Дневник А.С. Суворина - Алексей Суворин

— «Обе уроды.»

— «Она — княжна, знатного рода».

— «С родословием не спят».

— «Это я живу в XX веке, а вы жили в XIX».

— «Ты женат и не имеешь права иметь любовницу».

— «Сперва женись, тогда можно и любовницу».

Роспуск гос. Думы прошел совершенно равнодушно. Само общество, к сожалению, сонно и недеятельно, а оппозиционный элемент многочислен и деятелен. Россия страшно задолжала. Если бы она обанкротилась, то и Франции досталось бы на орехи жестоко. А средств у России, как ни у одной державы.

5 июня.

Вчера какой-то офицер принес копию телеграммы государя Дубровину, председателю союза русского народа. Телеграмма была послана Булгаковым в типографию и поставлена в первую полосу. Миша об нем мне сказал:

— «Государь нашел себе партию и прислал удивительную телеграмму Дубровину».

Вот она:

«Высочайшая телеграмма. Председателю союза русского народа Дубровину. — Передайте всем председателям отделов и всем членам союза русского народа, приславшим мне изъявления одушевляющих их чувств, мою сердечную благодарность за их преданность и готовность служить престолу и благу дорогой родины. Уверен, что теперь все истинно верные и русские, беззаветно любящие свое отечество сыны сплотятся еще теснее и, постоянно умножая свои ряды, помогут мне достичь мирного обновления нашей святой и великой России и усовершенствования быта великого ее народа. Да будет же мне союз русского народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка. Николай».

Я не поверил в подлинность этой телеграммы до того, что велел ее выставить и написал обидные письма Булгакову и Мише за их неосмотрительность, полагая, что эта телеграмма — поддельная. Я отыскал заметки Прокофьева о событиях при дворе с разрешительными пометками министерства двора и нашел, что штемпель не таков: на заметках Прокофьева: — «За начальника канцелярии министерства императорског. двора» такой-то, а тут — «За заведывающего» и т. д. Вверху на заметках Прокофьева — «Со стороны м-ства императорского двора не встречается препятствий» и затем рукописью «напечатанию». На разрешительной заметке телеграммы последнее слово «напечатанию» сделано штемпелем.

Сегодня в «Русском Знамени» телеграмма напечатана полностью вместе с телеграммой государю Дубровина и со славословием последнего в самых выспренних выражениях.

Приехал Витте. Он уезжает за границу к своему доктору, потом в Пиринеи, потом к дочери в Брюссель. Приехал проститься. Я показал ему телеграмму царя к Дубровину. Большой разговор. «Царь самоуверен. Во время японской войны он после всякого несчастья думал, что вот теперь мы победим и все исправим. И теперь также. Распустив Думу, он думает, что настанет благословение божие и революции конец», тогда Витте начинал ему советовать, он говорил:

— «Сергей Юльевич, вы забываете, что мне 38 лет».

Но в его поступках что-то детское, хотя про него нельзя сказало, что он не образован.

Я напомнил ему. В первые дни царствования Николая II я спросил Витте — «Что же будет?»

— «А будет то, что дела понемногу пойдут, в лет 35–36 он будет хорошим правителем».

— «Я то же самое сказал П. Н. Дурново. Он мне сказал: «Вы жестоко ошибаетесь. Это будет слабосильный деспот».

Витте написал 90 стр. о причинах японской войны со всеми документами. Будет печататься, кажется, заграницей. Я не расслышал. Обещал дать мне.

— «Новый выборный закон, — это больной зуб. Его не вырвали, стали лечить разными каплями. Ничего не выйдет. Я советовал взять от губернских, уездных, земских собраний, городов и волостей, сколько приходится на губернию, и предложить этой Думе выработать выборный закон. Я говорил Столыпину, они только кое-что поправили. В совет министров были приглашены Горемыкин, Акимов, Ермолов и Булыгин. Вот почему Ермолов стал кричать «ура» и пить шампанское».

Он говорит, что революция все будет возрастать. Когда все свободы будут осуществлены, начнется революция. Он предлагал министерство: первый министр, министр внутренних дед — Дурново, просвещения — Пихно, землеустройства — Никольский. «Дурново ничего не отменит, но их почистит и вычистит».

«Надо было созвать новую Думу 1 сент. 1908 г. Малый срок — это гибель. Начнется то же самое».

6 июня.

Царю, разумеется, сказали, или он сам заметил, что «Новое Время» не перепечатало телеграмму Дубровину. Говорят: «Новое Вр.» демонстративно не перепечатало. Еще, когда я считал, что телеграмма подложна, так она бестактна. «Русское Знамя» пером Дубровина пишет статьи таким холопским слогом, что хочется плюнуть. Точно постоянно надо становиться на ходули и говорить языком, нигде не употребительным. Левые газеты подхватили телеграмму. Она им на руку.

Был Петр Ботнан, 1-й секретарь посольства в Англии. Его хотят назначить министром в Марокко. Он получает теперь 6500 р., а занимает квартиру в Лондоне в отеле Ritz в несколько комнат и платит за нее 5 фунт. в день, да 5 ф. в день стоит содержание. Он женился не американке, у которой свой дом в Париже. Говорил, что 55 членов Думы замешаны в заговоре на жизнь государя. У них захвачены заготовленные телеграммы к европейским правительствам от имени временного правительства с объявлением о перевороте и о дружбе России. Наши революционеры всему ведут протоколы, все записывают, все сохраняют в архивах. Очень заботятся об истории, как бы она их не пропустила. У них как у женщин, страсть хранить любовные письма.

Несколько лет тому назад сожительница В. Р. Зотова принесла мне корзину с документами и просила ее оставить у меня. Оказалось что эта корзина была наполнена фальшивыми печатями для паспортов, бланками для них, портретами революционеров, письмами их, счетными книжками и т. д. Я взял. Зотов был секретарем редакции «Голоса» и хранил у себя этот архив и был архивариусом. Его сожительница говорила, что она хотела бросить корзину в Фонтанку, но пожалела. Я взял и разобрал. Несколько писем, одно — Фигнер, было сложено в виде горошины очень искусно.

7 июня.

В «Руси» по поводу моего «Маленького Письма»:

«Знаете, кто был самый талантливый человек во 2-й Думе? В «Нов. Времени» читаем: «Самый талантливый и искренний человек в ней был грузин Церетели. Это — горькая правда, и ее нечего скрывать. Если бы у него было столько же ума, сколько таланта и чувства он не попал бы на скамью подсудимых».

«А стал бы сотрудником «Нов. Времени?» Но тогда, впрочем у него не было бы «чувства». Так оно все как-то и не выходит «Умный» человек либо сотрудник «Нов. Врем.», либо «такую рожу скрючит, что святых вон выноси», как говорит городничий»…