Ратоборцы - Влада Воронова

— Высокочтимый Крафт, а может, его резиденция интересует? Ведь Лихтенштейн — бывшая Столичная область королевства Европии. А президентский дворец — бывший дворец Оуэна Беловолосого.

Феофания замедлила шаг, растопырила крылья. Риллавен глянул на неё вопросительно. Та пожала плечами и одними губами сказала «Не мешай».

— Я, герр Бродников, о том же подумал. Но по дворцу он не ходит, книжек об Озорном Кузнечике, планов, чертежей не берёт.

— Забавное название для дворца…

— Беловолосый придумал, — ответил Крафт. — Не знаю почему. А кузнечиков тут полно. И в настенной росписи, и барельефов, и скульптур. Вон один стоит. — Крафт показал на полутораметрового бронзового кузнечика-трубача.

— Оуэну нравились кузнечики, — пояснил Риллавен. Верхушки ушей поникли и отвернулись к затылку, но голос остался спокойным и ровным. — Это ещё с детства. В их краях были, а может, и сейчас есть много сказок про кузнечика Джонни, хитреца и проказника. «Как кузнечик Джонни посмеялся над спесивым лордом», «Жадный мельник и кузнечик Джонни»… До того, как он попал под власть «Солнечного Вихря», Оуэн и сам был похож на весёлого кузнечика.

Крафт виновато глянул на Риллавена. Напоминать приятелю о давней трагедии ему не хотелось.

— Высокочтимый Крафт, — сказал Бродников, — а чем занимаются эмиссар и свита?

— Да ничем. Целыми днями на компьютерах играют, а надоест — в карты. Даже к официанткам не пристают.

— А к официантам? — спросил Риллавен.

— Тоже. Я так и не могу понять, коллега, за каким чёртом их сюда принесло.

— Хм… Давайте подумаем, зачем бы вы и я могли послать эмиссара к правителю маленького, но очень богатого государства.

— За безвозмездной ссудой, — буркнул Крафт. — Но денег он не просит. Да и Соколы богаты, побираться им ни к чему.

— Магические разработки? — предположил хелефайя.

— Это я у них новинки клянчу. Нет, тут что-то другое…

— Высокочтимый Крафт, — попросил Бродников, — можно поговорить с вашей дочерью?

— Пожалуйста, но зачем?

— В четырнадцать лет девочка уже достаточно взрослая, чтобы серьёзно и достоверно оценивать людей. Но в тоже время ещё достаточно ребёнок, чтобы замечать мелочи, на которые взрослые внимания не обращают. В расследованиях я специалист невеликий, но знаю, что раскрывать секреты помогают именно мелочи. — Бродников остановился, посмотрел Крафту в лицо. — Диана уже не в том возрасте, когда боятся сердитого дядьку как такового. Тут есть причины посерьёзнее.

— Ох, герр Бродников… Это верно для обычной девочки. А Диана такая фантазёрка и наивна не по возрасту. К тому же заметить может только то, обо что споткнётся. И то не наверняка. Она очень стесняется чужих и предпочитает сидеть у себя в комнате, играть в изобретательницу. Мы с женой не возражаем, пусть конструирует свой прибор, всё лучше, чем шляться на дискотеки, где всякая шпана и наркотики. Но Диана — странный ребёнок.

— Уже не ребёнок, — ответил Бродников. — И «странная» не значит «глупая».

Бродников начинал Крафту нравиться. Прямой, решительный. Пожалуй, такому можно доверять.

— Думаю, мы с Дианой поймём друг друга, — заверил Бродников. — В четырнадцать лет я тоже был застенчивым книжным мальчиком. И страшно переживал из-за своей конопатой рожи, прятал руки, всё ждал, что будут смеяться над моими мослами.

Крафт ответил недоверчивым взглядом.

— Отрочество — тяжёлое время, — сказал Бродников. — Взрослая душа, полудетский разум и непослушное тело, которое меняется быстрее, чем вы успеваете осмыслить эти перемены. От непонятного себя хочется спрятаться в книгу или конструирование, но прячутся подростки именно от себя, но не от мира. Его они как раз-таки замечают гораздо лучше, чем это кажется взрослым.

К ним подошла Феофания, показала карманный блокнотик.

Здесь паутинообразная прослушка. Включилась, едва речь зашла о Беловолосом. И выключилась, как только заговорили о Диане. Эмиссара интересует именно Беловолосый, а не Вы, Крафт.

Лихтенштейн и Озорной Кузнечик ему тоже глубоко безразличны.

— Как зовут эмиссара? — спросила она, слегка покачивая полураскрытыми крыльями.

— Энрико Гомес, — сказал Крафт.

Вампирка скривилась.

— Вы его знаете? — спросил Крафт.

