Письма с Дальнего Востока и Соловков - Павел Флоренский

Дорогая Тика, всякий раз, как открываю ваши письма, попадаются мне либо бабочки, либо стрекозы, и всякий раз я ими любуюсь, такие они нарядные и такие непохожие на мою жизнь. И мне кажется, будто ты с Миком залетели ко мне. Только вспоминается при этом, как однажды я приехал из Москвы, вы вдвоем сидели, обнявшись, на тахте у печки и плакали и притихли, т. к. мамочка была больна. А мне больно вспоминать, т. к. я вижу вас в таком положении, как на картине, которая застыла перед глазами. 11.13. Вчера мне разсказывали о местечке (или городе) Бендер–Аббас, на берегу Персидского залива. Это — самое жаркое место по берегу Персидск. залива. Летом здесь растения пересыхают, все, кроме финиковых пальм. В конце апреля кончаются арбузы, дыни, помидоры, бадрадхалы и всякая зелень. Рыбу уже в апреле месяце продают только до 9 ч. утра. Кошки и собаки с апреля сбегают в горы, а если какие останутся на лето, то мрут от жары. Только люди выдерживают, но сидят целый день в кувшине с водою. Как‑то в Бендер–Аббас прибыл наш пароход, с товаром. Кочегаров вытаскивали из кочегарки и поливали из шлангов водою: было забавно смотреть, как черные негры покрывались белыми пятнами и постепенно белели. Пароход посетила жена какого‑то служащего. Хотела спуститься вниз и взялась за поручни (перила) голыми руками: ладони сразу покрылись волдырями. Полагается браться за перила, завернув руки в паклю. — В прилив собаки ложатся на песок и радуются, что их заливает водой; в отлив же они не имеют сил догонять воду, которая от них все время уходит, и потому страдают. Сообщи об этом своей Буське. Крепко целую свою дорогую Тику.

Дорогая Оля, недавно попалась мне книжонка Сергеева- Ценского «Невеста Пушкина»[2311]. Книжонка неряшливая, достаточно безграмотная и напоминает исторические романы—приложение к «Родине». He стал бы говорить о «Невесте Пушкина», если бы не одно замечание о Нат. Ив. Гончаровой, теще Пушкина, которая заострила во мне чувство наследственности. Я знал (слегка лично и по разсказам — подробно [)] Ек. Ник. (?) Гончарову[2312], не то внучку, не то правнучку Нат. Ивановны. Это — начальница т. н. Кротковского приюта в Загорске (где теперь фабрика игрушек). Ho представь, эта Ек. Ник. — точная копия Нат. Ив–ны, и внешностью, и характером и повадками. Когда я читал «Нев. Пушкина», то предо мною вставал образ Ек. Ник. То же самодурство, та же взбалмошность, то же отношение к деньгам, та же склонность быть предметом восхищения и те же следы былой красоты. Передача свойств на протяжении более, чем сотни лет! — Слышал я забавную историю из области строительства. В Варшаве, в довоенное время, один богатый и взбалмошный гражданин был не в ладах со своим подрядчиком. Последнему было поручено построить во дворе отдельную уборную, из іирпича. Ho на вопрос о высоте постройки хозяин не давал оіределенного ответа: «Начинай строить — класть стены, а когда будет довольно — я скажу». Постройка началась. Хозяин в это время закутил на длительный срок и о постройке забыд а подрядчик, опираясь на его формальное распоряжение, строил и строил. Когда наконец хозяин хватился, то были воз*едены трехэтажные стены, так что уборная высилась как башія и была предметом насмешек в городе. —Теперь о Шекспире. Нет ни одного поэта, который передал бы в такой полноте и с такою правдивостью весь диапазон человечности, — если разуметь под этим словом человеческие чувства и страсти. Самое низкое и самое высокое проявление человека охвачено е о поэзией. Ho здесь не найдешь светоносного. Такова природа історического эона (замкнутого историч. цикла), который начаіся с эпохи Возрождения и кончается на наших глазах, можно сказать по существу закончился с XIX веком. С этим связано и господство содержания над формою, стремление видеть в форме не образующее начало, а сумму, итог, равнодействующую содержания. Шекспировские вещи лишены самодовлеющей}юрмы, хотя их нельзя назвать безформенными: строение определяется взаимодействием отдельных частей, но не определяет их. Это нагромождение само собою складывающееся в нечто, подобное формам скал, обвалов, торосов — обладающих своеобразными и живописными формами, м. б. более живописными, чем получаются при искусственном оформлении, но не дающими впечатления деятельности творческого разума. Это относится и к содержанию. Произведения Шекспира пронизаны глубоким умом, но умом имманентным (внутренно присущим) образам и речам, так что ума писателя вне образов не видишь. Вообще, не видишь самого писателя—и в том загадка Шекспира. Крепко целую тебя, дорогая.

