Карми - Инна Кублицкая

— Мне… трудно сказать, — проговорила она медленно. — Я вдруг посмотрела — а он лежит у меня в руках. Мне трудно сказать, — повторила она и вскинула пронзительно-синие глаза на Марутту.

Принцу стало не по себе.

— В Колахи не было миттаусцев, — добавила Карми.

«О святые небеса!» — До Ирау дошло наконец, что он на волосок от войны с Миттауром. Марутту, однако, пограничные конфликты волновали мало, Миттаур не был ему соседом.

Ссылка… Ссылка, не больше! Карми торжествовала победу. Однако же со знаком Оланти и местом в Высочайшем Союзе надлежало проститься.

— Будьте свидетелями, господа, — проговорила Карми. — Я уступаю свое место в Высочайшем Союзе и право на знак Оланти и клянусь святыми небесами в этом.

Марутту тронул руку Ирау, тот, опомнившись, осведомился:

— Кого же ты выбрала себе в преемники?

— Преемником своим назначаю Томаса Кенига, сына Эриха Кенига, называемого также Руттулом. Он самый близкий мой родич, — пояснила Карми.

Кэйве охнул, схватившись за сердце.

— Разве у Руттула есть сын? — спросил Марутту.

— Незадолго до того, как Руттул попал в Майяр, у него родился сын, — проинформировала Высочайший Союз Карми. — Когда он или его наследник, назначенный в соответствии с законом, приедет в Майяр, он получит мой Оланти.

— Это бесчестно! — взвился Кэйве. — Отдавать Оланти чужаку? Невозможно!

— Почему? — возразил, еле сдерживаясь, Марутту. — Все законно, тут не к чему придраться.

«Ну что ж, госпожа моя, сама напросилась», — думал Марутту. Он решил применить все свое влияние, чтобы ссылка проходила на как можно более унизительных условиях.

Сильно ограничить свободу Карми ему не удалось. Марутту, впрочем, сумел-таки определить местом пребывания Карми замок Ралло — как место, где ее жизнь будет подвергаться ежечасному контролю. Однако Байланто выговорила более сносные условия для опальной принцессы: госпоже Оль-Лааву позволялось покидать Ралло, но не более чем на две недели. Если бы не Кэйве, удалось бы выговорить и полный месяц, но тот, прикинув расстояния, встрепенулся и запротивился — уж очень ему не хотелось как-нибудь встретить Карми в Кэйвире. Относительно же посещения Карми восточных окраин своего княжества он возражать не стал: в этом пустынном краю, где практически не было дорог, Карми могла странствовать сколько ей заблагорассудится.

Карми, не говоря ни слова, поглядывала на высоких принцев. Знал бы Марутту, что она как никто другой довольна решением собрания Союза. Во-первых, она будет жить. Во-вторых, она будет жить в Ралло-Орвит, где можно научиться разным полезным наукам. В-третьих, она будет жить сравнительно рядом с тем тайником в Кэйве, где спрятала глайдер, а значит, те две недели, которыми собираются ограничить ее свободу, превращаются в ничто. Она не сумеет за две недели добраться до Кэйвира? Чепуха! За две недели она может не единожды побывать в каждом из княжеств Майяра. Вот если бы определили ей местом ссылки, например, Сургару, пришлось бы поломать голову, как перетянуть глайдер поближе к себе.

Волна радости захлестнула Карми. С пеленок въевшаяся в душу княжеская привычка сдерживать свои чувства спасала ее, заставляя сидеть с невозмутимой, заносчивой физиономией и деланно-равнодушно переносить взгляд с одного высочайшего принца на другого, но чувствовала Карми, что долго ей не продержаться.

На ее счастье, теперь, когда она отреклась от Оланти, ей не нужно было оставаться в зале после того, как утвердили приговор. Принцы остались решать другие дела, а Карми, торжествуя, покинула Зал Собраний вместе с Логри.

В приемной отдельной от всех прочих группой расположились хокарэмы. От них никто не требовал соблюдения приличий, и они валялись на мягком ковре или подпирали спиной стены, обтирая грубыми куртками нежные гобелены.

При виде своей госпожи Стенхе вскочил, но Карми подошла и вольно села на ковер.

— Теперь я не высокая госпожа, а просто высокорожденная, — сообщила она, смеясь.

— Примите мои соболезнования, — отозвался бойкий Тхаур, хокарэм молодого Горту.

— Лучше бы поздравил, — возразила Карми весело. — У меня ведь жизнь будет куда проще.

Смирол, не меняя легкомысленной улыбочки, тихо спросил Логри:

— Неужели все обошлось?

— Выкрутилась, — шепнул Логри. — Ей присудили ссылку.

— Ты не возражал?

— Нет, — отозвался Логри. — Почему я должен возражать?

— Ну держись теперь, замок Ралло, — усмехнулся Смирол.

— Что ты имеешь в виду? Смирол не ответил.

— Что ты имеешь в виду? — повторил Логри.

— Увидишь, — сказал Смирол. — Ты впускаешь лису в курятник.

Логри пока так не считал. Он видел там, в Зале Собраний, хрупкую девчонку, отчаянно боровшуюся за жизнь. Ее действия вызывали уважение, хотя и не были безупречными как по замыслам, так и по исполнению. Опасности от нее для замка Ралло Логри не предполагал. Что она может сделать против сплоченного клана хокарэмов?

И ее презрительный отзыв о хокарэмах, который прозвучал вечером в Пайер-Орвит, не насторожил его.

— Неужели ты полагаешь, — сказала она Логри в присутствии Стенхе и Мангурре, — что оттого, что вас называют «восьмым княжеством Майяра», вы перестаете быть рабами? Вы рабы больше, чем забитые бедняки, которых вы так презираете. Вас боятся все сословия, с вами считаются высокие принцы, но что стоят ваши знания и умения, если вы, по сути, не идете далее покорного служения майярским государям?

— Не говори глупости, — возразил Логри. — Чего ты от нас хочешь? Чтобы мы захватили власть в стране? Мы это смогли бы. Но зачем?

— Разве я говорю о захвате власти? — возразила Карми. — Я говорю о вашей рабской покорности.

— Она права, — послышался от дверей голос. Смирол без улыбки смотрел на Логри. — Хокарэмы достойны куда лучшей участи. Тратить свою жизнь на служение господину? Я не хочу.

— Смирол! — прикрикнул Стенхе. — Разве сегодня ночь Тэлани?

— Не надо, брат, — остановил его Логри. — Он хокарэм и имеет право говорить.

— Да, имею, — подтвердил Смирол. — А если б и не имел, все равно бы сказал. Почему обычай зажимает нам рот, пока мы мальчишки и не имеем службы? А когда наконец наступает ночь Тэлани, полученная свобода опьяняет нас, и мы размениваем ее на пустяки. Ты помнишь, Логри, каким ты был в отрочестве? Ты забыл, на какие темы гэнкары разговаривают, когда не слышит наставник? Почему им можно обсуждать все, кроме государственного устройства Майяра и причин сословных различий? Хокарэмам не следует об этом думать? Или в те времена, Логри, когда ты был мальчишкой, ты таких разговоров не слышал? Их тогда не велось? Или ты был тогда помощником наставника, таким, как сейчас у тебя Ролнек? При Ролнеке язык не поворачивается болтать на слишком вольные темы. Он хочет быть безупречней, чем ты, из кожи вон лезет…