Ад ближе, чем думают - Александр Григорьевич Домовец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненависть душила меня, но это была холодная ненависть, не туманившая, а напротив, обострявшая ум. Я отчётливо понимал, что потом, совершив казнь, либо уйду в монастырь, либо сопьюсь, либо наложу на себя руки. Ведь вместе с Морганой фактически предстояло отправить в небытие десятки мужчин и женщин, включая Мортона. Как с этим жить?.. Но теперь выбора не было. В сложившейся ситуации узел «Наследия» распутать невозможно, остаётся рубить. А колдунью должна постигнуть давно заслуженная кара. И я готов.
Мерлин, взглянув на меня с уважением, молча кивнул. Не сговариваясь, мы с разных сторон сделали шаг к Моргане, занося каждый своё оружие – он меч, я кинжал.
– Баррет! – взвизгнула Айрин, кидаясь ко мне. – Не надо! Она больше не опасна, она…
Ходько твёрдой рукой остановил её и прижал к себе.
– Серёга, – сказал он.
Буранов молча кивнул, Энтони, отвернувшись, перекрестился, а сгорбившийся, тяжело дышащий Вильямс отступил. И лишь Телепин был недвижим и безмолвен, однако горящий взгляд сопровождал каждое моё движение.
Расширенные, угольно-чёрные глаза фаты прокляли Мерлина и меня.
– Вот как! Двое мужчин хотят убить одну женщину… – пробормотала она, выпрямляясь на стуле.
Прерывая последние слова Морганы, меч Мерлина опустился на длинную стройную шею, а мой кинжал ударил под левую грудь.
Владимир Ходько
Я многое мог бы сказать Айрин. Как снится по ночам страшно погибший побратим. Как ставил в храме свечи за упокой храброй и чистой души русского офицера Добромыслова. Как, узнав о его гибели, плакал без слёз, и поклялся, что любой ценой найду и покараю убийцу. Многое мог бы сказать, глядя в искажённое ужасом лицо женщины, которая ещё недавно делила постель с моим другом… Но сказал только одно слово:
– Серёга.
А больше ничего не сказал, но этого было достаточно. Обмякнув в моих руках, Айрин тихонько заплакала и уткнулась головой в плечо, чтобы не видеть сцену казни. Пусть… Я же наблюдал происходящее с отстранённым спокойствием, сознавая, что не расправа сейчас творится – возмездие. И, может быть, жалел, что не мне суждено пролить чёрную ведьмину кровь.
Вот Мерлин с Барретом приблизились к Моргане.
Вот одновременно блеснули клинки.
Вот под прицелом меча и кинжала оказалась белоснежная шея и грудь фаты.
И… ничего не произошло.
Оба клинка остановились в каком-нибудь миллиметре от цели.
– Дьявольщина! – сдавленно выкрикнул Баррет.
Он нанёс ещё один удар – с тем же успехом. Тело Морганы словно облекла невидимая и непроницаемая броня, отбивавшая любое покушение на колдунью.
Ещё ничего не понимая, я перевёл взгляд на Мерлина и ужаснулся. Его лицо было перекошено, рот открылся в беззвучном крике, меч задрожал в ослабевшей ладони. Чародей, в отличие от меня, что-то успел понять или почувствовать…
Мгновением позже Моргана неожиданно взмыла со стула. Повиснув в воздухе, она простёрла к нам неестественно удлинившиеся руки в обрамлении чёрных кружев. Уши заложило от громового злорадного хохота, в глаза ударила нестерпимо яркая вспышка света. Паря на высоте метров двух от пола, фата визгливо, скороговоркой, читала какое-то заклинание на неведомом языке, читала так быстро, что оно сливалось в одно невероятно длинное слово. И слово это было нашим приговором.
Храм наполнился клубами едкого тёмного дыма. Я вдохнул его и отключился, так ничего и не поняв. Успел только услышать звон, с которым упали на каменную плиту меч Мерлина и кинжал Баррета.
Михаил Буранов
Я же чувствовал, чувствовал что-то неладное!
Слишком независимо себя держала, слишком насмешливо разговаривала… А ведь лишившись магической силы, в сущности – всего, она должна была реагировать как-то иначе. Ну, пусть не молить о пощаде, но всё же… Я уже не говорю о моментальном крушении многовековых планов… Да будь ты хоть трижды ведьма, не можешь ты вести себя как ни в чём не бывало лицом к лицу со злейшим врагом, да ещё очутившись одной ногой в могиле! Мелькнула странная мысль, что у фаты в рукаве кроется некий козырь, и это не «Наследие». А разговоры-переговоры о судьбе замка и его обитателей – не более чем способ выгадать время. Для чего?..
Неожиданная и молниеносная контратака Морганы, заставшая нас, прежде всего Мерлина, врасплох, подтвердила мою догадку насчёт туза в рукаве. В другое время я порадовался бы собственной интуиции. Но теперь толку от неё не было никакого, потому что фата переиграла нас по всем статьям, и роли переменились. Но как она сумела вернуть силу?..
С этой мыслью-вопросом я и очнулся. От едкого дыма, которым пришлось надышаться перед потерей сознания, саднило горло и ломило в груди. Голова трещала, словно с сильнейшего перепоя, руки и ноги онемели.
– Удобно ли, господа? – раздался голос Морганы.
Она сидела в кресле, которое недавно занимал Мерлин. А вот мы… Сквозь туман в глазах я с ужасом обнаружил, что мои товарищи… Боже милостивый… распяты на деревянных крестах, невесть откуда взявшихся и стоявших полукругом. Распяты!..
Видеть Ходько, Айрин, Мерлина и других в позе Иисуса Христа было непередаваемо дико. Я и сам находился в точно таком же положении, хотя – вот странность – ничем к деревянным перекладинам прикреплён не был. Ни верёвкой, ни гвоздями… Крест просто притягивал меня, как магнит кусок железа. Это притяжение было абсолютным, непреодолимым. Ни я, ни другие и пальцем не могли пошевелить, двигалась только шея. Даже дышать трудно.
Гипсово-белое лицо Мерлина застыло трагической маской. Жили только глаза и, Бог мой, сколько в них было страдания… Оказавшись во власти смертельного врага, вряд ли он думал о неминуемом конце. Одна минута перечеркнула полторы тысячи лет святого подвижничества – вот что утопило душу Мерлина в безумном отчаянии. Он молчал, даже не спрашивая, каким образом фата сумела одолеть его, сильнейшего чародея. Это уже было неважно.
Между тем фата, поднявшись из кресла, подошла к неподвижно висящему на кресте Мерлину и долго, снизу вверх, смотрела на него. Я боялся представить, какая бешеная радость клокотала в ней.