Москва

Ольге Павловне Флоренской

Угол Долгого переулка и Флоренский

Новоконюшенной улицы, Павел Александрович

д. 12, кв. 7 Cn. 2, Доп. 2

1936.II.21 Соловки. № 49. Дорогая мамочка, пишу тебе с нового места. Co вчерашняго * дня я переселился на завод. Во втором этаже его—лаборатории и комната, в которой живет нас пятеро. Co мною переселился и один из моих знакомых, с которым мы работали в Биосаде. Теперь я провожу большую часть времени в лаборатории, что конечно гораздо удобнее для работы. В лаборатории паровое отопление и потому очень тепло, чтобы не сказать—жарко. Лабораторные помещения занимают V4 большого здания, почти всю*. Лаборатория, в которой работаю я со своими помощниками представляет отгороженную досчатыми перегородками часть большого зала. За перегородкой находятся установки, в которых мы ведем технологические опыты в крупном масштабе. Помогают мне: один молодой химик удмурт (вотяк)[2313] один молодой преподаватель и трое рабочих, из которых один украинец, один русский и один коми (зырянин). Вообще же здесь есть всякие национальности и я иногда шутя высказываю сожаление, что нет чернокожих. Работаем вместе мирно и вместе волнуемся, когда кажется, что к сроку не успеем изготовить необходимое количество товарных образцов или получить данные для проектировки завода. Однако, в настоящих условиях работается далеко не так, как в Биосаде. Ведь заводская работа идет круглые сутки, и потому хождение не прекращается ни в выходные дни, ни ночами. Кроме того, завод находится «в центре», т. е. неподалеку от Кремля и это обстоятельство не дает тишины и уединения, бывших в Биосадской лаборатории, и отвлекает мысли и время. А между тем, мне все труднее выносить общество людей и все больше хочется оставаться одному, чтобы сосредоточиться. Жаловаться ни на кого не приходится: каждый более или менее хорош, по крайней мере не плох, а слабости и неровности—дело естественное. Ho тем не менее все вместе действуют угнетающе. Это‑как в толпе: никто порознь не мешает, а вместе—не дают двигаться и дышать. Так и в обществе получается психическая теснота и давка не от злонамеренности, а от количества. Впрочем, мои условия во много раз лучше, чем многих других, и следовательно нужно быть благодарным и довольным. Особенно—северными сияниями, которые последнее время, вероятно в связи с ясными днями и чистым небом, наблюдаются уже несколько раз и притом в хорошо выраженном проявлении. В юности моею мечтою было смотреть на северное сияние. Теперь эта мечта осуществилась, но как обычно бывает, с большим опозданием. И все таки эти таинственные свечения неба, разнообразные и почти не повторяющиеся формы сияний, их быстрые продвижения по небосводу радуют, но к сожалению не так, как обрадовали бы 40 лет назад. — Прохожу здесь курс географии. От разных людей, с которыми встречаюсь, слышу о природе и гл. обр. о нравах в различных странах, всех широт и всех долгот, кроме только Центральной Африки. Конечно, никаким чтением нельзя было бы добыть столько живых, конкретных подробностей по географии, сколько узнаешь или, точнее, можешь узнать здесь от людей, личнс живших в разных экзотических и неэкзотических странах. К сожалению, запомнить все эти разсказы и истории нет никаюй возможности, а просто слушать, только чтобы провести; ремя, нет ни времени, ни охоты. Куда какому‑нибудь «Вокруг Света» до той хрестоматии, которая могла бы быть написаіа здесь! Можно пожалеть, что я не романист и не собираюсь писать ни воспоминаний, ни романов. А то был бы такоі богатый материал, какого не найдешь ни при каких другие условиях. Какие человеческие документы, какие приключения, какое разнообразие лиц! Если бы мои возможности представились какому‑нибудь крупному писателю, он создал бы огромные полотна, в которых изобразил бы весь мир. Ho это — не мое дело, и я не пользуюсь возможностью даже выслушать интересные, но для меня без- полезные, разсказы, т. к. мьели мои направлены на жизнь природы и ее силы, а этого‑то тут не воспримешь. Как случайны собравшиеся здесь люди, так ке случайна и здешняя природа, с наносными горными породами, с флорой и фауной искусственно изменявшимися в течение столетий, с климатом противоречащим широте местности. Да и этой природы не видишь, т. к. приходится сидеть в четырех (или большем числе) стен и проходить участок с I км до Кремля, куда хожу завтракать и обедать, как ранее ходил из Кремля по той же дороге в лабораторию. Впрочем, вероятно мое внимание, направленное в другую сторону, обходит то. что было бы интересно в здешней природе, не хочет разсеиваться новыми темами, но вероятно и здесь, если быть свободным от уже имеющихся мыслей, можно было бы найти поучительные объекты для изучения. Привычка не просто разематривать природу, но и углубляться в суть и в прошлое явлений, делает ряд объектов чем‑то вроде мусора. Это—когда сознаешь их некоренной характер, про- изводность и случайность их формы. Так, вот, и Соловки воспринимаются как род геологического и исторического мусора. И думается, конечно и мусор м. б. сделан предметом изучения, но неужели в мире нет предметов более заслуживающих внимания. —Я здоров. В столовой иногда дают рыбу—навагу или треску, и тогда я бываю весьма доволен. Иногда же дают мясное, причем мяса не столько, чтобы желающие его испытали удовлетворение, но достаточно, чтобы мне доставить неприятность. Я выуживаю мясо, передаю кому‑нибудь из знакомых, а сам с отвращением съедаю остальное. Из овощей здесь дают картофель, не особенно много и часто, редко капусту. Больше же макароны и каша — гречневая. Как ни странно, но рыбы здесь очень мало, а в этом году улов был совсем плохой. Вероятно многосотлетнее вылавливание рыбы истощило рыбные запасы. Растет же рыба в холодных водах очень медленно, а в здешних безчисленых озерах—еле–еле, что объясняют составом воды и климатом. В общем же я вполне сыт и до сих пор еще у меня держатся запасы, присланные из дому, несмотря на их расходование не только на меня, но и на угощения. Привет Люсе, тете, Шуре. Крепко целую тебя, дорогая мамочка. Будь здорова и береги себя.