предоставил в распоряжение резидента израильской разведки в Польше. Его звали Виктор Абрамович Граевский.

Он родился в 1924 году в Кракове. В детстве и отрочестве носил вполне еврейскую фамилию Шпильман. Когда убежденный коммунист Виктор Шпильман в 1946 году вступал в ряды польской компартии, ему настоятельно посоветовали ее сменить, мол, «с такой фамилией вам карьера не светит». К тому же молодой журналист очень удачно устроился на работу в Польское агентство печати ПАП (аналог советского ТАСС), и вполне уместно было взять себе литературный псевдоним. Недолго думая, журналист объединил два слова – идишское «шпилен» и польское «грать», имеющие одинаковый перевод – «играть» [487].

Когда началась Вторая мировая война, ему было четырнадцать лет. Семья Шпильманов успела бежать на восток, в СССР. Сначала во Львов, а затем их, как спецпереселенцев, сослали в Марийскую республику. В Советском Союзе он окончил среднюю школу.

В 1946 году его родители и сестра эмигрировали в Палестину, а Виктор остался в Польше и за десять лет сделал великолепную карьеру – стал главным редактором отдела новостей из Советского Союза и соцстран Восточной Европы. Бесценную услугу израильской разведке он оказал совершенно случайно, даже не подозревая об этом.

В интервью журналисту Александру Ступникову он рассказал о том, как это произошло и какими мотивами руководствовался, когда совершил этот поступок:

«Мой отец тяжело заболел. Я (в 1955 году. – Прим. авт.) обратился с просьбой о разрешении поехать в Израиль, чтобы его навестить. Мне выдали паспорт, и так я снова увидел своих близких. Та поездка в Израиль перевернула всю мою жизнь. Я захотел уехать. Но середина пятидесятых годов прошлого века – это самый разгар «холодной войны» между СССР и Западом. Для журналиста солидного государственного агентства выезд был проблематичен, а бежать, то есть просто остаться, я не хотел. Мне Польша ничего плохого не сделала. Я вернулся и написал заявление в партию с просьбой разрешить мне выезд к родным и вступить в Коммунистическую партию Израиля. Никакого ответа не было, но и проблем тоже не возникло. Все шло по-прежнему. Я работал главным редактором отдела новостей из Советского Союза и «стран народной демократии». Так и жил: де-факто в Польше, а душой уже в Израиле.

Но у меня была подруга, Люция (Люция Барановская. – Прим. авт.), которая работала директором канцелярии первого секретаря ЦК польской объединенной рабочей партии Эдварда Охабы. Поскольку я был в разводе, свободный, то часто заскакивал к ней, в здание Центрального комитета, поболтать за чашечкой кофе.

И вот в один прекрасный день, в феврале 1956 года, я пришел к ней, как обычно, но она была очень занята и попросила посидеть немного, подождать – может, и получится отпроситься, чтобы спуститься в кафе. И убежала. От нечего делать я увидел у нее на столе какую-то брошюру в красной обложке с надписью «совершенно секретно» или «государственная тайна». Под грифом было написано, что это доклад Никиты Хрущева на 20-м съезде партии. На русском языке. Когда подружка вернулась, я спросил, могу ли взять его с собой, чтобы почитать, раз уж она занята. «Хорошо, – ответила Люция. – Но только на пару часов. Он должен храниться в сейфе…»

Я сунул брошюру в пиджак, принес домой, поскольку жил неподалеку, и начал читать. Через пятнадцать минут я понял, что у меня в руках «атомная бомба». О закрытом докладе Хрущева все слышали, но без подробностей, в целом, с осторожных слов немногих очевидцев. Все разведки мира пытались его добыть – и вдруг этот доклад у меня в руках. Это было очень опасно, и первой мыслью было отнести его обратно и сделать вид, что ничего не произошло. Почитал – и спасибо.

Но когда я вышел на улицу, то передумал и решил отнести доклад в посольство Израиля. Все-таки я туда хотел уехать. В посольстве, кстати небольшом, я знал только одного человека – который год назад давал мне визу на поездку к родным. Я и не подозревал, что дипломат был одновременно резидентом израильской разведки. Когда я показал этот доклад израильтянину (Барману. – Прим. авт.), то он попросил меня перевести, что там написано, а затем попросил взять брошюру на несколько минут. Вернулся он через полтора часа. А затем я отнес доклад обратно, и на этом все кончилось…

…израильтянин, сняв его на фотопленку, немедленно поехал в Вену, куда уже срочно прилетел глава израильской разведки (руководитель «Шабака» Амос Манор. – Прим. авт.). Он принес распечатку лично Бен-Гуриону, основателю и премьер-министру Израиля.

Бен-Гурион знал русский язык и сам прочитал документ. Затем отложил его и сказал: «Если все это правда, то через десять лет не будет Советского Союза». Он ошибся на двадцать лет. Возникла другая проблема. Израиль не хотел ссориться с СССР, чтобы не навредить советским евреям. И тогда Бен-Гурион решил отдать доклад американцам, но при условии, что они не раскроют, от кого получили документ. Пусть они теперь ломают голову. В Штатах сначала не поверили, что это подлинный доклад. В голове не умещалось, как Хрущев мог рассказать о преступлениях Сталина. Только после проверок документ попал на стол американского президента Эйзенхауэра, который и дал команду обнародовать доклад. Позже шеф ЦРУ Аллен Даллес назвал своевременное приобретение этого документа самым большим достижением в его многолетней работе…

Американцы обещали миллион долларов за приобретение этого доклада. Может быть, они дали миллион израильскому правительству – я не знаю.

Но вот что интересно: когда я репатриировался в Израиль и пошел изучать иврит, однажды ко мне пришел человек, который представился как сотрудник из «Шин Бет» – службы контрразведки. И он мне сказал тогда: «Господин Граевский, мы никогда не забудем то, что вы сделали для нас. Возьмите подарок – ручку с «вечным пером» и бутылочку с чернилами. Это все…» [488].

Журналист Йоси Мельман сообщил подробности «приключений» доклада Хрущева в Тель-Авиве, которые он узнал от возглавлявшего в то время «Шабак» Амоса Манора:

«В пятницу 13 апреля 1956 года в кабинет Амоса Манора в старом арабском доме в Яффо стремительно вошел Зив Карми (в прошлом Зелик Кац), начальник канцелярии и помощник руководителя Службы безопасности, и сообщил, что получил документы из Варшавы. Интересные, по его словам, поскольку речь идет о каком-то докладе Хрущева на партийном съезде. Через минуту 70 страниц с текстом на польском языке лежали на столе у босса. Тот изумленно спросил:

–  И ты молчал три дня, имея в руках такую информационную «бомбу»?

Карми, владеющий польским, начал по просьбе Манора переводить написанное. Прошло два часа… Манор успел предупредить жену, Ципору, уже, впрочем, привыкшую к ненормированному рабочему дню мужа, что ждать его к пятничному ужину не стоит, и в своем служебном автомобиле отправился на проспект Керен-Кайемет в Тель-Авиве, в дом главы правительства Давида Бен-Гуриона.

Старик – таково было прозвище премьер-министра – внимательно слушал рассказ Манора о том, каким образом доклад Хрущева оказался в Израиле:

–  Нашему человеку в Варшаве удалось получить документ с помощью женщины, работающей у Гомулки.

У Бен-Гуриона был только один вопрос:

–  Ты уверен, что это не дезинформация?

Манор предложил Старику внимательно прочитать доклад, оставил копию и уехал домой. В субботу утром в доме Манора раздался телефонный звонок.