Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли - Стивен Кинг

Эдди поглядел на скорчившегося под одеялом Роланда, и на один жуткий миг ему показалось, что эта сука права. Но тут стрелок зашевелился, яростно застонал и приподнялся на локтях.

– Усраться можно! – Временами голос у Детты садился от непрестанного крика, и иной раз его было почти не слышно. Он превращался в какой-то жуткий шепоток, больше всего похожий на подвывание зимнего ветра под дверью. – А я-то думала, ты уже дуба дал, господин хороший.

Роланд стал медленно подниматься на ноги, и Эдди казалось, что он не просто встает, а карабкается по ступенькам какой-то невидимой лестницы. Внезапно его охватило одно непонятное чувство, в котором жалость мешалась с бешенством. Это было знакомое чувство, навевающее неуловимые ностальгические воспоминания. Но уже очень скоро Эдди понял, что это такое. Они с Генри часто смотрели борьбу по телику, и во всех передачах один боец колошматил другого, причем бил ужасно, не прекращая, а толпа на трибунах ревела, требуя крови, и Генри тоже ревел в предвкушении крови, а Эдди просто сидел, переполненный этим самым чувством – жалостью с бешенством пополам, каким-то немым отвращением, – и посылал судье в телевизоре мысленные сигналы: Останови это, парень! Ты что, слепой, мать твою? Он же там умирает! УМИРАЕТ! Останови этот гребаный бой!

Но нынешний бой невозможно было остановить.

Роланд взглянул на Детту измученными воспаленными глазами.

– Очень многие думали, что я помер, Детта. – Он поглядел на Эдди. – Ты готов?

– Да, наверное. А ты?

– Да.

– Выдержишь?

– Да.

И они пошли дальше.

А около десяти часов Детта Уокер принялась тереть виски.

– Остановитесь, – сказала она. – Меня мутит. Меня, кажется, сейчас вырвет.

– Может, не надо было вчера вечером так обжираться, – огрызнулся Эдди, продолжая катить коляску. – От сладкого стоило бы отказаться. Я же предупреждал, что шоколадный торт – уже лишнее будет.

– Меня сейчас вырвет! Я…

– Остановись, Эдди! – сказал стрелок.

Эдди остановился.

Женщину в коляске вдруг передернуло, как будто через ее тело прошел электрический разряд. Глаза ее широко распахнулись, уставившись в никуда.

– ЭТО Я РАЗБИЛА ТВОЕ БЛЮДЦЕ, ГАДКАЯ ТЫ СИНЯЯ ТЕТКА! – завопила она. – Я РАЗБИЛА ЕГО, И Я, МАТЬ ТВОЮ, ОЧЕНЬ РАДА…

Она резко подалась всем телом вперед. Если бы не веревки, она бы выпала из коляски.

Боже, она умерла. С ней случился удар, и она умерла, подумал Эдди, осторожно обходя коляску: он помнил, какая она хитрющая и какие она может выкидывать номера. Не сделав и двух шагов, он встал как вкопанный. Поглядел на Роланда. Роланд ответил ему ровным, спокойным взглядом, глаза его не выражали вообще ничего.

И тут она застонала. Открыла глаза.

Ее глаза.

Глаза Одетты.

– Боже, я что, снова упала в обморок? – спросила она. – Мне очень жаль, что я причинила вам столько хлопот. Вам пришлось даже меня привязать. Мои бедные ноги! Я, наверное, смогу сесть поглубже, если вы…

В этот самый момент ноги у Роланда подкосились, и он потерял сознание в каких-нибудь тридцати милях к югу от того места, где берег Западного моря сходил на нет.

Вторая перетасовка

1

Теперь Эдди Дину казалось, что они с Госпожой уже не плелись по берегу и даже не шли, преодолевая последние его мили. Они как будто летели.

Одетта Холмс по-прежнему не питала к Роланду добрых чувств и не доверяла ему, это было ясно как день. Но она понимала, в каком он находится отчаянном положении, и сочувствовала ему. Теперь Эдди казалось, что он толкает вперед не мертвую груду резины и стали, к которой по какому-то недоразумению привязали еще и пассажирку, а легкий планер.

Иди с ней сам. Раньше мне приходилось за ней приглядывать, и это было действительно важно. Но сейчас я только вас задержу.

Он почти сразу понял, насколько прав был стрелок. Эдди толкал коляску; Одетта ему помогала, качая рычаг.

Стрелок дал Эдди один револьвер, который он заткнул за пояс.

– Помнишь, как я велел тебе быть начеку, а ты меня не послушал?

– Да.

– Я еще раз тебе говорю: Будь начеку. Все время. Не расслабляясь ни на секунду. Если вернется та, другая, сразу бей ее по башке.

– А если я ее убью?

– Это будет конец. Но если она убьет тебя, это тоже – конец. А если она вернется, она попытается это сделать. Она попытается!