— Ещё бы. Что старый гроссмейстер, что нынешний, посылали его по самым сложным и ответственным поручениям. Отменная сволочь, ни намёка на мораль, но ордену предан безгранично. Сам выдумать ничего не может, в гроссмейстеры не годится, но когда задача поставлена, проявляет редкостные хитрость и изобретательность.

— Феони, — сказал Славян, — а с какой бы стати посылать спеца такого уровня в крохотную страну, пусть и богатую, но с нулевым политическим влиянием? Прошу прощения, высокочтимый Крафт, только это правда.

— А я что, спорю? В добавок здесь ещё и магоодинарица, то есть Лихтенштейн в орденских играх страна совершенно бесполезная. На Срединнице понятно, там недоступность для ходочан, ещё кое-какие особенности дают большие возможности. Так что, коллега Феофания, я тоже вас спрашиваю: какого хрена спецу такого уровня здесь надо?

— Не знаю. — Вампирка быстро писала в блокноте. — Лихтенштейн — известная туристическая страна, может, отдохнуть за счёт ордена захотел.

— Сидючи безвылазно в комнате? Без вина, девок и шатаний в горы? Да такой отдых и в верховной резиденции организовать несложно.

Феофания показала блокнот.

Когда мы говорили о Гомесе, прослушка не включилась. Ваша, Крафт, лояльность по отношению к ордену его тоже не интересует. Даже контакты с однозначно враждебными хелефайями и предателями-вампирами безразличны. Но при этом прослушка установлена с редкостной даже для Гомеса тщательностью. Что бы ни затевали Соколы, дело будет на редкость гнусное. И кровавое. Риллавен, подумай, что может связывать Беловолосого и Соколов?

Вампирка вырвала исписанные листочки и сожгла в белом пламени, которое даже пепла не оставляет.

Диана Крафт, высокая нескладная блондинка в мешковатых джинсах и свитере, не могла отвести от побратима хелефайского владыки восхищённых глаз, даже забыла о присутствии эмиссара. Гомес — смуглый черноволосый красавец с холодными, как полярная ночь, глазами и бездвижным, слово у покойника, лицом, одет в безупречно отутюженную орденскую форму — посматривал на неё с удивлением.

«Жаль, что Славян скоро уедет, — думала Диана. — В такого можно было бы влюбиться, а то всё одни козлы попадаются, все подружки уже влюбились, и только я — нет. Правда, он немного староват, аж двадцать три года, и серьёзный как папа, да и внешность очень даже так себе. Брат у него такой красивый, такой лапочка, конфетка. Но зато Славян юмор лучше понимает, и вообще мозгами не закостенел. Не говорил, что рэп — музыка для дебилов, сразу въехал, что „Крутой вираж“ — самая классная группа на Магичке. Скорей бы обед закончился».

Диана ёрзала, теребила салфетку — не терпелось рассказать Славяну о магопреобразователе. Едва он доел пирог, потащила к себе в комнату.

Комнату Славян рассматривал с интересом. Раскладной диван, письменный стол, книжные полки от пола до потолка — литература самая разнообразная, от простеньких любовных романов до серьёзной классики, много книг по магии и волшебству, от популярных изданий до фундаментальных научных трудов. Много разнообразных словарей и справочников. У другой стены — платяной шкаф, компьютер с принтером и сканером, а в углу — маленькая магоконструкторская лаборатория. На стене над компьютером приклеен плакат с «Крутым виражом», над лабораторным столом — портреты Гортензии Блеквуд и Вадима Березина, известнейших волшебников, конструкторов артефактов и магонакопителей. Комната в меру чистая, уютная.

«Совершенно нормальный подросток, что Крафту не нравится?» — удивился Славян.

— Вот посмотри, — показала Диана нечто, похожее на гибрид мясорубки с вентилятором. — Это магопреобразователь «Альфа». Если довести его до ума, то волшбу любой дурак сможет у себя дома делать, а не у Соколов покупать. Или у Ястребов, без разницы. И себестоимость у прибора низкая, Лихтенштейн мог бы их стотысячными партиями продавать, по цене телевизоров. Но он не работает, — вздохнула Диана.

— И как именно не работает?

— Продуктивность очень низкая, — ответила она.

— Тогда надо говорить «работает недостаточно эффективно». Ведь что-то он преобразует.

— Вот именно — что-то. По мелочи.

— Главное — преобразует, — сказал Славян. — Значит, общее направление исследований верное.

— Было верным. Но на каком-то этапе всё застопорилось. Понимаешь, когда что-нибудь конструируешь, там элемент присоединяется к элементу, и каждый предыдущий узел определяет облик и функцию последующего. Потому законченная конструкция всегда гармонична. А здесь я что-то упустила в середине, и поэтому заключительные элементы сделаны, по сути, от фонаря. Похожие, но не те.