Эдди очень не хотелось его покидать. И не только из-за этих воплей какого-то неизвестного зверя, которые не давали ему заснуть прошлой ночью (хотя и об этом тоже он не забывал), а просто из-за того, что в этом мире Роланд остался его единственной зацепкой, единственным прочным звеном. Они с Одеттой сюда не вписывались.

И все-таки он понимал, что стрелок был прав.

– Не хотите ли отдохнуть? – спросил он у Одетты. – У нас осталось немного еды. Чуть-чуть.

– Пока еще нет, – решительно проговорила она, хотя голос ее звучал устало. – Попозже.

– Хорошо, но тогда прекратите качать. Поберегите силы. Вы же совсем ослабли. Ваш… ваш желудок… ну, вы сами знаете.

– Хорошо.

Она обернулась – на лице у нее поблескивали капельки пота – и улыбнулась ему. От этой улыбки у Эдди едва ноги не подкосились, и в то же время он воспрял духом. Он мог бы жизнь отдать за такую улыбку… и он был готов умереть за нее, если это потребуется.

Он очень надеялся, что Всевышний все-таки не допустит, чтобы подобное произошло, но, судя по всему, дело шло именно к этому: времена наступали критические.

Она сложила руки на коленях, и он продолжил толкать коляску. Следы от колес становились все незаметнее; грунт постепенно твердел, однако его усыпали каменные обломки, грозившие вызвать аварию. Впрочем, Эдди старался не набирать слишком большую скорость. При серьезной аварии Одетта могла получить травму, а коляска – сломаться, что не сулило им всем ничего хорошего, и в особенности стрелку, который один умер бы почти наверняка. А если Роланда не станет, они с Одеттой застрянут в этом мире уже навсегда.

Теперь, когда Роланд совсем разболелся и едва мог идти, Эдди вынужден был считаться с одним очень простым обстоятельством: из них троих двое были калеками.

Так есть ли надежда? Есть ли у них какой-нибудь шанс?

Коляска.

Коляска – одна надежда, единственная надежда и ничего кроме надежды.

Да поможет им Бог.

2

Роланд пришел в сознание вскоре после того, как Эдди волоком затащил его в тень от выступа скалы. Лицо его в тех местах, где оно не было мертвенно-бледным, полыхало горячечным румянцем. Грудь лихорадочно вздымалась и опадала. Вся правая рука покрылась паутиной изломанных красных полос.

– Покорми ее, – прохрипел он, обращаясь к Эдди.

– Ты…

– Обо мне не переживай. Все со мной будет в порядке. Накорми ее. Сейчас, мне кажется, она будет есть. А сила ее тебе еще пригодится.

– Роланд, а что, если она притворяется, что она…

Стрелок оборвал его нетерпеливым жестом.

– Ничего она не притворяется. Она одна в этом теле. Я это знаю, и ты это тоже знаешь. У нее на лице написано. Накорми ее, ради отца своего, и пока она будет есть, вернись ко мне. Сейчас у нас на счету каждая минута. Каждая секунда.

Эдди встал, но стрелок удержал его левой рукой. Болен он или нет, сила его оставалась при нем.

– И ничего ей не рассказывай о той, другой. Что бы она тебе ни говорила, как бы она ни старалась тебе объяснить, не возражай ей ни в чем.

– Почему?

– Не знаю. Просто мне кажется, что так будет лучше. А теперь делай то, о чем я тебя прошу, и не теряй больше времени!

Одетта сидела в своей коляске, глядя на море в каком-то тихом задумчивом изумлении. Когда Эдди предложил ей кусочки омара, оставшиеся со вчерашнего ужина, она с сожалением улыбнулась:

– Я бы поела, если б могла. Но вы же знаете, что получится.

Эдди, который понятия не имел, о чем она говорит, только пожал плечами:

– Мне кажется, если еще раз попробовать, то вреда не будет. Вам необходимо есть, Одетта. Нам нужно ехать быстрее, и нам пригодятся все наши силы.

Она тихонько рассмеялась и дотронулась до его руки. Ему вдруг показалось, что от нее к нему перешло нечто вроде электрического разряда. Да, это она – Одетта. Теперь он знал это, как знал Роланд.

– Я вас обожаю, Эдди. Вы так для меня стараетесь. Так со мной терпеливы. И он тоже… – Она кивнула туда, где лежал, прислонившись к скале, стрелок, наблюдая за ними. – Но таких, как он, трудно любить.

– Да уж. Мне ли не знать.

– Я попробую еще раз.

– Ради себя же.

Она улыбнулась, и он вдруг понял, что только ради нее существует мир, потому что она есть, и подумал еще: Господи Боже, у меня так мало всего было в жизни, пожалуйста, не забирай ее от меня опять. Пожалуйста.

Она взяла у него кусочки мяса, сморщила нос как-то полууныло и полукомично, потом снова взглянула на Эдди.